Камни на дороге (ЛП)

Плакать было плохой идеей, но я ничего не мог поделать. От этого у меня болело лицо. Резкие, колющие боли наполнили затылок. Никто не был в этом виноват, кроме меня самого, потому что я настоял на том, чтобы приехать посмотреть на мамин дом.

— Полегче, — сказал Джексон. — Дыши через рот.

Я открыл рот и захватил воздуха, пытаясь сдержаться. Это помогло отчасти облегчить боль, но, чёрт возьми.

Не знаю, чего я ожидал, но точно не этого. Сам дом не был так уж плох. Фасад обвалился, и большую часть крыши оторвало и разбросало. Скорее всего, её должно было сорвать. Двор был забросан досками, обломками, кусочками распушенных проводов и большинством содержимого маминого чердака: старой одеждой, бумагами, книгами, картинами и фотоальбомами, тарелками, рождественскими украшениями, ужасным пасхальным кроликом в натуральную величину, которого мама ставила во дворе во время Пасхи.

Всё это разнесло и разбросало по двору. Большой дуб слева от дома был вырван с корнем и теперь стоял покосившись. Большая часть травы и все мамины цветы и кустарники пропали, придавая земле выжженный вид. И стояла странная тишина, как если бы вдруг исчез весь животный мир на расстоянии двух километров вокруг. Никаких жуков. Никаких клещей, комаров, бабочек. Никаких птиц, кроликов, белок. Мамин золотистый ретривер, Бамблби, исчез — никто не знал, что с ней стало, или где она могла приземлиться после того, как её забрал торнадо.

Всё ухудшалось из-за чистого утреннего воздуха и потрясающего голубого неба над головой. Будто небо не было наполнено смертоносным напряжением не так уж давно.

Но не это вызывало у меня слёзы, а скорее вид того, как много людей на мамином переднем дворе помогали убираться. Друзья, соседи, знакомые, рабочая бригада округа и, казалось, каждая без исключения душа из церкви Святого Франциска, как и большая часть прихожан церкви Первого Баптиста, куда ходили Билл и Шелли.

— Мой бедный дом, — с грустью произнесла мама. — Не знаю, что я буду делать.

— Всё будет хорошо, миссис Кантрелл, — сказал Джексон.

— Не похоже, что всё хорошо, — жаловалась она. — Иисус, Мария и все святые! Я не должна жаловаться. Дом Худов полностью разрушен. Слава Богу, их не было дома. Дженис сказала, они были на барбекю в церкви. А эти бедные Мендоза…

Она пошла в сторону дома, а я прислонился к «Джипу», чувствуя слабость.

Заметив меня, ровный поток людей — большинство из которых не потрудились бы поссать на меня, если бы я горел — направился в мою сторону, выражая соболезнования, спрашивая, как я, как Ной, как держится мама, комментируя мои фингалы, швы на лбу, сломанную руку и рёбра, спрашивая о переломе лица и как это лечится, говоря, как они восхищались и любили деда, и каким он был хорошим человеком, и каким забавным, и каким патриотичным, и каким южным, и каким чудаковатым, и как это печально, и как он, должно быть, любил меня, раз сделал то, что сделал…

Я понял не все, но подлетела кузина Тина, одетая во что-то жёлтое, с обручами и браслетами на запястьях и лодыжках, её волосы на бризе были дикими и неконтролируемыми.

— Возвращение героя! — воскликнула она, с опаской глядя на моё лицо.

— Героя? — спросил я, приподнимая брови.

— Все знают, что ты сделал, — ответила она, будто это всё объясняло.

— Кроме того, что чуть не умер, что это было?

— Ты попытался спасти своего деда, — сказала она, одарив меня смеющимся взглядом.

— Ты имеешь в виду, попытался и облажался.

— Ты можешь быть ещё негативнее, Вилли Кантрелл? Иисусе! В любом случае, думаю, твой уровень популярности значительно возрос. Может быть, в конце концов, ты не такой уж злой паршивец. Может быть, мне придётся попробовать спасти какого-нибудь взбалмошного старого ублюдка во время следующего торнадо, чтобы и я им начала нравиться. Помнишь своего Коржика*?

*Коржик — персонаж сериала “Улица Сезам”.

— Коржика-Моржика? — переспросил я.

— Угадай, что мы нашли? — поддразнила она.

Она повела нас к той стороне маминого дома, где были собраны и рассортированы кучи вещей. Коржик-Моржик сидел на куче игрушек, его пластмассовые глаза, казалось, смотрели на меня, пока я осторожно поднимал его и стряхивал грязь с меха.

Кто это, папочка? — спросил Ной.

Это К—о—р—ж—и—к—М—о—р—ж—и—к, — ответил я, держа Коржика локтем, чтобы можно было жестикулировать. Пытаться жестикулировать с гипсом на одной руке было затруднительно. Раньше я постоянно с ним играл. Даже брал его в школу. Дети смеялись надо мной, но мне было плевать.

Он выглядит грустным, — сказал Ной. — Можно мне его взять? Он может испугаться, сидя здесь один.

Конечно.

Я протянул Коржика Ною, который прижал его к своей груди, будто чтобы успокоить.

Это зрелище снова вызвало у меня слёзы.

— Всё хорошо, — ободряюще сказал Джексон.

— Я не могу перестать плакать, — признался я. Меня провоцировала каждая мелочь.

— Небольшой посттравматический стресс, — сказал он. — Это пройдёт.

— Джон-Джон сказал, что считает, что твой дед мог спасти тебе жизнь, — сказала Тина. — Ты пытался спасти его. Он пытался спасти тебя.

“Джон-Джон” был Джоном МакНаттом, начальником пожарной бригады округа и другом детства, чья команда первой прибыла на место. В школе мы всегда называли его Джон-Джон Натт Батт, что теперь казалось очень недобрым, когда я стоял и смотрел на обломки маминого дома.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Он сказал, что, похоже, будто дед навалился на тебя сверху.

— Я нёс его, — отметил я. — Я пытался добраться до убежища, но что-то ударило меня в гостиной, это всё, что я помню.

— Именно, — сказала Тина.

— Что именно?

— Они не нашли тебя в гостиной. Тебя нашли в боковом дверном проёме.

— Но это невозможно.

— Ну, тебя нашли там, и твой дед лежал на тебе сверху, будто пытался защитить ото всех летающих вокруг обломков.

Я посмотрел на боковой вход в мамин дом. Дверь была скручена с петель и оставалась открытой, окружённая досками и изоляцией и другими вещами, которые свалились с крыши на крыльцо. До этой двери из центра маминой гостиной было добрых девять метров. Я не помнил, чтобы лежал там, среди этих досок.

— Я должен был вынести деда из его комнаты, — отметил я.

— Должно быть, он дотащил тебя до двери, — сказал Джексон. — Нам пришлось расчистить кучу досок, чтобы добраться до тебя, и я сразу увидел, что у твоего деда были множественные травмы головы.

— Но это невозможно!

— Люди делают много удивительных вещей в экстренных ситуациях, — мягко произнёс Джексон.

Присесть было негде, так что я опустился на землю, внезапно почувствовав, что не могу стоять, что ноги меня не держат.

— Ты в порядке? — спросила Тина.

Я провёл по лицу здоровой рукой.

Ной присел на корточки, напряжённо глядя на меня.

— Твой дед любил тебя, — сказала Тина. — Он был сумасшедшим стариком, но он очень-очень любил тебя. Вас с Билли обоих. Вы были для него всем миром.

— Я знаю, — несчастно произнёс я.

Я снова взглянул на дверь. Казалось невероятным, что всего несколько дней назад мы сидели за обедом в мамином доме. Сейчас светило солнце, воздух был тёплым и приятным, а небо — идеальным, блаженно голубым, будто совсем ничего не произошло. Это поразило меня как нечто возмутительное и почему-то несправедливое.

— Бедный дед, — произнёс я.

Глава 39

В настроении

Ной разбудил меня как раз после трёх.

Папа сказал вставать, — прожестикулировал он. — Уже поздно.

Я стёр сон со своих глаз. Ной уже был одет для прощания. Его волосы были зализаны назад со лба. Брюки и рубашка были поглажены так, как только мог погладить или вообще захотеть это сделать Джексон Ледбеттер.

Ты в порядке, папочка?

Я кивнул.

Ты уверен?

Конечно, — прожестикулировал я.