Девятая Парковая Авеню (СИ)

и вывернул его карманы. Нашёл электронную записную книжку, а в ней — ответы на свои вопросы.

*

— Энджи, ты что делаешь?! — Шеппард попытался отобрать у меня носки, но получил по рукам и сильно оторопел от удивления. Моё поведение не нравится? Ну-ну.

— А что, не видно?! Одеваюсь! — я надел носочки и поправил свою в высшей степени сексапильную блузку. — Мне пора сваливать с вашей вечеринки.

— Куда?! Гости только проснулись, требуют тебя на танцы, я уже распорядился поставить “Devil Whore”, “World on fire” и “Deep pandemonium” твоего проклятущего финского Ice Devil, ты не имеешь права уехать и сорвать мою сделку с русскими, ты на меня работаешь, ты…

— Пожелай мне удачи, крёстный, — устало сказал я и чмокнул его в щёку.

— Нет, ни за что! Знаю, знаю, куда ты едешь, так что и не надейся, что я…

— Удачи, Энджи. Будь предельно осторожен, — непреклонным, холодным и благословляющим тоном произнес Руперт Ламарк, художник-сюрреалист из Иллинойса и мой ангел-хранитель, который стоял за Хардингом и крепко приложился к его ошалевшей башке отнятым у официанта подносом с пудингом. Сердечно улыбнулся и добавил: — Время по-прежнему работает против тебя, но кое в чём ты умудрился обогнать даже его. Прежде чем расстанемся, должен открыть тебе одну вещь. Я буквально только что вытряс из Шеппарда пренеприятнейшую тайну, но говорить тебе не собираюсь. Ты узнаешь её из первых рук. В связи с ней вот тебе мой самый последний совет: отпусти Ксавьера, даже если будешь сто процентов уверен, что он хочет остаться… но не может. Ты властен его удержать, ведь Кси любит тебя, но в итоге ты лишь сильнее заставишь мучиться вас обоих. Сейчас никакой любви у вас не выйдет и выйти не может в принципе. И что куда страшнее — может не выйти никогда. Отпусти его без надежды на то, что он вернётся, отпусти в головокружительную даль, где его не достанет правительство Соединенных Штатов, и заставь себя остаться здесь. Спаси его. Но не для себя. Сделай это. А потом, если хочешь, пусти себе пулю в лоб от неизбывного горя. Но сначала приди ко мне и скажи, что единственный человек, которым ты дорожишь, вне опасности. Иди.

— Господи, Руп… — внезапно отлаженный механизм вышел из строя, и я шлёпнулся на землю в приступе плача. — Я не смогу! Не чувствую в себе никаких сил вообще! Увидеть малыша и опять его лишиться… моё сердце больше такого не выдержит! Руперт, Руперт… ну почему я в него влюбился, и почему наша любовь обречена гнить на свалке?!

— Может, ещё и не обречена, — бесстрастно ответил Ламарк и поднял меня, засовывая в каждый кармашек на штанах по пистолету. — Как известно, стерва по имени надежда сдыхает последней… когда беспощадно прикончит всех остальных. Ангел, замочи её и воскреси этих самых остальных. И тогда Господь Бог смилостивится и вернёт на эту зажравшуюся планету потасканную шлюху любовь.

— Ты веришь в это? — я коротко шмыгнул носом и послушно высморкался в подставленный, сильно надушенный платок.

— Верю, — твёрдым голосом сказал Руперт и опять улыбнулся — самой тёплой из своих улыбок. — Пусть пребудет вера, старейшая из этих корыстных дамочек, и с тобой.

Комментарий к 16. Гонка с временем

¹ Koskenkorva Viina – финская водка.

========== 17. Откровение ада ==========

****** Часть 3 — Шаги к безумию ******

Если говорить честно, то в записной книжке МакЛахлена ничего не было. Именно это меня и успокоило. Он, а также правительственные агенты не только не нашли Санктери-младшего, но даже приблизительно не знают, где он сейчас. А все многочисленные приблизительные места они пытаются охранять, ведут наблюдение за людьми, с которыми он общался (исключая меня, разумеется), держат связь с Белым домом, разослав всем заинтересованным лицам фотографии и необходимую информацию. Каждый полисмен Лос-Анджелеса рыщет по улицам, в жадном поиске анорексичных подростков в капюшонах, сулящих миллионы хрустящих зелёных бумажек. И только я знаю, где прячется Кси. Ну, то есть не знаю, а догадываюсь.

Как догадался? Миокард подсказал.

А откуда он знает? «Потасканная шлюха» подсказала.

А откуда любовь знает?! Вы уж извините, но спросите у неё самой…

«Это синдром навязчивого состояния, мозг. Мои догадки не подкреплены ничем, кроме чувства собственного сцепления с твоим золотоволосым мелким».

*

Итак, я снова лезу в дом №3 по Девятой Парковой Авеню. Да-да, не надо таких больших удивлённых глаз, мой возлюбленный прячется здесь, вне всяких сомнений. Это самое опасное и одновременно самое надёжное место. Даже каждый день переворачивая особняк вверх дном, никто не сможет отыскать здесь Ксавьера. Это его дом, он лучше всех знает, как тут прятаться. Сволочи, его ищущие, тоже это знают (они всё-таки не дураки), а потому просто усиленно охраняют дом в ожидании, когда у ребёнка сдадут нервы и он, вернувшись, сам себя выдаст. Покамест мой любимый проявил способность к маскировке в боевых условиях, необыкновенную силу духа и стойкость не по годам. Ведь сойти с ума в одиночестве — плёвое дело. Особенно когда ты затравленная лиса в норе, которую постоянно пытаются оттуда выкурить.

Вот за этими глубокомысленными рассуждениями я сам не заметил, как вывел из строя всех наполовину дрыхнувших охранников особняка и остался на поле боя в гордом одиночестве. Меня окружает шестьдесят три комнаты. И я должен с первой попытки определить, в которой из них Кси, пока Белый дом не почуял неладное из-за продолжительного радиомолчания и не прислал подмогу. В запасе двадцать минут между дежурными позывными. Надо сесть и подумать.

«Помочь?»

Валяй.

«Постарайся вспомнить всё, что знаешь о нём. Вспомни ваши немногочисленные и недолгие разговоры. Вспомни его манеры и хоть что-нибудь, что узнал о его привычках, вкусах и желаниях. Что-то из того, что мало кому известно и совсем неизвестно его охотникам».

Ну… он любит Рашель.

«Неплохо для начала, но ответ неправильный. Дальше».

Он боится щекотки.

«Ответ неправильный. Думай!»

Он… ему нравятся мои волосы…

«О да, в данной ситуации нам это очень поможет!»

Ладно, ладно, не возмущайся. Он… Кси ужасный чистюля…

«Браво, это точно нам поможет! Хочешь поискать его в ванной? Там прятаться негде».

Хватит издеваться! Воображаешь, что думать — это так легко? Не отвлекай. Ксавьер… Ксавьер. Ох, Ксавьер…

В памяти чётко всплыло кровавое пятно на перебинтованной ключице, бледное личико на чёрной подушке и грубый капризный голос: «Я больше ничего по утрам не пью…»

Какао! Детка любит какао! Царственные манеры не позволят ему даже в ловушке отказаться от какао.

«И?.. Нам необходимо продолжение».

Заглохни!

Я стремглав помчался по первому этажу на кухню, застыл на секундочку, сканируя всю обстановку, и принялся вытрясать шкафчики. Едва сдержав торжествующий вопль, я сбросил на пол пять пустых пачек из-под растворимого какао-порошка и ещё одну, съеденную, то есть выпитую на три четверти. Осталось немного — сообразить, где, собственно, малыш.

«Холодильник отбрасывай сразу. Какие ещё есть предложения?»

Миокард, сделай хоть раз доброе дело — помолчи в тряпочку и постарайся уловить в тишине чьё-нибудь ещё сердечное сокращение помимо упражнений в своём. Я чувствую: он совсем рядом.

Озарение пришло, как и полагается, неожиданно, топором по голове. Я потрогал плиту — ещё тёплая, — наклонился и открыл духовку.

На противне, накрытом, как мне показалось, сложенной в несколько раз скатертью, спал, свернувшись в крошечный клубочек, не кто иной, как Ксюнечка собственной персоной, завёрнутый в свои волосы, как в одеяло.

Умиляться этой феноменальной картиной было некогда (хоть и очень хотелось), поэтому я осторожно вытянул противень из духовки и положил на стол.

— Господи, тебя даже майонезом натирать не надо… — прошептал я бездумно, собирая шелковистое «одеяло» в хвостик, скручивая и завязывая резинкой для овощей. — Сразу съел бы, аппетитное чудо природы.