Укрощение Рики (ЛП)

— Похоже, ты неравнодушен к древним цивилизациям, — заметил блонди, восхищенный выбором монгрела. — Кажется, я начинаю понимать твои вкусы. Как тебе вот эта вещь?

Рики в нерешительности смотрел на абстрактную живопись.

— Ну, что скажешь? — с хитрой улыбкой прошептал Ясон.

— Хочешь услышать правду?

— Однозначно.

— Это вообще не искусство.

Блонди тихо засмеялся и наклонился к своему пету.

— Абсолютно с тобой согласен, но тс-с! — это между нами: вон там, у окна стоит автор.

Внезапно тон его голоса изменился.

— Думаю, нам пора в зал Рауля, — сказал он, глядя на схему экспозиции. — Напоминаю, Рики: веди себя благопристойно.

Темноволосый монгрел кивнул и внутренне подобрался, готовясь к встрече со своим смертельным врагом. Но того, что ждало его впереди, он никак не мог заранее предугадать.

Едва переступив порог зала, они тут же оказались перед огромной картиной, занимавшей самое видное место. Рики забыл как дышать, не веря собственным глазам.

Полотно называлось «Иос и Эрфанес» и изображало трагический финал любви знаменитых братьев, которые не смогли отказаться от своих чувств и предпочли умереть вместе. По легенде, они ласкали друг друга на берегу моря, пока подступал прилив; затем Эрфанес набрал в рот яда и разделил его с Иосом в последнем поцелуе. Их любовь в миг смерти была так сильна, что они превратились в две луны и с тех пор повелевают морскими приливами.

Темные волосы монгрела встали дыбом: перед ним в самой откровенной позе возлежали Ясон и Рауль.

Ясон был прорисован до мельчайших деталей: тугие мышцы, ленивая чувственность, идеальный торс и ангельское лицо. Иос раскинулся на песке, его кожа блестела капельками морской воды, приливная волна обнимала его тело. Казалось, он только что испытал оргазм: веки были прикрыты, губы слегка разомкнуты — все это Рики наблюдал вживую десятки раз. Эрфанес лежал на боку, опираясь на руку, и пожирал глазами своего возлюбленного, крепко сжимая флакон с ядом. Ничего более прекрасного монгрел в своей жизни не видел; просто невозможно было поверить, что это — творение кисти Рауля.

Увидев картину, Ясон замер, как громом пораженный, потом сердито вздохнул. Последнее, чего он хотел в этой жизни — чтобы его обнаженное тело было выставлено перед всей Танагурой. Полотно уже привлекло всеобщее внимание, хотя за сумасшедшую цену в два миллиона кредитов купить его пока не решился никто.

Подошел Рауль, на его губах играла загадочная улыбка.

— Ну, и что ты думаешь?

— Ты мог бы спросить моего разрешения, Рауль, — с упреком шепнул Ясон.

— Неужели… тебе не нравится?

— Как произведение искусства картина великолепна, настоящий шедевр — впрочем, как и все твои работы, Рауль. Но ты прекрасно знаешь, в чем проблема. Теперь мне придется ее купить, хотя бы для того, чтобы она не попала в дурные руки.

Рики едва сдержал улыбку: выходит, хозяин не слишком-то рвется выставлять свою сексуальность на обозрение публики.

Рауль наклонился к Ясону.

— И вовсе не обязательно ее покупать. Она твоя — в обмен на одну ночь в твоей постели.

Ясон молчал, обдумывая неожиданное предложение. Он очень хотел получить картину, главным образом, потому, что она его смущала, к чему он совершенно не привык, но еще и потому, что она вне всяких сомнений представляла собой великий шедевр живописи. Блонди знал, что даже за непомерную сумму в два миллиона еще до конца дня на нее найдется покупатель. Одна ночь… Нельзя сказать, что это будет неприятно… возможно, им даже удастся восстановить то, что было разрушено — хотя снова становиться любовником Рауля он вовсе не собирался.

Рики был ошарашен предложением Рауля, хотя ничуть не сомневался, что Ясон отклонит его без колебаний. Когда блонди, казалось, призадумался, монгрел почувствовал, что близок к панике. Не может быть, Ясон никогда на такое не пойдет! Безумная ревность накатила из темных глубин его существа, кровь бешено стучала в ушах, пока он с замирающим сердцем ждал ответа хозяина.

— Одна ночь, — согласился Ясон.

Рауль просиял, вне себя от радости, возбужденный от одной только мысли, что ему наконец-то удалось заполучить в свои руки бывшего возлюбленного. Он не смог удержаться и бросил победный взгляд на монгрела, который, оцепенев от ужаса, наблюдал за происходящим.

Рики словно получил удар под дых. Он позабыл все предупреждения, угрозы и недавнее жестокое наказание, охваченный безудержной ревностью.

— Нет! Ясон, нет! Ты не можешь! — Отчаянный крик вспорол тишину зала; все до единого обернулись.

— Молчи, Рики! — резко оборвал его хозяин.

— Только не с ним, Ясон! Только не с этим грёбаным маньяком-извращенцем! — монгрел махнул на Рауля дрожащей от ненависти рукой.

И блонди, и петы ахнули в один голос: на их глазах происходило нечто невиданное. Обращаться к хозяину в таком фамильярном тоне было просто недопустимо, предъявлять ему претензии — совершенно непростительно, оскорблять блонди, особенно такого великого художника, как Рауль, — абсолютно немыслимо. Все взгляды обратились на Ясона: публика ждала адекватного ответа.

— Твой пет нуждается в дрессировке, — спокойно произнес Рауль, скрестив руки на груди.

По мнению собравшихся, это было до безобразия мягко сказано. Вздохнув, Ясон вытащил усмирительную трость из ножен и повернулся к Раулю.

— Какое наказание, по-твоему, будет достаточным?

— Пятнадцать ударов по незащищенному телу.

Пятнадцать ударов. Да еще по голому телу. Довольно жестоко, подумал Ясон, и все же, в рамках допустимого, учитывая, что пет провинился в общественном месте, и не где-нибудь, а на Танагурской художественной выставке. Не принять условия оскорбленной стороны — об этом не могло быть и речи. Ясон лучше кого бы то ни было знал, что всего пару часов назад монгрел подвергся болезненной порке, и теперь новое наказание обещало стать для него настоящей пыткой. Сердце блонди наполнилось сочувствием к непослушному пету, которому кроме адской боли предстояло испытать еще и публичное унижение. Он столько раз предупреждал Рики, ну почему тот не слушал?.. Теперь хозяин ничем не мог облегчить страдания своего пета: на кону стояла его собственная репутация. Придется жестоко покарать монгрела за его возмутительное поведение — другого выхода, увы, не было.

— Пет! — во всеуслышание объявил Ясон. — За твое упрямое нежелание обращаться к блонди с должным уважением ты получишь пятнадцать ударов.

Он схватил Рики за руку и спустил его штаны до колен. Следы недавнего наказания явились присутствующим во всей красе, из толпы послышались возгласы удивления и ужаса. Багровые рубцы щедро покрывали ягодицы и бедра пета, их вид доставил чрезвычайное удовольствие Раулю, который откровенно наслаждался представлением, даже не пытаясь скрыть кровожадную ухмылку.

Рики, наконец, полностью осознал масштабы собственной глупости и, все еще ревнуя и злясь на хозяина, теперь, стоя без штанов перед целой толпой зрителей, почувствовал жгучий стыд. Впрочем, это длилось недолго: с первым же ударом трости он забыл обо всем, кроме дикой боли, издавая такие истошные вопли, что многие петы отвернулись, не выдержав этого варварского зрелища.

— Один! — Безжалостный голос соперника ворвался в сознание Рики, причиняя новые страдания. Считая удары, Рауль словно посыпал солью свежие раны монгрела.

— Два! Три! Четыре!

Петы, оцепенев от ужаса, следили глазами, как поднимается и опускается усмирительная трость. Блонди, напротив, взирали на Ясона с восхищением: размахиваясь от плеча, он наносил удары в полную силу, и отчаянные вопли монгрела свидетельствовали о том, что хозяин не делает ему никаких поблажек.

— Пять! Шесть! Семь! Восемь!

Ясон страстно мечтал, чтобы наказание поскорее закончилось, чтобы он смог, наконец, заключить пета в объятия — крики его любимца разрывали сердце хозяина в клочья.

— Девять! Десять! Одиннадцать!

Казалось, все это длится уже целую вечность. Из сострадания Ясон теперь нацеливал удары ниже, по бедрам — туда, где еще оставалось немного нетронутой плоти.