Золото в волосах (СИ)

— Я темно-русый…

— Неважно.

— А дальше? — он спрашивал, словно был слепцом, и Росио все чаще убеждался, что это действительно так. Вернее, Ричард видел все совсем иначе, нежели он. Наверное, потому и шарахался от всех.

— Замок стоит на скале, далеко выдающейся в море; если спуститься, то можно выйти в нашу бухту, на песчаный пляж; если пройти в Рассветные ворота, то попадем в город. Алвасете прекрасен: белоснежные дома, радушные люди, знойные дориты, гранатовые деревья в цвету…

— Красиво… я никогда не видел, как цветут гранаты.

— Как по-вашему, где мы? — спрашивал Росио, отведя Ричарда на виноградники.

— В тоннеле, — отвечал тот. — Одно из ответвлений Лабиринта. Серый камень стен то сужается, то расширяется. В монолите встречаются аметистовые жилы, скоро начнется зал со сталактитами и сталагмитами, сросшимися в виде колонн…

— Красиво.

— Нет. Страшно.

Росио пожимал плечами, улыбался, брал его за плечи, всматривался в лицо, и из серых глаз уходила муть.

— Мы посреди виноградника…

Поначалу казалось — пленник врет, но сочинять с таким постоянством и выдумывать столько разнообразных деталей мог бы не каждый. Росио решил, будто Ричард безумен, но все чаще начинал подозревать, что, возможно, сам повредился рассудком.

Хуан оставался услужлив. Он приносил в кабинет «Черную кровь», старался не замечать Ричарда, смотрел на Росио с почтением и печалью, и все чаще в его взгляде проскальзывали лиловые отблески.

— Мы на скале. Возле самой пропасти стоит сухое дерево, ветви которого увешаны бусами из жемчуга. Небо сегодня хмурое, свинцовые тучи затмили небо, оно сравнялось цветом с вашими глазами, но дождь не прольется. Вы видите?..

— Да, красиво.

— А вот и астэра. Она смеется, слышите?

— Да, колокольчики…

— У нее крылья за спиной, она смотрит на вас, меняет облик… — Росио на мгновение замолкает, ругает самого себя и быстро спрашивает: — Кого вы видите перед собой?

— Ты сейчас же потребуешь сатисфакции, но… я вижу тебя.

У Ричарда сухие губы, жаркие, запекшиеся, словно у него лихорадка. Странно: Росио видит и чувствует их совсем по-разному. Впервые он задумывается о том, что, возможно, из них двоих безумен вовсе не Ричард. Но как же не хочется отказываться от своей жизни — спокойной и радостной. Росио не знает другой, он не помнит ни имен, ни событий, о которых иногда проговаривается Ричард, но они все равно задевают.

Однажды он проснулся, увидел вместо синего полога балдахина зеркальный коридор, на поверку оказавшийся сделанным из слюдяных пластин, и услышал журчание подземной реки. В дверь постучали, раздался голос Хуана, и видение развеялось, но целый день Росио ходил словно сам не свой. Могло ли быть так, что его окружали лишь иллюзии?

— Здесь слишком красиво, а мое время истекает, — сказал Ричард одним вечером. — Ты не уйдешь со мной, а Кэртиана не может существовать без сердца.

Росио понятия не имел о той Кэртиане, он только сжал горячее плечо и спросил, ужаснувшись:

— Вы больны?!

Ричард покачал головой и вздохнул.

— Как это случилось?! — требовал Росио ответа несколько дней спустя. Он всего на четыре часа отлучился из замка. Выезжать следовало рано утром, а Ричард так хорошо спал, его не хотелось будить, вот и уехал.

Теперь он ругал себя последними словами и смотрел на верного Хуана едва ли не с ненавистью.

— Он упал на лестнице. Не увидел ступеней, — почтительно отвечал тот, а в глазах разгорались лиловые огоньки, и губы растягивала кровожадная улыбка.

Росио никогда не давал воли рукам в общении со слугами, но тогда он ударил. И ворвался в покои Ричарда, выгнал лекаря, потому что взгляд у того тоже отчетливо светился лиловым, склонился над бесчувственным телом и звал, умолял впервые в жизни или жизнях, сколько бы тех ни было.

Ричард не отвечал, он лежал спокойно, и могло показаться, будто просто спал, но рука, которую Росио сжимал, была очень горячей, а жилка на запястье билась часто и сильно.

— Я уйду с вами, только позовите…

Ричард открыл глаза. Во взгляде не было мути, и Росио искренне радовался этому, пока не охнул от резкой, жгучей боли. Ричард вогнал невесть откуда взявшийся кинжал под левую ключицу и с облегчением улыбнулся.

— Как были предателем и убийцей, юноша, так и остались, — успел проговорить Рокэ, отзеркалив эту улыбку, и мир рухнул в темноту.

========== Часть 4 ==========

— И что дальше? — Рокэ рассматривал двух рыцарей: черного и серого. Больше всего на свете хотелось их проклясть, потому что именно они связали нити судеб всех своих потомков, принадлежащих Домам Скал и Ветра, да еще так переплели и запутали их, как ни одной кошке Леворукого не под силу. И разорвать нити не выйдет, вот ведь беда, если только разрубить, но Рокэ уже пытался, и привело это к гадким последствиям, даже в посмертии не нашел он покоя. Впрочем, ему вполне хватало и собственного проклятия (которое, учитывая, как с ним обошелся Ричард, и после смерти никуда не делось), сотрясать воздух не имело смысла.

— Вы вернетесь, Кэртиана оживет.

Рокэ поморщился. Алан Окделл не нравился ему еще сильнее, чем Эгмонт и его отпрыск. Хотя бы тем, что пафосно говорил о вещах непонятных и именно Рокэ ненужных.

— Она вышла из осени, а ты — вошел. Не уверен, но попытаться придется, — собственный предок изрекал не менее запутанно, и только Ричард, сидевший у дальней стены пещеры, не участвовал в мистерии.

— Миру нужно сердце — вы, как это ни прискорбно, — продолжал Алан.

Рокэ (пусть он давно и вышел из детского возраста) очень захотел ответить неприличным жестом.

— И почему у меня возникает чувство, — начал он, — будто вы, господа, пытаетесь загрести жар чужими руками?

Означенные «господа» воззрились на него: Окделл — с недоумением святого, который наверняка был уверен, что Рокэ почтет за честь вернуться к жизни и спасти мир; Рамиро — с ехидным фырканьем.

— Поймите меня правильно, — продолжил Рокэ, — я был бы не против и не сказал бы вам ни слова, если бы не одно обстоятельство: руки эти принадлежат никому иному, как мне.

Кажется, Окделл вообще не понял данную фразу. Зато Рамиро расхохотался весело и зло, что в принципе не сулило ничего хорошего. С одной стороны, Рокэ действительно мог наплевать на желания предка, с другой — плохо представлял себе последствия этого шага. А еще он смотрел на безучастно сидевшего Ричарда и ждал хоть какой-то реакции. Прежний глупый оруженосец наверняка накинулся бы на него с обвинениями. Первым пунктом фигурировало бы нежелание плясать под дудку покойников, вторым — неготовность совершить подвиг во имя Кэртианы или все равно кого и чего. Однако Ричард даже не повернул головы — это злило.

— Так вот, господа, хватит. Я достаточно сделал для Талига, чтобы не участвовать в мистериях во благо него и после смерти, — сказал Рокэ. — И меня вполне устраивала моя Кэналлоа.

— Населенная изначальными тварями.

Рокэ пожал плечами.

— Изначальные твари приятнее ызаргов.

— Как думаете, сколько это продолжалось бы? — спросил Алан. — Вы кинулись в Лабиринт сами, полным сил и жизни, и оказались слишком горячим для его обитателей. Мистерию вам устроили отнюдь не мы. Мы, а вернее Ричард, вырвали вас из нее, потому что иначе огонь вашей души все равно померк бы и вас пожрала бы первая тварь, оказавшаяся поблизости.

Рокэ повел плечом.

— Думаете, я проникнусь к вам благодарностью после этих слов? Не рассчитывайте.

Рамиро развел руками. Ткань натянулась, из так и не закрывшейся раны на груди потекла кровь. Рокэ неосознанно коснулся места на себе, куда пришелся удар Ричарда, но там не осталось даже царапины.

— Тверд и незыблем, — усмехнулся Рамиро.

— Это мой девиз, — заметил Алан.

— Вам, друг мой, подходит иное изречение, но я, пожалуй, не стану его озвучивать.

— Опасаетесь поединка?

— Ну разумеется.

Следя за перепалкой двух мертвецов, обреченных на вечность в компании друг друга, Рокэ окончательно утерял нить здравого смысла. Он считал, что Рамиро должен ненавидеть своего убийцу, однако тот даже не язвил. Алан хоть и строил из себя рыцаря печального образа, но был совсем не против его общества. Впрочем, будь у самого Рокэ вечность с Ричардом на двоих…