Герой не твоего романа (СИ)

- Не знаю, – пожал плечами Хёкдже. – Может, занят. А чего не мучил? Совесть проснулась?

- Совесть… – Донхэ устало потер пальцами лоб. – Короче, Чанмин – куда большая падла, чем мы могли подумать. У него есть еще один слуга, и это Ким Хичоль из СуДжу. Вот этот педрила нас и не боялся – он сам вампир. Да-да… Шестерка призвал слугу, за гермафродитом явились психованный волчара и дебльный пришелец. Нас всех скрутили. Я сидел пленником в ебаном общежитии Донгов, с магическим браслетом задроченного монаха. Который, кстати, при всей своей задроченности еще и связь Чанмина с папой подтер. Профессор кое-как меня освободил. Он без палочки и без обеих рук, при смерти. Я подстрелил шестерку прямо на концерте, свернул шею менеджеру, возможно, убил одного экзёнка и сейчас сижу в нашей старой квартире, с другим экзёнком в качестве заложника. Вот… мне бы с папой поговорить.

Хёкдже чуть не уронил телефон. Его глаза чуть в прямом смысле не полезли на лоб.

- Ты чего там учудил? – жалобно простонал он. – А я тебя перед папой отмазывал, идиот… Папа нас обоих прикончит!

Связь прервалась: видимо, средства на счете Бэкхёна не были рассчитаны на звонки в Россию.

Донхэ в остервенении бросил телефон на ковер, где когда-то его отец впервые овладел своим оригиналом. Бэкхён залез на кресло с ногами и затрясся, испугавшись, что злость незнакомца со знакомым лицом обрушится на него.

- Ну что, Ребекка? – Донхэ вновь перешел на корейский и медленно приблизился к айдолу. – Поразвлекаемся, пока никого нет?

- У меня есть деньги, – прошептал айдол.

- Ты предлагаешь свои жалкие гроши порождению Тьмы? – Донхэ засмеялся. – Я на все твое состояние, наверное, папину квартиру в Париже только на неделю снять бы смог!

Раздался звонок в дверь. Донхэ, держа в руке винтовку, открыл ее. На пороге стояли слуга и монах. «Принц» опять захохотал, и Чанмин не мог не заметить, что в его голосе звучали яркие истеричные нотки. Бестолковый мальчишка, пока папы не было дома, спалил полквартиры, разбил все тарелки на кухне и подрался с няней, а теперь до дрожи боялся отцовского ремня.

- Кажется, ко мне пожаловало шоу трансвеститов! – сказал он. Чанмин прошел внутрь, а Кюхён, натолкнувшись на невидимую преграду, остановился. Монах поднял руку и коснулся ее – ладонь ударили золотистые искры, и он невольно отскочил, стиснув челюсти от сильной боли. – Кюхёночка, извини, но ты даже накрашенная и в юбочке – жутко страшная. К тому же, я терпеть не могу девственниц. Так что беру одну Чанминочку.

Донхэ захлопнул перед монахом дверь. Чанмин подошел к заложнику и успокоил его:

- Все хорошо, тебя никто не обидит. Сейчас ты сможешь уйти.

- Да кто это сказал? – Донхэ поднял винтовку, как бы сообщая, что готов стрелять. – Он останется здесь, пока не придет папа.

Чанмин закрыл глаза, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, словно собирался заниматься йогой, а не ждать собственной смерти. Впрочем, казнь и не входила в его планы, хотя четких планов пока не было.

- Господин уже знает? – спросил Чанмин.

- Я не дозвонился, а деньги закончились, – ответил Донхэ. – Сам теперь звони папе и сознавайся. У тебя же есть телефон?

- Откуда? – Чанмин указал обеими руками на свою форму. – Я был на сцене, когда меня подстрелили. И не имел никакого намерения делать селфи на фоне зрителей.

- Ну и ладно, папа сам перезвонит, – решил Донхэ. – Или Ханген. Или Хёкки до них достучится, я с ним связался. – Он подошел к слуге и погладил его бедро через ткань юбки. – Эх, какая красивая мразь. Очень обидно, что красивая.

- А нравлюсь, Донни? – поинтересовался Чанмин, улыбнувшись. – Ты ведь много раз говорил, что трахнул бы певца. Голоса на четыре октавы у меня, конечно, нет, но в остальном я – его копия.

Донхэ несколько секунд молчал, а потом вновь разразился громким смехом, хлопнув Чанмина ладонью по плечу.

- Ну и гадина же ты! Низкая, грязная тварь! У тебя через полгода ребенок родится, а ты готов мне дать, чтобы я не просил папу тебя убить?

- И меня, и Дже, – поправил Чанмин, глядя на «принца», как завзятая проститутка на облюбованного потенциального клиента. – Пожалуйста, Донни. Защити перед господином меня и Джеджуна. Я сделаю все, что ты захочешь, и как захочешь.

- А это интересно. – Развратная натура «принца» стала брать верх, и он немного забыл о своем страхе. Кроме того, идея наврать отцу с три короба тоже показалась заманчивой. Вместе с виной Чанмина уменьшалась и его собственная. Главное – предупредить Хёкдже, чтобы не спорил. – А давай-ка. Ты противный, как слизняк, но, пожалуй, вставить тебе для отстрастки можно. – Донхэ стащил с головы Чанмина пропитанный засохшей кровью парик и одной рукой растрепал его волосы. Они были не слишком короткими, и он все еще смотрелся вполне органично со своим макияжем и в школьной форме. – Я что-нибудь придумаю для папы. Начнем с минета?

- Как скажешь, Донни, – сладко произнес слуга.

- Не могу, ничего не могу сделать, – признал стоявший в коридоре Кюхён, глядя на свои ладони: они покраснели, как от легкого ожога, но болели так, словно кожа уже обуглилась. – Пока не могу. Магия сильная, и ее держит энергия профессора. Но если постараться… пожалуй, через несколько часов…

Он был бледен, а губы, стараясь превозмогать боль, уже искусал до крови. Хичоль подошел к нему и осторожно погладил по спине.

- Может, не надо, а? – предложил он. – Ты мазохист, что ли?

- Вовсе нет. – Кюхён вымученно улыбнулся ему. – И прошу это учесть на будущее, когда мы станем ближе.

- Вот и давай ты доживешь до нашей первой ночи, не умирать же девственником от болевого шока под чужой дверью…

- Он должен продолжать, – твердо возразил Юно, возвышавшийся рядом в брюках и мятой футболке. – Кюхён слышал, как Донхэ говорил, впустив Чанмина, что его отец еще ничего не знает. Нужно ворваться туда как можно скорее!

- Но ему же больно! – возмутился Хичоль и, давая понять, что защитит своего монаха, схватил его за руку. Прямо за обожженную магией ладонь. Кюхён, побледнев еще сильнее, тихо охнул и упал на колени, а Хичоль отбежал в сторону, спрятал свои шаловливые ручонки за спину и невинно похлопал глазами. – Ой, я случайно…

- Все хорошо, – заверил его монах, поднимаясь на ноги.

Ючон закатал рукава облегающей концертной рубашки и помчался в атаку на заколдованную дверь. Магическая преграда отбросила его, словно пружина, и он шмякнулся о противоположную стену.

- Ни хера себе у этого профессора энергии, – сказал майор, тряся едва не разбитой головой. – Валяется там полумертвый, а с ним все равно хрен сладишь…

Юно задумался.

- То есть, – обратился он к вернувшемуся на пост у двери монаху, – если сам профессор перестанет питать энергией наложенные им заклятия, они исчезнут?

- Нет, – покачал головой Кюхён. – Они останутся, но тогда я сумею, возможно, что-то с ними сделать. А ты хочешь договориться?

- Привести Джунсу и пообещать вернуть руки в обмен на снятие заклинания? Хорошая идея. Продолжай, Кюхён.

Монах снова приложил руки к невидимому барьеру, вздрогнув от усилившейся боли. Герцог отошел от него и поманил за собой Хичоля.

- Ты уже давно не участник Super Junior, – сказал он торжественно. – Ты – один из нас.

- В курсе. – Хичоль пристально посмотрел на него, переступив с ноги на ногу. – И что? Мне порвать контракт? А на кой ляд?

- Убей, – тихо приказал герцог. – Вернись в общежитие и убей профессора.

- Чего? – Хичоль выпучил глаза и машинально попятился от оборотня. – Не-не-не. Я могу станцевать чечетку на официальном мероприятии, изобразить оральный секс с микрофоном и обхамить приличного ведущего, но не такое. Я не убийца. У меня рука не поднимется.

- Он не человек, и ты это знаешь. – Оборотень выглядел настолько пугающе решительным и холодным, что называть его «Юно» даже язык не поворачивался. – Он ненастоящий. Более того, у него и прототип вымышленный.