Бедняжка в мантии (СИ)

– Ты о чем? – озадаченно осведомился Дильс, пальцами взбивая у корней волосы.

Иногда я думаю, что он волософил. Иначе как ещё объяснить его тягу к собственным волосам?

– Ты ведь говорил, что Джей не сможет с нами пойти, – вкрадчивым тоном пояснил я. – Почему же я увидел его в универмаге?

Давай, оправдывайся, недомаг.

– Я хотел, чтобы мы пошли только вдвоем.

Досадно. Он не стал врать, а мне ведь так хотелось его подразнить. Вот как он может быть таким прямолинейным?

– Надо было так и сказать, – смущенно ответил я, внутренне радуясь его словам, как Милли радуется еде.

– Но ты же меня избегал, – напомнил он, после чего поправил воротник моей мантии, а руки так и оставил лежать на ключицах.

– Так чего ты боишься, Билл? – не дождавшись ответа на предыдущую реплику, задал он вопрос. – Чувств?

– Я не боюсь чувств, – как-то чересчур воинственно отрапортовал я, в пальцах сжимая джинсовую куртку Тома, – я боюсь утонуть в чувствах, понимаешь? Мне страшно, что я утону, а меня потом волной безразличия на берег выбросит.

– Но я ведь говорил тебе… – включил Дильс на повтор свою обычную песню, вдалбливая мне её в мозг, как ребенку.

– Знаю, что говорил! – нетерпеливо отозвался я.

Кажется, мне начинает нравиться, что ты так часто говоришь о любви, но это и пугает одновременно. Настораживает. Ничего не могу с этим поделать.

– А я говорил себе, что не буду носить в старшей школе мантии. И посмотри на меня! – затравленным голосом пытался я что-то доказать Тому, но, хоть убей, сам не знал что.

– Чего ты хочешь? – сердито нахмурившись, раздраженно повысил голос Дильс. – Чтобы я взял свои слова обратно? Не возьму. Я тебе хотя бы нравлюсь?

Надо же, а я думал, что из нас двоих полнейшим невежеством, в плане отношений, страдаю я.

– А ты не видишь? – вопросом на вопрос. Не люблю, когда так делает кто-то другой, а сам всё время бегу от ответов.

– Тогда не бойся, – только и сказал Том, запечатлевая на моих губах легкий целомудренный поцелуй.

Как у него это получается?

Я иду против всех своих убеждений и безотчетно доверяю ему.

Вся моя решимость гаснет, исчезает где-то во тьме, когда он берет меня за руку.

Что бы он мне не сказал, я слепо верю его словам.

Неужели я, правда, влюблен? Об этом могут рассказать те частые удары сердца меж ребер?

Глава четырнадцатая.

22.12.2013г.

Вы хотите, чтобы человек, который вам нравится, догадался о ваших чувствах без слов? Не желаете признаваться вслух, в страхе получить инфаркт от фразы «Я тебя люблю»? Мастерский способ завоевания сердец от Вильгельма Вальзера: пялься на объект своего обожания. Смотри на него, как на огромный шоколадный торт, мысленно умоляй его на тебя взглянуть, а потом, когда он удивленно на тебя уставится, стань коварным и отведи взгляд, типа ты тут не причем.

Урок зелий, продолжающийся уже минут сорок, проходил у меня именно так. Я очень люблю зелья, мне нравится смешивать ингредиенты и считать, что я готовлю оружие массового поражения. Но сегодня голова моя забита отнюдь не уроками. Там, по-хозяйски развалившись в коре головного мозга, прижился Томас Дильс и не давал мне покоя. А стоило мне вспомнить о событиях двухдневной давности, так и вовсе всё из рук валилось.

Угораздило же…

– Вильгельм! – прикрикнул на меня профессор Дагон. Он кричал в весьма редких случаях и, видимо, я долго не откликался, раз ему пришлось увеличить громкость собственного голоса.

– А? Что? – растерянно отозвался я, крепко сжимая пальцами настойку из корня лакрицы.

– Мастер Вальзер, – вежливо обратился ко мне профессор со свойственным ему акцентом диалекта северян, путая слова «мистер» и «мастер», – вы сегодня весьма рассеяны, мальчик мой. Всё в порядке?

– Э…да, всё хорошо, спасибо, – сконфуженно пробормотал я и, склонившись над котлом, принялся яростно помешивать ложкой зелье. Если верить параграфу десять, зелье должно быть желтого цвета и жидкой консистенции. Я же мешал какой-то мерзкий коричневый сгусток. Беда-беда.

К моему глубочайшему сожалению, профессору Дагону приспичило склонить голову именно над моим котлом. Он весь поморщился, отчего очки, спавшие на кончик носа, вновь вернулись на переносицу.

– Мастер Вальзер, так не пойдет, – принялся он меня позорить на всю аудиторию.

Ну почему я всегда попадаю под раздачу нелестных слов, в то время как в честь Дильса, разве что, дифирамбы не поют?

– Вы не напомните, какое зелье мы сегодня варим? – выразительно посмотрел на меня профессор, опершись рукой о край стола.

– Целебное, – тихо и нехотя отозвался я..

– Правильно, – кивнул мне Дагон, тяжело вздохнув. – А вы знаете, что своим зельем скорее убьете, чем вылечите? Если не верите – проверьте.

С удовольствием бы использовал эту нелицеприятную коричневую жижу против Тома.

– Я верю, – коротко буркнул я.

– Вы весьма меня разочаровали сегодня, мастер Вальзер. Никакой оценки я вам не поставлю. Очистите котел и тихо ждите, пока все закончат.

С этими словами профессор Дагон удалился в другой конец класса, оставив меня наедине с ощущением ненужности в этом мире.

Просто прекрасно. Жизнь – тлен. Меня опозорили и, самое ужасное, я продолжаю думать о Дильсе.

Отродье Сатаны!

Я заклятием очистил котел, убрал ненужные теперь учебники в рюкзак и злобно взглянул в сторону причины моих бед. Слева, несколькими партами дальше меня, Том чинно восседал на деревянной скамье и лениво помешивал в котле зелье. Огромная алюминиевая ложка размеренно позвякивала о стенки котла. Он что-то бормотал себе под нос, задумчиво прикусывая нижнюю губу и попеременно бросая напряженные взгляды в учебник.

Ну, прям трудяга. И не скажешь, что два дня назад, он этими самыми руками…

Поймав мой взгляд, Том улыбнулся, а я, из упрямства, не стал отворачиваться. Но игра в гляделки скоро мне надоела, и я вынул из рюкзака тетрадь и ручку. Нетерпеливо вырвав из тетради чистый лист, я быстро и неаккуратно написал Тому записку с кратким содержанием: «Это ты виноват в том, что я сварил убийственное зелье».

Я попросил Джея, сидевшего неподалеку, передать Тому записку. Он как-то подозрительно ухмыльнулся, но листок, всё же, передал. А я почувствовал себя девчонкой из младшей школы, которая таким способом признается мальчику в любви.

Том, со скоростью черепашьей улитки, развернул адресованное письмо, скользнул по нему беглым взглядом и стал что-то терпеливо выводить в ответ, но потом покачал головой, скомкал лист и положил его в карман.

Ах ты, сын Сатаны и ведьмы!

Я вопросительно на него посмотрел, а черноволосый тиран показал мне язык. Представляете, парню шестнадцать лет, а он языком своим светит. Вот же ущербный головою.

– Меня зовут Агварес Нариус, – представился нам высокий и худощавый блондин лет тридцати с небольшим. Он выглядел весьма манерно, но в то же время в лице присутствовала толика аристократичности. – Я буду учить вас танцам. Через три дня, как вы знаете, школа устраивает традиционный Рождественский бал, на который вы можете пригласить своих друзей, знакомых и близких. Но, чтобы не ударить в грязь лицом, вы все должны уметь танцевать. Ведь какой бал без танцев, согласитесь? Директор Аббадон настоятельно просил меня научить вас, джентльмены, хотя бы азам вальса.

– Чего там учиться? Раз-два-три, раз-два-три, делов-то, – сомнительно хмыкнул я, скрестив на груди руки.

– Тогда, на берегу озера, ты мне все ноги оттоптал, – склонился Том над моим ухом и шепотом поделился общими воспоминаниями. Специально или по нелепой случайности, он скользнул губами по мочке уха.

– Я тебе их снова оттопчу, если не замолчишь, – пригрозил я, слегка отстраняясь и ощущая явную дрожь в коленях.

– Если вы не заметили: тут одни парни, – подал голос Джей, что стоял позади нас. – Мы должны танцевать друг с другом?

Вокруг раздались смешки и одобрительные кивки.