Getting my demons out (СИ)

Он сделал глубокий вдох и тут же перевёл взгляд на ступни. Босые, они стояли на деревянной подставке, а шляпки гвоздей уродливо торчали из костей. Энди завороженно смотрел на них, своих невольных мучителей, а слёзы капали на колени, оставляя на джинсах мокрые пятна.

— Ты думаешь, что я монстр. Но монстр здесь только ты.

Энди не хотел поднимать голову, не хотел видеть своего убийцу, он боялся встретиться с мёртвыми глазами, он не мог оторвать своих от ног и лишь сжимал ткань зубами.

Но неприятный шорох заставил поднять голову. И боль отступила на второй план, уступая своё место всепоглощающему страху. Энди рвался прочь, разрывая свою плоть, потому что незнакомец надвигался на него, потому что незнакомец держал в руке топор.

Энди кричал, вот только крика не было слышно.

Энди умолял остановиться, но он был нем.

Блеск поднятого вверх лезвия отразился в синих глазах, а Энди всё пытался освободить руки от оков. Он чувствовал, как кости трутся о металл, как рана разрастается, потому что он разрывал её края. Он хотел освободиться, отодрать руки от стула, но гвозди крепко удерживали его на месте.

Всё произошло очень быстро: взмах и удар. Крик, утонувший в грязной тряпке, капли пота, скатывающиеся по вискам.

Брызги крови попали в глаза, застилая всё красным, а в ушах стоял отвратительный скрипучий звук, с которым топор вонзился в кость, отделил её от тела. Гвоздь теперь не мешал движению левой руки.

НЕТНЕТНЕТНЕТ

Энди замотал головой из стороны в сторону, не решаясь посмотреть на руку. На обрубок. С лезвия топора капала кровь, попадая на ботинки незнакомца. Он что-то говорил, но молот боли, стучащий в голове, заглушал всё вокруг.

НЕТНЕТНЕТНЕТ

И вновь вскинутый наверх топор. И вновь пожирающее отчаяние, вырывающееся из груди сердце, приглушённый скулеж.

Вновь взмах и удар. И сводящий с ума звук.

И Энди потерял сознание.

Кровь хлестала из обрубленных рук, пропитывая собой пол, а жизнь мучительно медленно уходила из бледного тела.

========== Холоднее ==========

Комментарий к Холоднее

Поборов хлопоты первого сентября и сорокоградусную температуру я всё же сделала это, пусть и не уложившись в срок. Простите, что с опозданием в сутки, но лучше поздно, чем никогда.

Это для тех нескольких человек, кто трепетно ждал. Вы поддерживаете во мне жизнь, спасибо.

На календаре последние числа ноября, но зима в воздухе не позволяет обмануться, впивается иглами холода в щёки, пробирается под тонкую ткань куртки, выхолаживая Гарри изнутри. Цепким взглядом он следит за тем, чьи длинные пальцы занимают слишком много мыслей в уставшей голове.

Луи сутулится, прислонившись к кирпичной стене школы, время от времени поднимает худую руку ко рту и затягивается сигаретой. Высасывает последнюю порцию её горячего яда, блаженно прикрыв яркие, пронизывающие тело током глаза.

Зима идёт ему: раскрашивает острые скулы морозным румянцем, заставляет глаза искриться выпавшим за ночь снегом. Так же, как и зима, Луи выхолаживает Гарри сердце, оставляя на его месте ледяной камень, падающий в бесконечную пустоту.

Тучи жмутся друг к другу, будто пытаются согреться, и с минуты на минуту пойдёт снег. Гарри дышит на руки, пытаясь отогреть пальцы, но его дыхание такое же холодное, как и зима вокруг. Как безразличие Луи.

Почти три недели с того самого дня, когда пошёл первый снег, Луи почти не смотрит на него. Скользит равнодушным взглядом по толпе учеников, и ничего не происходит, когда он натыкается на Гарри. Воздух больше не электризуется вокруг них, лишь плотным вакуумом густеет вокруг Гарри, сдавливая в своих невидимых смертельных объятиях.

Остаётся лишь наблюдать украдкой, следить из-за угла, с вечно колотящимся сердцем, с постоянным страхом быть пойманным. Но, кажется, все и так знают, в какую беду попал Гарри, как глубоко в его венах звучит сладко-кислый голос Луи. Слишком часто он выпадает из реальности, заглядываясь на школьного тирана.

— Пялишься, фрик? — грубый голос Зейна возвращает из фантазий и бьёт о твёрдую землю. Гарри вздрагивает, но не успевает ответить, кулак врезается в живот, забирает дыхание.

Медленно, словно снежинки в безветренный день, Гарри оседает на вытоптанный за день школьниками снег. Холод жжёт колени, но когда Зейн бьёт ещё раз, уже ногой, Гарри падает на ладони, не думая о том, что замёрзнет ещё сильнее. В голове только боль.

— Постоянно пялишься, — он сплёвывает на снег рядом. — Не думай, что можешь получить его.

— Я… Я не… — Гарри всё ещё хватает побледневшими губами воздух, не в состоянии разговаривать.

— Зейн, — зовёт яркий голос Луи, и спустя несколько мгновений он появляется из-за угла, как всегда, окружённый друзьями.

Гарри не смотрит на него, не поднимает взгляд выше тёмных ботинок. В груди жжётся смущение, и стыд заливает щёки краской.

— Что происходит? — безразлично спрашивает Луи, и от этого холодного голоса немеет всё внутри, сковывает конечности Гарри. Но, может, это просто снег и зима.

— Этот лузер, кажется, запал на тебя.

— Я знаю, — отвечает Луи, и Гарри вскидывает голову, сдувая с глаз непослушные волосы. Смотрит и не может поверить. Это не тот парень, которому Гарри открылся в библиотеке, не тот Луи, что взял его с собой в Лондон.

— Только не говори мне, что у вас роман, — стонет Зейн разочарованно. — Серьёзно, друг. Я не против, что ты гей, но встречаться с ним, — он указывает пальцем на пытающегося подняться Гарри. Брезгливо, с презрением. — Он же ничтожество! Выбрал бы Майкла.

— Меня? — один из ребят приподнимает руки ладонями вперёд. — Почему сразу меня? Я не гей.

Напряжение возвращается в воздух, потрескивает электричеством, пока Гарри с помощью стены пытается подняться, Луи взглядом, полным холодной ярости, сканирует друзей. Гарри стряхивает снег с окоченевших рук и осторожно, украдкой кидает взгляд на Томлинсона.

Боль отступает, но ей на смену приходит ужас: тонкая венка на щеке Луи едва заметно дёргается, выдавая частое биение сердца, и Гарри ощущает его гнев в воздухе, пока разряженный, но он нагнетается, собирается в тяжёлый снаряд, готовый обрушиться на их головы. На голову Гарри в основном.

— Давай-ка проясним кое-что, — спокойно произносит Луи, но Гарри слышит эту сталь, спрятанную глубоко за безразличием. — Во-первых, ты что, заделался мне в мамочки? С каких пор, ты думаешь, меня должно интересовать твоё мнение о том, кого я могу трахать, а кого — нет?

Ребята вздрагивают, когда Луи повышает голос, меняя тон на угрожающий, и лишь Зейн спокойно смотрит в его светлые уничтожающие глаза, гордо вздёрнув подбородок. Он уверен в правоте своих действий.

— Во-вторых, ты спутал меня с Хораном. Я не занимаюсь благотворительностью.

Это удар. Гарри распахивает глаза, в неверии смотрит на затылок Луи. Их расположение на школьном дворе говорит о том, что Луи защитник, он стоит между ребятами и Гарри, закрывая последнего от нападок. Но его слова, будто ножи, врезаются в тело, оставляя рваные кровоточащие раны.

Гарри всегда знал, что Найл подсел к нему из жалости, протянув свою крепкую ладонь для рукопожатия. Их разговоры были пустыми, а проведённое вместе время — нечастым. Гарри и не ждал от этого знакомства ничего. От знакомства с Луи ждал.

Не дружбы или любви, но доверия. Каких бы стычек не происходило, Гарри был уверен, случившееся всегда останется между ними. Тонкая связь между душами, что он почувствовал в Лондоне, обнадёживала.

Видимо, не сегодня. Злость на друзей, что не поддерживают, а терпят то, кем ты являешься, изо дня в день бросают косые украдкие взгляды, толкает Луи на поступки, о которых пожалеют они все в итоге.

— Тогда почему ты носишься с ним? Почему он всё ещё жив после того, как ударил тебя?

Зейн приподнимает бровь, и какую-то долю секунды Гарри кажется, что Луи просто пошлёт приятеля и, как всегда, ничего никому не объяснит, но Томлинсон цинично улыбается, а потом произносит то, что делает Гарри больнее, чем любой из самых сильных их ударов.