Шепотом (СИ)

Ты же сильный и стойкий: сильнее меня и множества подобных мне, вместе взятых, так что за…

И верю, и не верю, что такое запросто могло случиться.

Почти доезжаю до вереницы жилых домов, когда понимаю: короче – через дворы.

Я успею.

Бросаю байк прямо на дороге – нет времени на что-то другое. Спрыгиваю на ходу, примерно ориентируясь в местности, и бегу к дому Никиши.

Я успею.

Первым порывом смотрю вверх – в окнах никого. Никого, пытающегося грохнуться насмерть.

Не знаю, на каком этаже он живёт, поэтому цепляюсь к первому встречному.

- Вы не знаете, - быстро перевожу дыхание, - в какой квартире живёт Никита? Он старшеклассник. У него ещё собака – такса.

Женщина выходила из подъезда – я чуть не сбил её с ног.

- Да, здесь, седьмой этаж, налево.

Даже не кивнув, взбегаю по ступенькам. Попутно набираю номер.

Я успею.

Добегая, слышу мелодию за чужой дверью – той самой – налево.

Дёргаю ручку – заперто.

- Никита! Открывай! – ору, тарабаня в дверь. – Не валяй дурака! Забудь о чёртовом окне и открой мне дверь.

Ни единого звука – одна грёбанная мелодия по ту сторону.

- Никита! – шандарахаю по двери кулаком с такой силой, что в подъезде слышны отголоски и эхо от удара.

Тишина.

Я… успею?

Кусаю губы. Неосознанным жестом прикасаюсь и сжимаю через свитер свой серебряный крест.

«Нет ответа».

Звоню ещё раз.

Кричать что-то нет смысла, как и выбивать слишком крепкую даже на первый взгляд дверь.

Пытаюсь верить в лучшее, но, к сожалению, я прагматик: и не такое видел.

Секунду стою в прострации, условно пытаясь растянуть момент пустоты в голове.

А потом у меня просто опускаются руки.

Он не откроет.

Некому открывать.

К горлу подступает комок. Не понимаю, что со мной.

Наверное, это от бессилия.

На ощупь найдя перила, прислоняюсь к ним и прикрываю веки.

Не успел.

Я даже не до конца осознаю происходящее.

Дышу равномерно: за вдохом - выдох.

Главное, вернуть спокойствие. Но я ни черта не спокоен.

Резко становится холодно.

Это я… виноват?

«Да», - шепчет на ухо противный голос.

Отталкиваюсь от перил, чтобы спуститься, обойти дом и удостовериться, что Никита лежит внизу.

Когда… щелкает дверной замок и дверь, как по мановению волшебной палочки, открывается.

На пороге – Никиша собственной персоной: в изношенных спортивках, вязаном свитере и тапках. На лице ни капли типичной обречённости суицидника. Только… сардоническая ухмылка.

Смотрит на меня, с наигранной беззаботностью разводит руками:

- Шутка. Правда, весело?

В этот момент он напоминает сбрендившего гениального владельца театра одного актёра, а во мне последние секунды дотикивает подходящая для особого вида вендетты концентрирующаяся в костяшках пальцев неостановимая водородная бомба.

========== Глава 17: Плюсы и минусы ==========

Он не прекращает ухмыляться, даже когда я делаю шаг в комнату и без размаха заряжаю мелкой твари в челюсть. По инерции отступает, спотыкается о собственную ногу и грохается на пол.

Не удовлетворившись, подхожу ближе и от души пинаю придурка в бок, оставляя грязный след от подошвы на его свитере.

Приседаю рядом на корточки.

- Надумал убиваться? Так не раздумывай. А то я разочаруюсь.

Тварь прикрывает рукой припухшую губу и пытается не отводить взгляд.

Оо-о, сейчас это не так просто, правда.

- Я уже передумал. Можешь разочаровываться, - фыркнув, вытирает с губы кровь.

- Да ну? – притворно удивляюсь. – Что-то ты быстро.

- Ну да, - огрызается и тут же приторно улыбается: - Не ожидал такой бурной реакции с твоей стороны. Я прямо польщён.

Без промедления заряжаю недорослю подзатыльник, чтобы не поддаться искушению как-нибудь повнушительнее его изувечить. Коротко выдыхаю, поднимаясь.

Мерзавец всполошил бурю: я почти готов потащить его за шкирку и мордой вниз с окна – чтоб знал.

Отворачиваясь, иду к выходу, а напоследок как можно более безэмоционально бросаю:

- Не показывайся мне на глаза как минимум месяц. Уяснил?

Не жду ответа.

Двери распахнуты, но не успеваю дойти до порога – малец крепко хватает меня за запястье… И своей выходкой вызывает новый виток едва схлынувшего урагана – настоящего шторма.

Тем не менее, останавливаюсь. К счастью, внешне у меня почти всегда получается сохранять видимость спокойствия.

- Не уходи, - в голосе чуть заметное волнение.

Если я обернусь, кое-кто снова получит по щам.

- Чего тебе?

Не отвечает. Вместо этого обнимает меня сзади за талию и тянет назад, обратно вглубь коридора, а дальше – к стене. Пытается развернуть к себе лицом.

Поддаюсь. Упираюсь руками в стену, сверху вниз мрачно глядя на мальчишку.

Учудил грёбаную драму, талантливую пантомиму, и не боится, что я вместо милого дружеского конфликта устрою ему настоящую тёмную?

Дышу тяжело, сдерживаясь, чтобы не сделать какого-нибудь необдуманного движения, а вокруг сгущается вязкий клок мрачного молчания.

Мальчишка глядит в ответ решительно, до побеления костяшек сжав в кулаки руки. От него исходит такое напряжение, что даже я чую. И когда оно достигает контрольной точки, он размыкает губы.

- Саш. Разреши мне. Один раз. А потом хоть убей.

Не понимаю, о чём речь, пока Никита не тянется к моим губам. Тянется с открытыми глазами, в которых мрачнеет всё та же решимость.

Не знаю, почему я не могу его оттолкнуть, позволив прикоснуться. Просто в голове непроизвольно всплывает момент, когда малец отвратительно догадливо спросил, мол, почему я себе противен – что-то вроде того.

Может, и поэтому тоже?

Его язык осторожно касается моих губ, а руки – плеч.

Удивительно, ничего из этого не вызывает отвращения, скорее, мне даже интересно, насколько мальчишка собирается наглеть. Приоткрываю рот, разрешая проникнуть внутрь, но вскоре отстраняюсь.

- Наигрался? – издевательски склоняю голову к плечу.

- А если я скажу, что нет? – вызывающе подаётся вперёд.

Вместо ответа грубо беру его за подбородок и целую сам. Зло напираю, не считаясь с чужими желаниями и возможными протестами. Его разбитая губа добавляет в поцелуй привкус крови, но это даже заводит. Значит, не наигрался?

Второй рукой до боли сжимаю талию мальчишки и практически кусаю его язык, едва он надумывает ответить.

Недоросль не отстраняется, наоборот, прижимается крепче – так, что я бедром чувствую его стояк.

Почему-то от этого «знания» становится жарко – даже душно.

Твою мать.

Отталкиваю мальчишку к стене, где он клубится какой-то тёмной тварью, вроде озлобленной кобры, и смотрит так, что я сглатываю и начинаю дышать чаще.

Твою мать.

Отступаю, пытаясь сбросить наваждение. Даже прикрываю глаза, но и так ощущаю на себе этот колкий, отчасти похотливый взгляд.

Хриплый смех позади:

- Удивишься, если я скажу, что хочу тебя?

В какой-то мере восстанавливаю дыхание, насмехаясь, и не важно, что фальшиво:

- Маленьким деткам пора баиньки. По-моему, давно наступил тихий час.

Продолжая театральное выступление, словно определяю время по несуществующим наручным часам на запястье. Стою спиной, однако успеваю перехватить чужую руку, не давая нанести вероятный удар. О как, и он иногда срывается на рукоприкладство.

Выкручиваю руку, прижимая мальчишку мордой к противоположной стене. Замечаю, как судорожно время от времени дёргается его кадык, а по виску стекает капля пота. Да и стояк на месте.

- Это ж вроде не твои методы, - снова насмехаюсь.

Понимает – вырваться нереально, поэтому мгновенно расслабляется.

Вот и замечательно.

- Отпусти, - коротко.

Не видя причины отказать, выпускаю руку и сразу же иду к двери. Не выдерживаю и оборачиваюсь на пороге:

- А на самом деле?

Никита стоит в некотором ступоре, придерживаясь рукой за дверную ручку ванной. Соображает не сразу, но всё же догадывается. Прищуривается скептически: