Getting my demons out (СИ)

— Конечно, — кивает Гарри.

Луи открывает потрёпанный учебник на интересующей его теме, и они погружаются в тягучий утомительный процесс, когда Гарри изо всех сил пытается подобрать нужные слова, объяснить простым языком сложные математические формулы. Минуты подобны снежинкам — медленно, но верно сбиваются вместе, прилипают друг к другу, наращивая час в снежный ком.

Температура в библиотеке незаметно падает, и Гарри всё чаще теряет нить собственного объяснения, сбивается с мысли, потому что в голове царствует холод. От него стучат зубы и тело содрогается под одеждой, но Луи смотрит лишь в книгу, и Гарри рад. Меньше всего ему сейчас нужен полный жалости взгляд.

— Я не понимаю, — в отчаянии стонет Томлинсон, и Гарри на автомате отмечает, как хорошо звучит его высокий, чуть хрипловатый голос. В него будто можно завернуться, как в тёплый шерстяной плед. — Давай вот этот вариант ещё раз.

Томлинсон сдвигает свой стул ближе, наклоняется, и Гарри может почувствовать горячее дыхание с запахом сигарет, а также запах стирального порошка от тонкой ткани платка на его шее.

С того недоразумения в парке, когда шелестящий материал касался его лица, глаза, полные грозы, были так близко, а горячая рука ласкала, дарила невозможное удовольствие — кошмары Гарри уступили место снам о другой жестокости, более желанной. Снам о Луи. И, сидя так близко к нему, когда Томлинсон ненароком касается его колена своим, склонившись над одним учебником, Гарри путается в ощущениях.

С трудом ему удаётся собраться. Связывать мысли всё труднее, но Луи, наконец, ухватывает суть, удивлённо улыбается. Гарри чуть откидывается на жёсткий стул, ведёт уставшими промёрзшими плечами, наблюдая за тем, как Луи записывает правильные ответы в тетради.

— Томлинсон!

Голос Малика, злой, отрывистый, врывается в тишину, царившую между ними. Разрывает её в клочья острыми краями, будто зазубренный нож. Лёгкий, чуть дрожащий мир нарушен, и Гарри сжимается на стуле в ожидании объявления войны. По стиснутой челюсти Луи он понимает — её не избежать, и молится, надеясь не оказаться её неизбежной жертвой.

— Зейн, — спокойно говорит Томлинсон, медленно выдохнув воздух через нос. — Ты мешаешь мне заниматься, друг.

Звук, с которым это слово бьёт Малика по щеке, будто жёсткая, полная раздражения пощёчина, висит в воздухе. Электризует волоски на теле Гарри. Он съёживается, мечтая ужаться до атома.

— Друг, — с нажимом возвращает Зейн слово назад. — Что это за новости о возвращении в команду, и почему я узнаю об этом последним?

— Тебя не было утром на стадионе, — пожимает Луи плечами.

Они буравят друг друга напряжёнными взглядами, и Гарри видит, как взрываются частички материи в пространстве между ними. Злость Зейна ощущается физически, на уровне инстинктов, и Гарри хочется бежать. Так, как никогда не хотелось бежать от Луи, несмотря ни на что.

— Ты не можешь просто бросить нас и вернуться в команду.

— Да? — взрывается Луи. Вскакивает на ноги. — А кто же мне запретит? Может, ты?

На секунду Гарри кажется, что сейчас он ударит Луи, а тот ответит. Воспалённое воображение уже рисует сцену, когда они, сцепившись, катаются по пыльному полу, стирая куртками грязь.

Но, видимо, в голове Малика зреет какой-то иной план. Гарри отчётливо видит момент, когда мысль появляется в изворотливом коварном сознании — черты парня теряют резкость и все его мимические мышцы расслабляются.

— Они выперли тебя однажды. Смешали с грязью, — Зейн наслаждается лёгким румянцем Луи, расправляет уверенно плечи, зная, что каждый его удар находит цель. — А теперь ты, словно щенок, бежишь обратно, забыв об унижении.

Гарри хочет вмешаться, защитить Луи. Не от Малика: его слова пустяк, лишь злые уколы, почти не имеющие значения. Томлинсона сжирают изнутри собственные демоны сомнения. И Гарри мечтает развеять их, доказать, что Луи на верном пути, но внезапная слабость, сковавшая организм, мешает.

— Я разберусь сам, Зи.

— Как скажешь, — спокойно произносит Малик. — Но ко мне потом не приходи, когда это скопище стервятников потеряет страх перед тобой. Надеюсь, они сожрут тебя в этот раз.

Как только Зейн поворачивается к Луи затянутой в чёрную кожу спиной, Гарри видит, как прекрасные острые черты лица ломает страдание. Луи опускается на стул, глядя в книжную тьму библиотеки невидящим взглядом. Стайлс чувствует застывшую в его теле неуверенность, пропитывающую слабостью каждый мускул.

Отвлекает боль.

— Думаю, это твоё поганое влияние, — Зейн прижимает его голову к выщербленной столешнице ладонью. Щёку обжигает дерево, царапает нежную холодную кожу, и Гарри тихо шипит сквозь зубы. — Ты обязательно поплатишься за всё, что сделал.

— Зейн! — повышает голос Луи. — Просто катись к дьяволу, ясно?!

Давление исчезает, но Гарри всё ещё не шевелится. Не хочет.

— Эй, — щёлкает пальцами Луи, снисходительно добавляет. — Отвисни, он ушёл. Бояться нечего.

Голос чуть насмешливый, не агрессивный или злой, но Гарри всё равно неприятно. Он отворачивается, прижимает ледяные пальцы к горящему лицу. Темнота библиотеки клубится, плывёт. Очертания тьмы меняются.

— Стайлс, — Луи повышает голос, сжимает его плечо твёрдой ладонью. — Да что с тобой?

Его слова слышатся будто сквозь густую пелену, а тьма, кажется, разрастается, выползает из угла и движется к ним, поглощая весь объём помещения. Гарри чувствует, как плывёт сознание, а при попытке подняться на ноги, реальность вдруг начинает кружиться.

— Чёрт, — ругается Луи.

Внезапно его лицо оказывается совсем близко, тёплая сухая ладонь касается лба, по-отечески, таким естественным и правильным движением. Гарри легко может представить, как он точно так же касается лба одной из своих сестёр, проверяя температуру.

— Ты горишь.

Гарри пытается сглотнуть, но внезапная сухость в горле дерёт нежные стенки гортани. Он хрипит что-то неразборчивое и сквозь слабость чувствует руки Луи на себе, его собственнический рывок.

— Сможешь идти? — Гарри едва переставляет ноги, но Луи поддерживает, что-то ворчит себе под нос, но крепко прижимает его слабое замёрзшее тело к горячему боку. — Я отвезу тебя домой.

Послушный кивок — единственное, на что хватает растворяющихся в высокой температуре тела сил.

Яркий свет школьного коридора бьёт в глаза, и Гарри зажмуривается, сжимает дрожащие пальцы на куртке Луи. А потом внезапный порыв ледяного ветра бьёт по лицу, и Гарри содрогается всем телом. Спотыкается.

Он почти не помнит, как Луи тащит его по парковке, что-то говорит, прислонив безвольное тело к заиндевевшему металлу машины. Поездка тоже проходит в ледяном тумане зимы. Гарри замерзает, несмотря на включённую на максимум печку, стучит зубами и бредит.

Уже у квартиры Гарри немного приходит в сознание. Он обнаруживает себя вжатым грудью в тело Луи, а спину холодит бетон стены. Томлинсон что-то уверенно ищет в его рюкзаке.

— Давай… я… — хрипло произносит Гарри и, несмотря на болезнь, глубоко вдыхает через нос восхитительный аромат сжимающего его парня.

— Я открою, — отмахивается Луи. — Ты же на ногах еле стоишь. Просто скажи, какой карман.

Гарри засовывает руку в рюкзак и на ощупь находит ключ. Он старается игнорировать удивительное тепло, разливающееся от кончиков пальцев, когда он сталкивается с рукой Луи в рюкзаке.

— Спасибо, — благодарит он, надеясь попрощаться с Луи у двери, но Томлинсон подхватывает оба их рюкзака одной рукой, а второй продолжает придерживать Гарри.

— Я должен убедиться, что ты будешь в порядке, — отвечает он на удивлённый взгляд.

Гарри не спорит, позволяет довести себя до кровати. Стянув ботинки, не раздеваясь, он падает на матрас. Сил стыдиться собственного жилья перед Луи не остаётся, и он засыпает мгновенно, будто теряет сознание. Проваливается во тьму, спасительную, забирающую головокружение и холод.

Ещё только один раз он просыпается, когда Луи пытается влить в него горячее лекарство. Он послушно глотает, и, возможно, виноват жар, но Гарри слышит похвалу от Томлинсона и вновь падает на подушку, рассеянно приподняв уголки губ. Он не знает, как выглядит его лицо, Гарри почти не контролирует собственное тело, но ему отчаянно хочется улыбаться сквозь всю эту плотную вату болезни.