Дети ясной ночи (СИ)

— Ничего. Он каким-то образом оказался на втором этаже, хотя лестница была сломана, и сказал, что не поднимался туда. Это ведь странно? Ах да, там ещё записка была, что-то про разъедающий капля за каплей яд, который является и лекарством. И о том, что некто никого не отпускает…

— Не отпускает, говоришь? — Юу с явной досадой захлопнул дверцу. — И нас теперь тоже… Надо найти Мояши, он как-то с этим всем связан.

— С чем «со всем»? С этими мутантами? С провалами? Как он может…. Причём тут он, я не понимаю всё равно!

— При всём! Притом, что он явно о чём-то умолчал, и притом, что именно он, похоже, нужен парню, который расхаживает здесь без опаски и является частью этого идиотского культа!

— Думаешь, это всё…

— Ты можешь найти реальное, рациональное объяснение происходящему? — рявкнул в ответ Юу и, увидев тут же побледневшего и отшатнувшегося Лави, продолжил уже мягче. — Послушай, ты ведь вряд ли сейчас найдешь объяснение. Так почему бы не забыть о необходимости обоснования и не заняться чем-нибудь полезным, просто приняв всё что есть таким, каким нам его всучили?

— Неплохая идея, — отозвался Лави уже совершенно спокойным тоном, но хватая ладонь Канды и сжимая. Юу этот жест никак не прокомментировал. Лави имел право на небольшие слабости, по крайней мере в этом Канда был с ним согласен. — Будь это гипноз, наркота, правительственный полигон для испытания психологического оружия или вообще… демон… Нам надо найти Аллена.

— Который мог уйти хрен знает куда. И я совсем не следил за его передвижениями. — Юу аккуратно высвободил свою ладонь. Лави попытался вспомнить, что произошло, у него была практически фотографическая память, и если он видел что-то с желанием запомнить, он запоминал этот образ и затем вполне мог воскресить в памяти. Другое дело, что здесь было темно, и Лави предстояло вспомнить о том, что он слышал. Аллен стоял в стороне, и, кажется, в его сторону бросилась вторая кошка. А первая кинулась на Лави, тогда Канда, воспользовавшись шансом, и схватился за штырь.

Лави не помнил ни одного звука, ничего, ему казалось, что Аллен с той, второй кошкой бесшумно растворились во тьме.

— Не знаю, он же дёрганный был. Надо было выяснить, что случилось в этом его доме, может сходить туда, посмотреть, не осталось ли следов?

— Не думаю. Он, раз уж был нервным, скорее всего кинулся в первое показавшееся ему безопасным место. Надо посмотреть, много ли вариантов пути вообще.

Лави щёлкнул мощным фонарём, что лежал в багажнике, и осветил дорогу перед собой, понимая, что это не такая уж простая затея: Аллен мог пробежать вдоль любого дома или двора, а затем завернуть ещё куда-нибудь… Это открытый, почти открытый город. Путей тысячи, только если он вспомнит…

Тихий лязг, шипение…

Это были кошки, у них огромные, заострённые, загнутые вниз и наверняка очень неудобные когти. И они шипели, не то друг на друга, не то на свою добычу… может быть, делили обед, а потом всё разрешилось практически само собой?

Что было дальше? Лави слишком отвлёкся на наступающее на него животное, отступая назад, и в итоге даже запрыгнув на капот автомобильной реликвии…

Но куда делся Аллен, куда?

Лави закрыл глаза и заткнул уши, небрежно сунув фонарь Канде и сосредотачиваясь на воспоминаниях, ведь это не должно быть так уж сложно.

— Я слышал скрип и лязг или ворот каких-то, или тяжёлой калитки в той стороне, — после пары минут сосредоточенного обдумывания произнёс Керр, наконец-то выдыхая и ощущая неприятное першение в горле. — Надо найти рядом что-нибудь… какой-нибудь подобный проход.

— Это уже похоже на план.

Аллен, юркнувший в ближайший проулок, почти сразу же наткнулся на железные ворота, забежал за них и захлопнул, выключая фонарик. Чем заблокировать ворота, он не знал. Да и не думал об этом, он думал лишь о том, что фонарик привлечёт лишнее внимание. И о том, что лишний шум тоже может привлечь внимание. А он не желал привлекать никого, и без того ощущая, как некто следует прямо за ним, по пятам. Ощущал движение и охотничью жажду крови и мяса, чувствовал, как темнота вокруг душит, вздымаясь и скрывая в складках плащей всё новых и новых безобразных монстров.

Возможно, это был только его бред, очередная истерика. А может быть, он опять ощущал то, что не могли ощутить нормальные люди.

А потому он медленно, тихо попятился, не сводя взгляда с едва видимого забора, прислушиваясь к сдавленному шипению, шуршанию, завыванию вдали или прямо за углом. Некстати пришли мысли о Лави с Кандой. Мысли о том, что он сам поставил себя в отвратительное положение, сбежав от живых и надёжных людей. Аллен затолкал переживания подальше, заставляя себя повернуться и поспешить прочь в узкий проход между двумя заборами, затем, проскользнув уже в щель между стеной высокого дома и, кажется, магазина.

Дальше и дальше, почти бездумно в этом подозрительном лабиринте без права выбора пути с одной единственной дорогой. Он больше не слышал ни рычания, ни лязга, ни ещё каких-либо подозрительных и тревожных звуков. Он бежал, он рвался прочь, он снова не боялся того, что не видит ничего вокруг и идёт даже не на ощупь.

Будто тонкая, но чрезвычайно крепкая нить тянулась от него и вела вдаль к чему-то, о чём твердило подсознание и, возможно, пели волны озера Толуки…

Он точно знал, что в том шёпоте и приглашении и был смысл его сегодняшнего дня, смысл всего его существования. И может быть с ним уже было не всё в порядке. Это состояние напоминало транс, и юноша не спешил пытаться разодрать опутывающие, поддерживающие и ведущие за собой сети. По крайней мере, пока у него был путь, а страшные когтистые лапы и клыкастые морды раз за разом оставались позади, отставая на шаг или полшага, а он даже не устал… Пока не запнулся о что-то внизу, не рухнул на колени и не ощутил, что некто гонящийся за ним подступил вплотную. Пока не ощутил на шее тёплое хриплое дыхание, вспоминая, что некоторые хищники в шею обычно и целятся при укусах, попытался вскинуть руку и вскочить, но только сейчас понял, что устал, смертельно устал, и тело удивительно тяжёлое и неповоротливое…

Стены, что находились по обе стороны от него, сжались, перед глазами заплясали алые огни, в ушах раздался дикий, громогласный вой, как будто сотня мощных сирен взвыла одновременно, окружив его пылающим кругом, причиняя нестерпимую боль, разрывая голову на части. И он желал только одного: избавится от этой боли, пройти дальше. Разве он хочет слишком много, разве не может хоть кто-нибудь…?

А затем чьи-то неживые холодные пальцы сжали виски, даря успокоение и уволакивая вниз, в едва колеблющееся тёмное марево.

Первое, что Аллен ощутил, очнувшись, это то, что он всё ещё жив. Второе, что бросилось в глаза, так это включённый фонарик рядом. Упал и загорелся сам?

А затем Уолкер сообразил, услышал шаги. Негромкие шаги, словно кто-то в каблуках шагает по асфальту, и этот звук далёким эхом отдаётся на весь проулок сразу, так бывает поздно ночью, когда тихо и никого больше нет. Аллен помнил, как они с Лави как-то засиделись допоздна и, услышав такие же шаги, рыжий заметил, что это просто призыв: эй, маньяки, я здесь, одинокая и беззащитная.

Аллен не был уверен, что в этом месте страх перед маньяками имел хоть какой-то смысл, кажется, здесь стоило бояться другого, и удаляющийся звук шагов принадлежал человеку, которого здесь ничего не пугает.

Этот человек пугал Аллена.

Он предпочёл посильнее смежить веки и затаить дыхание до тех пор, пока не наступит абсолютная тишина. А затем потянулся, хватая фонарик и упираясь ладонью в тонкую и хрупкую ледяную корочку, покрывшую привычное покрытие дороги. Утомлённый мозг отказался рассматривать это открытие, и юноша попытался приподняться, наскоро проверяя и удостоверяясь в том, что все конечности при нём, он слышит, он видит, он цел.

Осталось только подняться на ноги с четверенек, но подошва кроссовок тут же заскользила, и юноша схватился за тонкое металлическое перекрытие или даже сетку-рабица, огораживающую, на первый взгляд, самый обычный двор от общей дороги. Обычный, заброшенный, заросший голыми кустами и низкой, взъерошенной травой двор. И эту траву покрывала едва серебрящаяся в свете фонарика изморозь.