Паучий престол I (СИ)

- И как? – Учиха скептически посмотрел на уже тлеющий костер, прикидывая в уме, что жарить они его, шашлык этот, точно не будут, разе что… разве что в золу закапывать, что ли? – И как это готовится?

- На шампурах, - Гаара присел напротив, скрестив ноги по-турецки и положив на них длинные, тонкие, металлические шпажки, на которые, очевидно, и собирался нанизывать мясо. – И это важное дело, - аловолосый, запрокинув голову, с какими-то непривычными, теплыми, смешливыми искорками посмотрел на Инудзуку, - Собачникам доверять не стоит.

- Подумаешь, - фыркнул Киба, обиженно скрещивая руки на груди, - пару раз пальцы себе проткнул. Кто не совершает ошибок – тот на них не учится, - и снова эта странность в словах, которые напрочь диссонировали с образом хулигана, и, опять-таки, в глазах аловолосого скользнула предупреждающая тень, а Инудзука виновато взъерошил свои растрепанные волосы, будто ему и самому было неловко. И все это, эти несоответствующие фразы, которые спешно нивелировались каким-то отвлекающим жестом, эти выразительные взгляды, смысл которых, зачастую, понимался лишь поверхностно, эти ситуации, которых просто не должно было быть ввиду того, что обстановка не соответствовала, отношение к нему самому, словно он не часть, причем вынужденно приштопанная, а целостное звено этой компании, – вот все это и наталкивало Саске на мысль о фальшивости.

Не хотелось в это верить, тем более что не мог же отец зайти так далеко, что прямо создал для него все условия, те условия, которые должны были перевоспитать его, но чего только не бывает в жизни. Какаши был с ним то жесток, то снисходителен, то дразнил его, то подбадривал, то мешался в его жизнь, то молчаливо оставался в стороне, рождая в его душе смятения и мешая выработать правильную линию поведения, и при всем при этом Саске так и не смог понять, что служит связующей нитью между фермером-птицеводом и главой корпорации «Katon».

Инудзука – образец хамства и беспардонности, он постоянно его задевал, подтрунивал над ним, буквально тыкал его носом в то, что он – гарадской, и поэтому ни черта не смыслит в здешних устоях жизни, демонстрируя свое пренебрежение к его гарадским стереотипам. Киба словно топтался по его гордости и убеждениях, по его мировоззрению и по всей его личности, заставляя размышлять над правильностью собственного восприятия мира.

Рядом с Собаку он чувствовал себя до жути неуютно, пусть уже мало-мальски и привык к этому взгляду мясника, убийцы и маньяка, но это можно было принять, с этим можно было считаться, игнорировать, в конце-то концов, но было что-то такое в Гааре, чего не было у него самого, чем этот аловолосый, деревенщина, фермерский отпрыск, превосходил его, Учиху Саске. Эта некая тайна будоражила брюнета и подначивала его на открытое противостояние, чему он, естественно, не поддавался, но в некоторые моменты, когда, например, Гаара отвечал на вопрос учителя быстрее и исчерпывающе, чем он, чувствовал ситуацию острее него, действовал более сдержанно, четко и слаженно, одним лишь взглядом мог высказать то, на что ему самому потребовалось бы с десяток слов, Саске обуревала… зависть.

Да, рядом с Собаку но Гаарой, пусть и иногда, он чувствовал себя неполноценным, и это угнетало, словно снова повторялась та же ситуация, которая лет пять назад сложилась у них с братом. Итачи всегда ставили ему в пример, почти что приказывая равняться на старшего брата, которого называли гением и истинным Учихой, которого тоже не баловали и, порой, ставили ещё в более жесткие рамки, нежели его, но все равно только Итачи мог удостоиться редкой похвалы от родителей за свои труды, в то время как он, будучи лучшим в учебе, спорте, светской жизни, всего лишь оставался младшим, глупым братишкой Итачи, и, казалось, каждый его новый успех ещё больше отдалял его от желаемого результата. Да, может, и не так, но очень близко: кое в чем Гаара его превосходил, был на шаг впереди, и Саске понимал, что ширина этого шага – пропасть, которую он тщетно пытается перепрыгнуть.

А вот Наруто… Да, с Наруто было наибольше туманностей и странностей. Мало того, что Намикадзе оказался его личным идеалом мужчины, так этот блондин ещё и вел себя так, словно у него, Саске, были шансы на что-то… просто на что-то. Люди, конечно, бывают разными, и Учиха мог поверить в то, что этот парень остановился возле него просто так, что помог сориентироваться в школе в первый учебный день, как прилежный ученик, что по доброте душевной отгородил его от традиционного «боевого крещения новичка и проверки на вшивость», но поверить в то, что во всем этом не было двойного дна, все равно было сложно. Наруто сам, своим поведением, своим отношением, своей неестественной расположенностью к нему давал предостаточно поводов для того, чтобы не верить в его искренность, честность и бескорыстность.

Саске чувствовал себя долбаным героем «Шоу Трумена», словно весь этот мир создали именно для него, для того, чтобы проверить его стойкость и волю, чтобы воспитать и отточить в нем необходимые качества лидера, чтобы, скорее всего, с помощью предательства человека, которому он, увы, уже доверился, напрочь развеять иллюзии по поводу отношений с мужчиной. Мог ли так поступить Учиха Фугаку? Мог. А почему бы и нет с его-то деньгами, возможностями и связями, тем более что после отречения от Итачи младший сын остался единственным и слишком важным наследником огромной корпорации? Да, мог, но верить в это не хотелось. Как не хотелось и обжигаться. Хотя, возможно, в том, чтобы сгореть в пламени собственных ошибок и не было ничего плохого. Болезненного – да, но ведь, черт подери, лучший учитель – это, действительно, личный опыт, и чем он горше, тем быстрее и крепче закаляется характер. Не этого ли добивались его родители, ссылая своего сына в эту глушь? Не к этому ли стремился сам Саске, позволяя себе увязнуть, чтобы после, содрав кожу и мясо до костей, выбраться и больше никогда не попадаться в топи человеческих чувств?

- Эй, о чем задумался? – Саске вздрогнул: погрузившись в свои размышления, он потерял из вида Наруто, точнее, с того момента, как они приехали, блондин обходил его стороной, будто бы и не намеренно, но все равно оказываясь в противоположной стороне, и вот, сейчас, Намикадзе снова оказался непозволительно близко. Подросток повернул голову, окидывая парня пристальным прищуром с тенью недоверия – пожалуй, это впервые он именно так смотрел на Намикадзе, и этот взгляд не понравился Наруто, он слишком четко дал это понять.

- А теперь ещё и смотришь, как на заклятого врага… – задумчиво протянул Намикадзе, словно его уже и не волновал заданный ранее вопрос, более того, блондин, нарочно усевшись подле него, огладил подбородок, склонив голову, и посмотрел в ответ с таким азартом и предвкушением, что Саске задохнулся от возмущения.

- Какие же пазлы сложились в твоей голове, Саске? – Наруто словно издевался над ним, будто прочел его мысли, будто пробрался в его сердце, обвив его путами порочности своей улыбки, будто распахнул его душу этим пробирающим взглядом, будто всем своим видом говорил, да, Саске, ты близок, но не прав, ты видишь, но не зришь, ты понимаешь, но цепляешь лишь поверхность, ты в шаге от победы, но финишная лента уже давно крепко зажата в моем кулаке, и это окончательно выбило Учиху из колеи.

- Каким же образом и почему из принца я превратился в чудовище? – вот как? Как Наруто удавалось читать его, словно открытую книгу? Неужели так было всегда, и он лишь мнил, что может скрывать все свои эмоции в то время, когда их буря плескалась в глубине его глаз? Неужто этот блондин, и правда, был лжепринцем, подобранным специально для него, чтобы в один миг действительно стать чудовищем, выпустив когти и вонзив их ему в сердце? Саске не понимал Наруто. Саске не понимал сам себя. Казалось, это абсурд, ведь даже Учиха Фугаку не воспользуется столь низменными и отвратными методами, чтобы достичь своей цели, но, с другой стороны, именно Учиха Фугаку был тем человеком, который способен абсолютно на все, даже по отношению к собственным детям.