Эроменос (СИ)

— Неужели это непонятно? — ответил вместо юноши Астин. — Преданный суду тем, кого любил и ради кого совершил преступление, Кассандр не желал более жить, пораженный Антэросом в самое сердце.

— Но он говорит сейчас… — протянул толстяк и спросил безо всякого перехода: — Это правда, что вы — любовники?

— Да, — не колеблясь, ответил Астин, а Кассандр просто наклонил голову в знак согласия. — Именно потому я и пошел вслед за Кассандром. Я хотел остановить его, не позволить убить, однако любовь не заставит меня солгать. Да и разве имеет это значение сейчас, когда речь идет о преступлении против чести? Философы учат нас, что наставники должны вести юношей к свету знания и добродетели, давать им лучшее и подталкивать к достойным свершениями. А что сделал Лаэрт? Как воспользовался он им же разожженной любовью? К чему толкнул доверившегося ему юношу? Он, именно он, вложил в руки Кассандра оружие, и вы не можете не понимать этого!

— Твой отец может гордиться тобой, Астин, — произнес Офелос, — он вырастил себе достойную замену. Однако у меня остался еще один вопрос к тебе, Кассандр. Ареопаг желает знать, отнял бы ты жизнь наставника, если бы не жалобы Лаэрта на отцовский гнев?

— Нет, — без колебаний и не отводя синих глаз ответил юноша, — я не испытывал к учителю ненависти.

— Лжешь! — вдруг закричал Лаэрт, срываясь со своего места. — Не ты ли жаловался мне на то, что с трудом выносишь прикосновения отца? И только мысли о наших ночах помогают сдерживаться?

— Лаэрт, эти твои слова ареопаг трактует как признание в тайной любовной связи с Кассандром, — осек мужчину Офелос. — А раз это — правда, то и все остальное слагается в единый узор, теперь же займи своё место, а мы желаем задать несколько вопросов вдове Реса.

Атэна поднялась со своего места, и совсем скоро ареопаг услышал подтверждение того, что причиной убийства было наследство, которое не желал выпускать из своих рук Лаэрт, не желал настолько сильно, что использовал влюбленного мальчишку как оружие. Отец женщины подтвердил ее слова, сказав, что его дочь вернулась домой только с тем, что уносила, а внук не получил ничего.

Ареопаг загудел, как большой пчелиный улей, обсуждая услышанное, подобное преступление действительно требовало особого наказания. Обсуждение прервал Лаэрт, снова поднявшийся с места и обратившийся к эллинам:

— Мужи Афин, хочу напомнить, чтобы вы не забыли и о моем обвинении! Попытка убийства должна быть наказана так же, как и мое якобы преступление против собственного отца, которого я любил и чтил, как всякий хороший сын.

— Чтил настолько сильно, что поспешил жениться, не дожидаясь, пока остынут угли его погребального костра? — насмешливо бросил Астин. — За то, что мы проникли в твой дом, я готов уплатить назначенный ареопагом штраф и не отрицаю нашей вины, которая не так уж велика, учитывая то, что ты до сих пор жив. Жив, благодаря мальчишке, за спину которого спрятался! — жестко добавил молодой афинянин. — И будь моя воля, я вывел бы тебя на агору, наряженным в женское платье, потому что ты не просто подлец, но еще и трус!

— Позовите сюда мальчика, о котором идет речь, — тут же велел Офелос и через пару мгновений перед ареопагом предстал Димант, с лица которого до сих пор не сошли следы слез или же он плакал все это время.

— Расскажи нам, что произошло вчера в доме твоего наставника? — мягко задал вопрос пожилой мужчина. — Не пытайся обмануть нас, спасая кого-либо, этим ты только навредишь своему покровителю.

— Вчера ночью я проснулся внезапно, словно кто-то коснулся моего плеча, — начал Димант, а потом рассказал о том, что случилось, не поднимая низко опущенной головы.

— Так ли все было? — спросил Офелос, когда мальчик замолчал, и все трое мужчин синхронно кивнули. А после прозвучал вопрос, заставивший напрячься в ожидании весь ареопаг.

— Скажи нам, Димант, говорил ли твой покровитель о трудностях, возникших у него в последнее время? Жаловался ли тебе на кого-либо?

— Нет, — не колеблясь, ответил мальчик, и на лице Лаэрта расцвела торжествующая улыбка, но тут Астин сказал мягко и спокойно:

— Вчера ты был готов умереть, защищая своего наставника, и я восхищен силой твоего духа, а убить ради него ты смог бы?

— Да, — так же не задумываясь ни на миг, ответил Димант.

— Мужи Афин, я протестую! — громко воскликнул Лаэрт, вскакивая с места. — Мало ли что может прийти в голову мальчишке? Да и какое отношение домыслы Астина имеют к нашему делу?

— Согласен, — кивнул Офелос, отпуская знаком мальчика. — Однако мы и так услышали достаточно. Лаэрт, в начале заседания ты сказал, что не был любовником Кассандра, потом — что не смог бы солгать нам, а спустя немного — сознался в том, что тайная связь все же была, — спокойно и тяжеловесно говорил Офелос. — Ареопаг больше не верит тебе. Мужи Афин, мы услышали достаточно, пришло время принять решение. Мой вердикт таков — за совершенное чужими руками отцеубийство Лаэрт, сын Реса приговаривается к смертной казни или же лишению гражданства и вечному изгнанию из Афин. Имущество его надлежит отдать сводному брату, исполнив таким образом волю убитого. Кассандр, сын Эвмела и Астин, сын Агенора приговариваются к штрафу в три мины за проникновение в особняк с целью убийства. А сейчас я прошу вас голосовать.

Эпилог

— Лаэрт выбрал изгнание, — сказал Астин, когда они с Кассандром стояли в храме у статуи Эрота.

— Я так и знал, — кивнул юноша, возлагая свою жертву к ногам бога, — он слишком любит жизнь и себя, чтобы выпить чашу. Но меня куда больше волнуешь ты…

— О чем ты, эроменос?

— Тебя могут никогда не выбрать в гелиэю из-за этой истории, — все же произнес Кассандр то, что мучило с самого окончания заседания, — по моей вине ты расстроишь отца. Может, я и правда проклят, как сказала моя мачеха?

— Не говори мне, что хоть на мгновение поверил женщине, да еще и ненавидящей тебя! — Астин обнял юношу за плечи. — Она сказала это, чтобы уязвить тебя и только. Каждый из нас сам выбирает, как ему поступить, выбор этот не всегда верный, но он есть. Я мог не идти за тобой, и тогда ты убил бы Лаэрта, скорее всего — попался и снова был бы осужден, хотя… нет, не мог. Сердце последовало бы за тобой, как и всегда, а разве сумею я жить без него и без тебя?..

— Эрот свидетель, если бы не ты, я убил бы его, — прижимаясь к возлюбленному, сказал Кассандр, — но сейчас я рад, что этого не случилось. Ведомый гневом, я совершил бы ошибку, исправить которую невозможно, и принес бы в дар Антэроту нашу любовь. Прости меня… — он заглянул в глаза Астина, но не увидел в них осуждения, только мягкое тепло, к которому уже успел привыкнуть, которое давало силы жить и врачевало нанесенные другими раны.

— Ты не виновен передо мной ни в чем, будь ты другим, вряд ли я полюбил бы тебя, — серьезно сказал Астин, — боги одарили тебя не только красотой, но и пылким сердцем, ты ничего не делаешь наполовину — будь то ненависть или любовь, или… ведение записей. Ты отдаешься весь, потому что в груди твоей пылает божественный огонь.

— Никогда прежде не слышал я от тебя таких слов…

— Я плохой оратор, — сморщил нос Астин и улыбнулся, — и вот это может действительно помешать мне стать гелиастом, как желает отец.

— Неправда, на суде ты говорил прекрасно, — возразил Кассандр, — я видел, как слушали тебя все эти мужи, как довольно улыбался Офелос, да он сам отметил твою речь!

— Я говорил о тебе, защищал тебя и обвинял того, кто поступил с тобой подло, но смогу ли быть столь убедителен, говоря о чужих мне людях?

— Сможешь, — уверенно сказал юноша, — боги помогут тебе, я знаю.

— Ты снова видел сон? — приподнял бровь Астин.

— Да.

— И что снилось тебе в этот раз?

— Я не могу говорить об этом в храме, — на мгновение опустил взгляд Кассандр.

— Даже в этом? — указывая взглядом на статую Эрота, спросил Астин.

— Даже в этом, не хочу, чтобы слышал он, — синие глаза метнулись в сторону статуи Антэрота, находящейся в этом же храме, но чуть поодаль. — И, кроме того, я забыл кое-что.