Паучий престол I (СИ)

- Да пошел ты, гарадской, - проворчал Инудзука, дернул поводья, разворачиваясь, пришпорил коня и потрусил по проселочной дороге в только ему известном направлении.

- Бля, - протянул Саске, всматриваясь в спину прилично отдалившегося от них шатена, который, осадив лошадь до шага, мерно покачивался в седле, явно поджидая их. – Я не думал, что он так обидится, - вот то, о чем Учиха не уставал себе напоминать и все равно, поддавшись порыву, позабыл – реакция окружающих на твои поступки и их последствия. Он проигнорировал то, что многого не знал об этом наглом собачнике, и пусть Инудзука и сам не был эталоном нравственности и такта, но ему это было простительно, потому что это был Инудзука, и другого такого не было, а вот он, Учиха Саске, ни в коем случае не должен был забывать, кто он на самом деле. В первую очередь потому, что все это было временным и вынужденным. А ещё потому, что, оставив это мир позади, сделав его лишь частью воспоминаний, снова становиться наигранным подобием себя было бы слишком больно.

- Он и не обиделся, - Гаара поравнялся с ним, восседая на своем черном жеребце с достойной королей осанкой и величием. – Просто ты задел его за наболевшую струну, - только сейчас, когда Собаку оказался так близко, Саске заметил, насколько нереально он выглядит. Бледная кожа, подведенные изумрудные глаза, алые волосы, легкая черная рубашка до середины бедра с разрезами по бокам, застегнутая лишь на одну, центральную, пуговицу, черная футболка без рукавов, но под горло, узкие штаны и сапоги до колен на невысоком каблуке, - мистический образ и слишком реален, чтобы быть таковым.

- Только не говорите, что вы все ещё девственники, – Саске фыркнул. Это был даже не вопрос, а, скорее, сарказм, ведь он не слеп и не глуп. Он все видел и понимал. Эта троица была слишком завидной и популярной, чтобы придерживаться монашеских порядков и хранить свой венец целомудрия. Но Гаара нахмурился, точнее, его взгляд стал более глубоким и потемневшим, отдаленным, устремленным вперед, словно указывающим на поникшие плечи шатена. Наруто же совершенно не изменился на лице, точнее, если бы Саске знал его чуть лучше, он бы мог что-то прочесть в этой индиговой безмятежности, но, увы, сейчас он видел в них только неприкрытый ответ на свой вопрос.

- Мы – нет, - с расстановкой, но не грубо, за себя и Намикадзе, ответил Собаку, - и Кибу это задевает, - аловолосый слегка тронул лоснящиеся на солнце бока коня, и тот прибавил шагу, настигая лошадь Инудзуки. Они с Наруто остались вдвоем.

- Значит, седлал кобыл? – Саске кожей почувствовал, что Наруто смотрит на него, причем смотрит не укоризненно и даже не вопросительно, а просто равнодушно, задавая вопрос, в ответе на который он не нуждался, объяснения по поводу чего ему были совершенно не нужны, оправдания относительно которого были бессмысленны. Намикадзе лишь чуть сильнее натянул повод, и его, тоже гнедой, конь неспешно потрусил вперед, настигая двоих всадников, а Саске остался один, пусть от остальных его и отделяла всего лишь пара метров.

Он допустил ошибку – Учиха это понимал, но эта ошибка не была уж прям такой непоправимой или имеющей ужасающие последствия, просто он снова оценил ситуацию, исходя из собственного, как бы сказал Инудзука, гарадского опыта. Но в том ли была его вина? Учиха Саске вырос в ином мире, с другими законами и устоями, ввиду которых, касаемо именно этой, конкретной, ситуации, он рассудил вполне логично. Почти все его сверстники, тем более парни, уже не были девственниками, девушки же на эту тему не особо распространялись, но девушки лично Саске и не волновали. Это было привычно, для него. Это не было табу, в их компании. Это воспринималось, как вполне естественная часть жизни современной молодежи, в его мире. Да, не было причин упрекать себя в чем-то только потому, что здесь, в мире, к которому он не имеет никакого отношения, выделяясь на фоне остальных, как ядовитый сорняк в цветущей оранжерее, властвовали иные законы бытия и правила восприятия.

Все это было чушью. Мелочью. И уж точно не вязалось с тем, что только что произошло. Ему должно было быть все равно, но все равно не было. Почему-то вспомнилась староста их класса, Шион, и озорной, охотничий блеск в её глазах, когда она смотрела на Наруто. Но разве и это причина? Причина какой-то непонятной тоски, которая сжимала его сердце и заставляла отводить взгляд, чтобы не видеть спину отдаляющегося блондина. Разве это повод сожалеть о том, что он не может предложить Наруто что-то большее, кроме дружбы? Разве имеет он право на ревность, чувство, которой раньше было ему не ведомо? Разве сам Намикадзе имел право привязывать его к себе, а после, когда ему что-то не понравилось, отталкивать? Или, может, он опять что-то не так понял? Может, Наруто не бросил его, а сам сбежал, то ли стыдясь, то ли боясь, что он, Саске, узнал о нем что-то, что могло пошатнуть его доверие? Глупый Наруто. И он глупый. Оба они глупцы, которые пытаются удержать черту между ними, которая разрушилась ещё при первой встрече. И Саске тоже пришпорил лошадь, понимая, что иногда нужно не выжидать, что последуют за тобой, а самому последовать за кем-то, взяв на себе ответственность за сделанный шаг.

//-//

Даже верхом до озера пришлось ехать не меньше часа, и Саске, спешившись, не стал сдерживать вздох облегчения, притопывая, чтобы разогнать кровь. Все-таки, каковы бы ни были его навыки, но даже Учиха Саске не может быть безупречен во всем, а на лошадь он не садился уже больше года. Сама поездка прошла в какой-то неопределенной атмосфере: они говорили, что-то обсуждали, о чем-то спорили, над чем-то смеялись, но некая неуютность все равно чувствовалась. С чем это было связано, Саске так и не смог понять, потому что изначальный инцидент вроде как был исчерпан, Киба даже не стал принимать во внимание его скомканных попыток намекнуть, что он как бы сожалеет, бросив ничего незначащее “да все нормально”, но неприятной осадок все равно остался, по крайней мере, в его душе.

Подумаешь, поймал себя на ревности. Наверное, это нормально, ревновать, когда тот, кто тебе симпатичен, проявляет интерес к другому, хотя его собственная ситуация была далека от общепринятого шаблона понятий ревность и собственничество. Он ревновал к чему-то призрачному и неподтвержденному, к тому, что было всего лишь его догадкой и приобрело образ нахальной блондинки только потому, что он сам считал, что между Наруто и Шион что-то было или есть до сих пор. А ведь он элементарно мог ошибаться. Помимо Шион мог быть ещё кто-то, и не факт, что это вообще была одна девушка, это Саске знал по собственному опыту. Кстати, а могло ли то, что он так открыто заявил о собственной личной жизни, неприкрыто указав на её насыщенность, задеть Наруто? Трудно было сказать, но почему-то от этой мысли в груди разливалось странное, обволакивающее, приятное тепло, которое, впрочем, быстро сменялось опасливым холодом, когда подросток допускал мысль, что блондин мог не приревновать, а выказать свое пренебрежение, посчитав его ветреным и фривольным. Саске мотнул головой, заталкивая неуместные размышления поглубже: похоже, накручивать себя вошло у него в привычку, вредную, между прочим, недопустимую и зудящую, связанную именно с Наруто Намикадзе. Что ж, будет, что вспомнить, когда его жизнь вольется в привычную колею: Наруто – тот, из-за кого он впервые испытал ревность.

- Бля, какая-то мразь побывала здесь до нас! – возмутился Киба, пиная пустую банку из-под пива и, брезгливо морщась, осматривая тот беспорядок, который царил вокруг. – Я серьезно, Намикадзе, - повернувшись к блондину, Инудзука упер руки в бока и с нажимом продолжил, - как только начну зарабатывать, сразу же возьму это озеро в аренду и оставлю для охраны местности парочку своих боевых псов, чтоб всякого рода хуйло не разводило здесь срач.

- Не матерись, Собачник, язык отсохнет, - Гаара, соскочив с лошади, порылся в седельных сумках, а после, перебросив поводья Намикадзе, подошел к шатену и сунул ему в руки целлофановый пакет.