Getting my demons out (СИ)

Но Стайлс молчит, плотно сомкнув губы — Луи игнорировал его в течение недель, а значит, ему не нужны слова, глупые оправдания. Не нужен Гарри. И он просто вырывает руку и движением, которое стало привычным с момента знакомства с Томлинсоном, отворачивается.

Сила, которой мог бы стать для него Луи, яркий свет и тепло — всё растворяется в его застывшей маске безразличия. Гарри выдыхает сквозь зубы, трёт онемевшей от холода рукой лоб и не понимает, как позволил себе упасть в эту бездну. Его душе будто мало поселившейся внутри Тьмы, и теперь она тянется к отчаянно сопротивляющемуся Луи, умоляет его ответить на порыв, который заранее обречён.

Кажется, это проклятие Гарри — отдавать не тем людям своё сердце. И если в первый раз ему удалось спасти его, кровоточащее и едва живое, то сейчас он в шаге от смерти, полной его остановки.

Первые снежинки, робкие, невесомые, едва касаются его заледеневших губ и не тают. Эхо поцелуя ещё ощущается на тонкой коже, но разочарование, гнилое, как осенние листья под белым снегом, убивает, выгрызает бьющееся с каждой секундой всё медленнее сердце из груди.

Сигаретный ожог становится горячей точкой в их иллюзорных отношениях.

***

Беспокойство ворочается в груди ленивым чудовищем, скребёт стенки и воет, постоянно возвращая Луи в момент, когда Гарри, отвернувшись, ушёл. Рюкзак, закинутый лишь на одно, здоровое плечо и дрожащие пальцы. Он выглядел вполне нормальным, но будто доведённым до крайности, и как Луи ни пытается, он не может выбросить из головы это застывшее напряжение в хрупкой спине.

Сладкий запах блинчиков и громкие споры сестёр наполняют его реальность, стоит переступить порог родительского дома, но, рассеянно ероша волосы одной из близняшек, Луи всё равно думает лишь о Гарри. О том, как обидел его сегодня.

— Останешься на ужин? — мягко спрашивает мама и получает в ответ короткий кивок.

Улыбка робкая, несмелая. Джоанна всё ещё боится отказа. Страх о том, что любимый сын вновь захлопнет дверь в своё ожесточённое сердце, незримой тенью присутствует в любом из их разговоров.

— Что-то не так, Бу? На тебе нет лица, — произносит мама, нежная ладонь ложится на лоб.

— Я сделал кое-что дурное сегодня, — тяжело вздыхает Луи.

— Ох, расскажи нам больше, ведь это так несвойственно тебе! — театрально фыркает Шарлотта и обходит стол, чтобы поставить в центр дымящийся заварочный чайник.

Пинком Луи отправляет свой рюкзак к общей куче портфелей сестёр, грудой сброшенных у двери, и стаскивает с плеч куртку. Мама забирает её, чтобы повесить, неодобрительно цокает на старшую сестру, но Луи лишь улыбается уголком губ. Сёстры не ненавидят его, но и одобрения ждать глупо.

— Лотти, твой брат старается…

— Старается стать криминальным элементом? — прерывает маму девушка. — Объясни мне точнее, чего Лу хочет достичь насилием?

Джоанна лишь качает головой. Никто из них не способен спасти Луи от будущего, которое он выбрал сам. К которому он следует день ото дня. И лишь то, что он вернулся в семью, сладким бальзамом покрывает нанесённые последним годом раны.

— Хуже тебя только Малик, вот честное слово! — положив ухоженную ладонь на сердце, восклицает Шарлотта, а Физзи рядом согласно кивает.

— Ты не знаешь Зейна, — парирует Луи.

— Мне не нужно его знать. Томми ходит в одну с тобой школу, и у него всегда есть шокирующая история.

— И обо мне? — спрашивает Луи, неосознанно сжимая вилку. Но Лотти лишь качает головой.

— Я знаю тебя, Лу. Вижу разницу. Ты… — она задумывается на секунду, подбирая слова, убирает светлую прядь за ухо. — Ты честнее, что ли. Малик мерзкий, прогнивший насквозь.

— Малик — мой друг, Лотс. Отнесись к этому с уважением, — отрезает он.

Напряжённая тишина закручивается с дымом над чашками с горячим чаем, и Луи старается игнорировать накалившийся воздух. Безуспешно. Сердце колотится сильнее, и отчаянно хочется сбежать от угнетающего молчания. От разочарования семьи.

Атмосферу разряжает детская непосредственность, с которой маленькая Фиби обращается к маме.

— Мамочка, Лу-Лу расстроился, что кто-то хуже него?

— Не волнуйся, братик, для нас ты всегда будешь лучшим из худших! — восклицает вторая близняшка с радостной улыбкой.

И Луи не может не улыбнуться в ответ, ласково ведёт ладонью по её щеке, а Лотти громко смеётся на заявление Дейзи, и напряжение покидает комнату сквозь приоткрытое окно в кухне. Ужин продолжается под детский смех и рассказы старших сестёр, и Луи дарит искренние улыбки каждой, позволяет маме прижать свою голову к плечу, что-то ободряюще шепча и лишь много позже, затихающим вечером, он сбрасывает с кровати душащее одеяло и вспоминает о Гарри.

В тёплой темноте его комнаты так трудно поверить, что мальчик с ледяными пальцами и загадочно блестящими зелёными глазами существует. Но ночь шепчет о том, что он настоящий, а резкий холодный ветер бросает в окно твёрдый снег, будто подначивает Луи быть решительнее, выяснить все тщательно хранимые за душой секреты.

Стайлс остаётся чёртовой сводящей с ума загадкой. Инстинкты внутри рвутся с цепи, умоляя бежать прочь, стоит сделать шаг в сторону него, но врождённая любознательность толкает в объятие к тайне.

Вслед за одеялом отправляется подушка, когда Луи со злостью отшвыривает её прочь. Собственная постель кажется колючей и неудобной, раздражает. Мысли мешают уснуть, впиваются жалами, будто насекомые. И нет от них спасения. Спустя несколько месяцев до Луи, наконец, доходит, почему Гарри вызывает в нём злость.

Это вовсе не Гарри.

Собственные эмоции выходят из-под контроля, и Луи злится на свою неспособность действовать, прикрывая всё издевательствами и жестокостью. Каким-то непонятным образом он чувствует настроение Стайлса, чувствует все невысказанные порывы, но ответить на них не в силах. Страх сковывает сознание и заставляет совершать глупости.

Как сегодня, например.

Лотти права насчёт Малика, Луи понимает. Помнит тот момент, когда Зейн парой ловких фраз зажёг в нём этот огонь разрушения, когда он переключил триггер внутри Луи, и Гарри, подобно многим другим, получил свою порцию боли.

Воспоминания об этом моменте вызывают румянец стыда, и Луи прячет лицо в простыне, хотя никто, кроме ночи, не способен увидеть его раскаяние. Ему кажется, что он ощущает жжение сигаретного ожога на собственном плече. Воспоминания концентрируются на дрожащем теле Стайлса под ним, холодных пальцах, что впились в запястья, и хриплых выдохах. Гарри не закричал, не потерял сознание, лишь сжимал ткань его платка, будто она может облегчить боль. И всё его тело, замершее в этом мгновении агонии, влекло, манило. Луи чувствовал себя мотыльком, подлетевшим слишком близко к пламени, несмотря на то, что это он прижимал горящую сигарету к плечу Стайлса.

Луи стонет от досады, тянется к телефону на столе. Слишком яркие для тьмы, царящей в комнате, электронные цифры показывают середину ночи. Резким выдохом Луи пытается выбросить из головы навязчивые воспоминания и заставляет себя не думать о Стайлсе. Завтра учебный день, и больше, чем ходить в школу, Луи ненавидит ходить в школу невыспавшимся. Поэтому он закрывает глаза и пытается уснуть.

Ему снятся холодные губы и запах гиацинтов.

***

— Знаешь, теперь я вижу вещи в новом свете. Чище, что ли…

Гарри закрыл глаза, не желая видеть в лице Бена разочарование. Да, он облажался, не смог совладать с собой и теперь лишился единственного друга.

— Гарри, послушай… — мужчина мягко коснулся волос, сделал осторожный шаг ближе. — Всё хорошо. Мы справимся с этим вместе.

Мальчик отрицательно замотал головой, скинул поддерживающую руку.

— Гарри, — продолжил настаивать учитель. — В жизни чего только не бывает. Я понимаю, ты боишься, что разочаровал меня. Но я взрослый, я понимаю, что близкие иногда доставляют больше боли и разочарования, чем враги. И ты поймёшь это. Позже.

Упрямо поджав губы, Гарри отступил ещё на несколько шагов, чтобы быть ещё дальше от человека, которого долгие годы считал самым близким.