Паучий престол I (СИ)

//-//

Цок. Цок. Цок. Дз-дз-дз. За эти несколько дней Саске успел возненавидеть этот старенький будильник, успел привыкнуть к нему, успел научиться его игнорировать, но все это не отметало тот факт, что издаваемый им звук был неприятен и раздражающ. Так и не оторвавшись от монитора ноутбука, подросток протянул руку и смачно приложился по кнопке, получая какое-то извращенное удовольствие от того, как надрывно скрипнул этот механизм, вновь начиная свое размеренное «цок». Семь утра, а сна уже ни в одном глазу. В выходной, когда можно, наконец, выспаться. А ведь до недавних пор Учиха не верил во все эти порчи и сглазы, которые лишают сна и покоя, оставляя после себя неопределенно чувство, словно всю ночь кто-то стоял над твоей постелью, пристально всматриваясь в твое лицо.

Конечно же, он утрировал. В этом месте преувеличение и необъективный взгляд на ситуацию вошли уже в привычку. Под глазами появились темные круги. Руки начали дрожать все чаще. А ведь, по сути, он не испытывал никакого дискомфорта, разве что все ещё выбивался из привычной колеи из-за нового режима дня, который начинался в пять утра. Вот и сегодня, вскинувшись на постели ни свет, ни заря, он так и не сомкнул глаз, пытаясь вспомнить, что ему мерещилось в сонном бреду, прислушиваясь к звукам вокруг и с облегчением понимая, что этот скрип – это всего лишь стон старых половиц под ногами шаркающего туда-сюда фермера. Что-то его волновало, отметая сон, но, что именно, Саске пока так и не определил.

К его удивлению или же вновь-таки по непонятным ему законам вселенской справедливости модем наконец-то поймал сеть в доме, тем самым избавив его от необходимости рыскать с ноутбуком по всей ферме в поисках более-менее пристойного сигнала. Понимая, что уснуть у него все равно уже не получится, Саске решил заглянуть на свою страничку, которую не просматривал со второго дня своего пребывания в ссылке, не имея на это ни времени, ни сил, ни желания. Раньше лечь во втором часу ночи и встать в семь утра для него не составляло проблем, шести часов ему вполне хватало для того, чтобы чувствовать себя бодрым и полным сил, но здесь, в деревне, его вырубало уже после десяти, и он ничего не мог с этим поделать, чувствуя себя совершенно обессиленным и все равно просыпаясь со вторыми петухами, чтобы, как бы непривычно это ни звучало, помочь Какаши по хозяйству.

Да, отныне у него была четкая обязанность – сбор яиц, большее Хатаке ему, скорее всего, не доверял, потому что как-то не верилось подростку в то, что птичник заботится о нем и старается не перенапрягать. Не то чтобы он смирился, покорно выполняя поручения одноглазого, просто, проанализировав ситуацию, понял, что пререкаться с упрямцем бесполезно, а ему и без Какаши хватало пищи для размышлений. Например, тот же Наруто. Блондин упорно отказывался уходить из его головы и занимал все его мысли, причем, порой, мысли не самого скромного и приличного содержания. Пытался ли Саске с этим бороться? Отчасти, понимая, что не стоит тешить себя напрасными надеждами, и в тот же момент оставляя себе крохотный шанс на то, что Намикадзе может видеть в нем кого-то более значимого для себя, нежели просто друга. К тому же, не была похожа забота Наруто на товарищескую, по крайней мере, об Инудзуке и Собаку он так не пекся. Хотя, сколько бы Учиха ни размышлял, он так и не смог понять, в чем же суть тайны его деревенской души.

Просмотрев свою страничку в соцсети, он не был ни удивлен, ни разочарован, предполагая, что так оно и будет, зная, что репутация и признание приходят и уходят вместе с человеком, но все же то, что о нем позабыли так быстро, его задело. За последние несколько дней ему писали только Шикамару и Суйгетсу. Ну, как писали: Нара оставлял незамысловатые смайлики, которые должны были соответствовать результатам дня прошедшего, а Ходзуки писал ему чуть ли не мемуары, углубляясь в такие детали, которые самому Саске были совершенно ни к чему. Карин прислала свою фотку в новом платье. Саске посмеялся и прокомментировал – утро приобрело более насыщенные краски.

Нужно было отписаться Ходзуки, тем более что последняя запись на его страничке, к которой тот ограничил доступ, была более чем провокационной. Это была видеозапись из ночного клуба, любительская, определенно сделанная на телефон, в которой вместо звука был только восторженный визг девушек, а так же Ходзуки, танцующий стриптиз на сцене и не отказывающийся от сотенных банкнот, которые ему активно пихали в боксеры тонкие женские пальчики, задерживаясь там явно дольше необходимого. «Надеюсь, тебе, в твоей глуши, так же весело, Ледяной Принц! Если же нет – я еду к тебе! Зададим деревенским миссионерам жару!»

- Придурок, - проворчал Учиха, быстро перебирая пальцами по клавиатуре, но все же он улыбался, и хорошо, что этот блондинистый засранец не видел эту радостную и неуместную улыбку.

Ходзуки Суйгетсу был ещё той оторвой, хотя раньше, в средней школе, как Саске знал по слухам, он был тихой и скромной милашкой, которую не задирали только потому, что его родители были не последними людьми в Лос-Анджелесе, а старший брат оберегал его как коршун, бдя и пресекая любые попытки навредить. Изменения произошли после гибели его родителей: это случилось летом, как раз накануне перехода Суйгетсу в «Harvard School», и вызвало фурор в прессе. Чета Ходзуки возвращалась с уикенда. Воскресенье. Ночь. Пустынная трасса. Водитель не был пьян и не уснул за рулем. Машина была исправна. Видеорегистратор не зафиксировал ничего постороннего на полосе. Резкий поворот руля. Визг тормозов. Кювет. Падение. Взрыв. Выжил только Суйгетсу.

Ходзуки не любил распространять на эту тему, даже, поговаривают, во время допроса молчал и не отвечал на вопросы следователей. У него остался только старший брат Мангетсу, который в те выходные не уехал с семьей по причине выпускных экзаменов в университете и который после оформил опеку над своим несовершеннолетнем братом. Саске не спрашивал. Он никогда не вмешивался в личную жизнь других, даже друзей, даже Итачи, но как-то раз Суйгетсу обмолвился, что он, и правда, ничего не помнит, хотя, кажется, его кто-то достал из машины прежде, чем она взорвалась. Но кто это был и почему он не помог его родителям, которые, как свидетельствовала экспертиза, действительно сгорели заживо, подросток припомнить не мог. Скорее всего, это было убийство, но по этому делу следствие зашло в тупик, поскольку улик, как таковых, не было. Несчастный случай – и гриф «закрыто». А Суйгетсу стал другим, более раскованным, стремительным, прожигающим дни в их насыщенности событиями, словно за одну свою жизнь пытался прожить целых три.

Саске закрыл ноутбук и устало помассировал переносицу двумя пальцами: может, он поступил опрометчиво, но все-таки он написал Ходзуки, что сегодня собирается на конною прогулку и пикник с деревенскими, и не стал дожидаться ответа, наверное, все же опасаясь быть не понятым и высмеянным. Опрометчиво – вот что подумал Саске, отбрасывая одеяло и выбираясь из постели, но, проведя некоторое время с Намикадзе и его друзьями, он как-то по-другому взглянул на понятие дружбы. Не то чтобы Ходзуки, например, хоть раз попросил у него поддержки именно в личностном плане, но это ведь ещё не означало, что она ему не нужна. Да, это была всего лишь догадка, и Саске старался не зацикливаться на том, что она пришла ему на ум после того, как он обдумал свое собственное положение. Возможно, им троим тоже нужно пересмотреть свои отношения, которые они гордо именовали дружбой, и начать больше доверять друг другу?

- Чего так рано-то? - приподняв бровь, спросил Какаши, когда он вышел на крыльцо. Птичник сидел в плетеном кресле и пил кофе, щуря единственный глаз и лениво пыхтя сигаретой. Саске склонил голову вбок, присматриваясь: птичник сегодня был каким-то уж слишком довольным и примирительным, тем более что до этого момента он только чуял на мужчине запах сигарет, но никогда не видел, чтобы тот курил. Брюнет вдохнул поглубже – запах ментола. Хатаке точно псих, раз курит ментоловые сигареты, которые напрочь сажают сердце. Впрочем, он не обязан заботиться о Какаши, поскольку это именно одноглазый должен заботиться о нем, что он, к слову, выполнял так себе, только для галочки.