Don't even care (СИ)

Но на слабость не было времени. Гарри остановился у деревянного стола, за которым вчера обедал с преступниками, и огляделся: слева — дверь, и по отсутствию окон в стене было похоже, что не наружу. Ещё несколько гулких шагов в пустом огромном холле, и Гарри толкнул дверь. Он не ошибся и оказался на кухне.

Цифры на запястье продолжали растворяться. Чем жарче светило апрельское солнце, тем меньше их становилось. Тик-так, тик-так в голове. Звук приближающейся судьбы, с которой Гарри приходилось бороться.

Хотя в глубине суетливо бьющегося сердца он не верил никому, даже себе, тем более странному заложнику, представившемуся Лиамом; на деле же ждал нападения только от Зейна. Может быть, чутьё, подаренное таймером, а может, уверенность Луи пропитала его, не важно. Важно было найти способ защитить и защититься.

Дерево странно пахло, горчило на языке и под пальцами, пока Гарри судорожно выдвигал один старый заедающий ящик кухонного гарнитура за другим. Внутри звенели и шелестели разные старые мелочи, брошенные тут Бог знает когда и ставшие незаметными кусочками жизни псов. Вряд ли даже нужные.

Судорожно, сквозь дрожание пальцев и холодные удары уставшего бояться сердца, Гарри перебирал предметы один за другим, пока в ладони не оказалось то, что нужно — ржавый нож для свежевания. На покрытой пятнами поверхности можно было прочесть историю его использования: как раз за разом он взлетал вверх, чтобы опуститься вниз, срезать полоску сухой плоти цвета старой жевательной резинки.

Ничто против пистолета Зейна, но, как ни странно, Гарри почувствовал успокаивающее тепло в груди, взяв выщербленную рукоять поудобнее.

— Как воинственно.

Голос нарушил тишину, и от неожиданности Гарри вздрогнул. Когда он повернулся, то страх немного отступил: Олли стоял у стены, сложив опущенные руки в замок перед собой. Не самый страшный из обитателей дома теперь. Нижняя губа всё равно предательски подрагивала, поэтому Гарри поджал рот, будто был недоволен.

— Я должен спасти Луи.

— Да, Луи, — преувеличенно понимающе протянул преступник. — Я уже понял, что вы с Луи каким-то неясным, неведомым мне образом крутитесь вокруг друг друга, будто Солнце и планета.

Олли оглядел оставленный бурной деятельностью Гарри беспорядок — выдвинутые ящички и открытые шкафчики — но не потребовал вернуть кухне первозданный вид. Казалось, его мало волновало чужое хозяйничество тут.

— Но я бы лучше подумал о том, как спасти себя, — сказал он, косясь на Гарри с ухмылкой.

— Что в этот раз? — левый глаз нервно дёрнулся, хотя угрозы уже должны были стать нормой, даже приесться.

— Я скажу тебе честно, просто потому что ты нравишься мне. Кажется, мама возлагала надежды на цифры Луи, и они точно не были связаны с живучей назойливой игрушкой.

Какой бы важной ни была информация, так щедро предоставленная Олли, Гарри не мог поднять свой взгляд, посмотреть в раскрашенное болью лицо. Да, преступник имел полное право злиться. Оно скопилось сгустками засохшей крови под кожей, проглядывало сквозь заплывший глаз, пряталось за опухшими разбитыми губами. Луи хорошо поработал, донося до соратника истину — Гарри не очередная игрушка в их холодном доме.

— Мне… жаль.

Олли покачал головой и засмеялся так, как смеялись все псы. Как смеялись бы голодные упыри, а не люди, подумал Гарри и тут жё одёрнул себя, укорил. Всего лишь невинные дети когда-то. Это не их выбор.

— И всё-таки что же такого в этих цифрах? Как они работают?

Преступник протянул руку и коснулся запястья Гарри, мягко и словно бы боязливо. Стайлс не дёрнулся в сторону, позволил подушечкам чужих пальцев, шероховатым от обращения с оружием, погладить чёрные контуры.

Всё это время он украдкой поглядывал на ужасные повреждения лица Олли, действительно болезненные на вид. Тот тяжело дышал, будто даже стоять неподвижно было больно. Из груди при глубоких вдохах раздавался хрип. Стоя на расстоянии нескольких дюймов, Гарри чувствовал запах крови.

— Я сам виноват, — хрипло каркнул Олли, действительно напугав Стайлса. — Не нужно смотреть с такой жалостью, я просто не должен ставить под сомнения слова Луи. Никогда.

Субординация внутри их маленького отряда была действительно жёсткой и несгибаемой, хотя на первый взгляд абсолютно отсутствовала. Каким-то интуитивным образом они отдали власть Луи, и так же негласно он её принял. Гарри интересовало, почему отношения псов сложились именно этим образом, ведь в каждом из подросших детей был тот стержень, закалённый тьмой и вонью колодца.

Может, именно борьба за лидерство отколола Зейна? Гарри нахмурился, сжал пальцы сильнее на деревянной рукояти. Каждый раз вспоминая тёмные, упрямые в своём желании достичь цели глаза, он чувствовал неприятный холодок, бегущий по пояснице.

Олли оскалился, заметив отрешённость ушедшего в себя Гарри. Где-то в лесу закричала дикая птица, ветер налетел, заставив деревья шуметь, но ничто не могло пробиться сквозь пелену в пространстве: Стайлс забыл обо всех и вся, пытаясь проникнуть в глубь замысла судьбы. К сожалению, в его голове до сих пор царствовало тупое непонимание: Гарри абсолютно не представлял куда двигаться дальше.

Тем временем Олли потерял остатки своего терпения, или боль стала невыносимой: он приподнял руку от запястья и коснулся щеки, провёл согнутыми пальцами по коже. Гарри вернулся из задумчивости, но не отшатнулся, только посмотрел непонимающе.

В мутных глазах больше не было желания, только вспышка сожаления, но она исчезла до того, как Гарри смог действительно её разглядеть.

Олли ушёл так же, как пришёл: тихо и неслышно. После него остался запах замёрзших зимой хвойных иголок — иногда так пахла кровь для Гарри — и разлившееся грязной лужей сожаление.

И никакой уверенности в себе.

В рассохшейся от времени и бесконечных дождей раме окна чернел лес. Полдень прошёл и забрал с собой яркий свет, уступив место густеющим теням. Враждебно скрипели толстые стволы, пугающе кричали птицы где-то в шелестящих кронах. Всем своим видом лес предупреждал, предостерегал — Гарри не должен был соваться в его тёмную гущу в поисках, потому что рисковал потеряться сам.

При подобном раскладе, блуждая в потёмках среди деревьев, он уж точно никак не мог бы защитить Луи. И оставалось сидеть за холодной каменной стеной, с отчаянием и немым призывом глядя в окно без стекла, сжимая пальцами крошащееся дерево рамы.

Но лес шумел почти насмешливо. Минуты шли и сменялись часами, а кроме постоянно повторяющихся лесных звуков на улице не было слышно ничего необычного. Луи и Рика не возвращались.

Мысль о том, что лучше дождаться мужчину в спальне, подальше от оставшихся в доме обитателей, показалась правильной, но Гарри не последовал ей. Напротив, он выбрал третий вариант — отправился исследовать загадочные и опасные уголки особняка.

Рика — единственная, кого Гарри боялся теперь — ушла вместе с Луи. Олли потерялся в переплетении коридоров, спрятал свою боль и беспомощность в одной из старых комнат. Мама не причинила бы Гарри вред самостоятельно: занавес упал, и Стайлс хорошо видел слабость в сухих крючковатых кистях. Она предпочитала загребать жар чужими руками.

Поэтому какое-то время он бродил по каменному полу с оглядкой на таймер, слушая гулкое эхо собственных шагов, без лишних мыслей в голове, пока не набрёл на эту комнату. Дверь со скрипом отворилась, впустив его в кладовую времени.

Казалось, это место скопило в себе все кусочки бесконечного отрезка чьей-то жизни. Или, может, нескольких. Повсюду валялись старые игрушки, одежда и обувь. Потрёпанные книги, пахнущие пылью и гниющей бумагой. Кухонные приборы и принадлежности для ванны.

Выглядело впечатляюще и одновременно с тем до дрожи в пальцах пугающе. Но нахождение в доме псов отучило принимать страх всерьёз: Гарри шагнул внутрь комнаты, с интересом оглядываясь. Каждая из безделушек кричала, умоляла обратить на неё внимание: потерянные и забытые, оставленные на пожирание времени, они молили о неравнодушии.