Эроменос (СИ)

Опустившись на свое место, юноша продолжал смотреть на того, кто превратил его в убийцу, воспользовавшись любовью. Тогда бороды Лаэрт не носил, сейчас же она — черная и густая —курчавилась на его подбородке, а волосы он теперь стриг коротко. Все это делало мужчину старше и солиднее, а красота его по-прежнему поражала, недаром ведь этот мальчик смотрит на Лаэрта, словно на бога, так, как когда-то смотрел сам Кассандр.

Интересно, а в его руки Лаэрт тоже вложит оружие, чтобы убрать очередное препятствие на своем пути? Мысль пришла внезапно, и Кассандру стало холодно, несмотря на то, жара пока что и не думала спадать. От кого Лаэрт захочет избавиться теперь? И почему так больно смотреть на него сейчас? Почему сердце ноет и кажется холодным, как мрамор. Как статуя. Та самая, которую когда-то изваял с него Алкиной…

— Ты не хочешь пойти и поздравить своего друга с победой? — голос Астина с трудом пробился сквозь сковавший юношу холод, и Кассандр заставил себя улыбнуться и ответить:

— Нет, не думаю, что ему будет приятно видеть меня.

— Но вы же были друзьями?..

— Не только, — еще мгновение назад, Кассандр не собирался об этом рассказывать, но сейчас передумал, — я сказал тебе не все. Мы поссорились перед тем, как я уехал в дом Реса. Нелей сказал, что больше не хочет меня видеть, я не собираюсь портить самый счастливый день его жизни своим появлением.

— Я могу узнать причину ссоры? — негромко спросил Астин, обращая внимание на резкую перемену в поведении возлюбленного.

— Нелей хотел от меня любви, я же мог дать только дружбу, — пояснил Кассандр, глядя в глаза любовника.

— Что ж, в таком случае тебе действительно не стоит искать с ним встречи, — суховато произнес Астин, — иногда любовь так же трудно изгнать из сердца, как и ненависть. Она живуча, словно Лернейская гидра, и вместо одной отрубленной головы тут же отращивает две. Только огонь новой любви способен убить такое чудовище, а ни ты, ни я не знаем, свободно ли сердце Нелея.

— Да, так действительно лучше… и, похоже, сегодня было слишком жарко, — Кассандр потер рукой лоб, а после коснулся висков, — я так хочу искупаться перед тем, как мы ляжем спать.

— Не только ты, — Астин сморщился, — никакими благовониями не скрыть этого запаха!

— И не нужно, — юноша поднялся, — идем к реке, пока вода в ней еще не воняет потом всех этих эллинов.

***

— Скажи мне, о чем ты думаешь целый вечер, эроменос? — спросил Астин, когда они с Кассандром поужинали и устраивались на походных постелях.

— О том, что боги очень любят играть с нами, смертными… — не сразу ответил юноша, которому не хотелось лгать возлюбленному, но и правду сказать было нельзя. Астин не должен узнать о том, что Лаэрт здесь. — Они дарят нам встречи, когда мы меньше всего ожидаем и желаем этого.

— Богам ведомо скрытое от нас, — задумчиво протянул Астин, глядя на мерцающие в бархатно-черном небе аттические звезды, — они направляют наши шаги, они решают, сколько нам жить и когда умирать. Но разве не рад ты тому, что увидел Нелея?

— Рад, — Кассандр улыбнулся в темноту, — я всегда буду помнить его дружбу, а сегодня был один из самых радостных дней в его жизни, и самых утомительных для меня. Пусть сон твой будет сладким, — негромко сказал юноша, устраиваясь удобнее и закрывая глаза.

— И твой, да хранят тебя боги, — так же улыбаясь, произнес Астин, видя, что юноша действительно очень устал. Впрочем, это было неудивительно, учитывая, что спали они в эти дни мало, часами сидели на жарком солнце, а ели то, что удавалось купить. Олимпиада была испытанием на выносливость не только для атлетов, но и для зрителей, потому ничего подозрительного в неразговорчивости Кассандра Астин не увидел.

Не знал он и того, что закрывший глаза юноша не спит, а думает о такой неожиданной и вовсе ненужной встрече с Лаэртом, что все попытки Кассандра выбросить бывшего возлюбленного из головы проваливаются одна за другой, а сердце заполняет черная ненависть, грозящая залить его целиком.

Почему это должно было случиться именно сейчас, когда он наконец-то обрел покой и любовь — взаимную, сильную и чистую, именно ту, о которой мечтал со школьных лет? Неужели Эрот действительно — жестокий бог?

Приказав себе не богохульствовать более и немедленно успокоиться, Кассандр лег навзничь, моля Морфея подарить ему спокойный сон, который унесет все печали и заботы.

***

Первое, что сказал Кассандр, пробудившись на следующее утро, удивило Астина, потянувшегося к возлюбленному в желании утренней ласки:

— Вчера ты сказал, что исполнишь любое мое желание, это…

— Истинная правда, клянусь Зевсом, — прошептал Астин, привычно лаская юношу и удивляясь необычной холодности Кассандра. — Чего ты желаешь, эроменос?

— После того, как завершатся игры, — сжав пальцы любовника в своих, начал Кассандр, — я хочу сходить к оракулу, в Храм Зевса.

— Ты желаешь узнать будущее? — изумленно приподнял бровь молодой афинянин.

— Не совсем, я буду просить жрецов об очищении, не хочу, чтоб кровь на моих руках убила нашу любовь, — юноша сел и по лицу его было понятно, что он совершенно серьезен. — Ты позволишь мне это?

— А разве я могу запретить? Ты не мой раб и волен распоряжаться собой так, как тебе вздумается, — не понимая, с чего это Кассандр решил очиститься, сказал Астин. — Я даже пойду к оракулу вместе с тобой.

— Нет, — как можно мягче сказал юноша, — я должен сделать это сам, будет лучше, если ты подождешь меня в храме. Меньше всего я хочу обидеть тебя, но так нужно.

— Я сдержу свое слово, — улыбнулся Астин, видя, как напряжен возлюбленный, как дрожат пальцы юноши, сминающие край одеяла. — Но почему-то мне кажется, что ты сказал мне не все…

— Поверь, я не посмел бы скрыть от тебя ничего важного, — Кассандр улыбнулся и провел рукой по щеке Астина, — ложь и любовь не делят одного сердца, помнишь?

— Конечно, я сам сказал тебе это, — решил больше не настаивать молодой афинянин, поднимаясь. — Но нам пора завтракать, соревнования скоро начнутся.

— Благодарю тебя, — на мгновение юноша прижал ладонь возлюбленного к своему сердцу и улыбнулся, хоть глаза по-прежнему оставались печальными.

И таким же печальным и задумчивым был теперь сам юноша, Астин даже подумал, что Кассандр и вовсе не смотрит на арену, а если и смотрит, то не видит происходящего там. Синий взгляд казался невидящим, а слов, обращенных к нему, Кассандр просто не слышал. На вопросы, о чем он думает, юноша рассеянно отвечал, что о предстоящем походе к оракулу, но Астину все сильнее сомневался в том, это вся правда.

А Кассандр, хоть и смотрел на стадион, видел перед собой Лаэрта и его воспитанника, и тьма, залившая сердце, не желала исчезать. Тьма эта была тяжелой, как мраморная глыба, и такой же холодной, она остудила сердце и отняла желания. Несколько раз юноша ловил себя на том, что невольно выискивает среди зрителей Лаэрта, и усилием воли заставлял себя перевести взгляд на атлетов. Радость, с которой он ехал сюда, исчезла совершенно, он словно вернулся на два года назад, в гелиэю, в те дни, когда даже дышать было тяжело, а жить не хотелось совершенно. Неужели совсем недавно он был так счастлив?.. Одним своим видом Лаэрт окунул его в то прошлое, когда по рукам стекала кровь наставника, а пальцы судорожно сжимали стилос.

Спасение от прошлого юноша видел в оракуле, который силой, дарованной Зевсом, легко очистит его от скверны пролитой крови, вернет покой сердцу и все будет по-прежнему. Погрузившись в переживания, Кассандр не замечал тревожных взглядов Астина и толком не запомнил, кто же стал победителем в пятиборье. Имя атлета тут же забылось, а забег гоплитов*, знаменующий конец олимпиады, Кассандр встретил с облегчением и радостью.

Поднимаясь к храму Зевса, юноша слышал, как все чаще колотится сердце. Сейчас ему предстоит увидеть знаменитого оракула, а из храма он выйдет совсем другим — оставит там всю боль и горечь, и снова будет наслаждаться любовью Астина, не вспоминая о прошлом.