Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

По внешнему виду совершенно счастливого пса (особенно по его чуть ли не отрывающемуся от радости хвосту) было понятно, что тот совершенно не обижается…

Гарри направился в гостиную и собрался позвонить Гермионе, чтобы они с Роном не ждали пяти часов, а, если свободны, приходили раньше. Взглянул на часы над очагом и на каминной полке увидел знакомый тубус с печатью датской королевской почты. Сай, письмо!

Палец застыл на экране ди-фона, символ вызова погас, так и не отправленный. «Вот же, у магов короля нет, а почта королевская…» — Ломая сургуч, улыбнулся Гарри.

Но по мере того как он читал послание своего мальчика, лицо его мрачнело...

— Ничего себе излагает! — Поттер смял лист и сел на диван; расколдованный постер пестрой змеей скользнул на пол.

“Уважаемый мистер Поттер. (Письмо было составлено и выполнено по всем правилам этикета. С обращением, нужными пробелами и отступлениями от полей. И написано с ровным наклоном, четкими, как врезанными в бумагу буквами).

Я полагал, по наивности своей, что между нами не будет лжи и недомолвок, оказалось — романтическая чушь. Где Вы — и где я, смешно! Извините, заблуждался. Если только одна сторона отношений хороша — когда лишь телесные контакты дозволены и приветствуются, то буду впредь из этого и исходить.

Просто, наверное, надо было чётче очертить круг дозволенного мне приближения к Вашим проблемам, чтобы мне и в голову не могло прийти загружать Вас своими мелкими и неважными делами, будь то дружеские связи, мысли, планы, некие происшествия и иные случаи, особо — неприятные. Подумаешь, событие! Какая-то девчонка-полушлюшка стала инвалидом и страдает от нестерпимых болей, выкупив жизнь Вашего сына; так мне об этом вскользь было сказано. Это я, глупец, не сообразил, что такое событие для Вас существенным не является.

Буду впредь знать своё место, каким бы оно ни было Вами назначено. И не посмею ни расспрашивать, ни надоедать.

С уважением, Сольвай Сванхиль.

P.S. Информируйте меня, пожалуйста, когда и как Вам желательно со мной контактировать”.

…………………………………………………………………………………………..

(1) разговоры (англ.); но можно перевести как «переговоры».

(2) Ты сегодня не выступаешь. Я сказал! (датск.)

====== Глава 43. More Talks ======

«С уважением… Контактировать…»

Гарри некоторое время смотрел на глянцевый лист, скользнувший на пол. Плакат переливался радужными разводами, активнее игравшими в сине-голубом спектре, и мерцал металлическим напылением. На фото — белокурый юноша в строгом костюме… ну почти строгом. Представилось, как он говорит всё то, что написал, в глаза Поттеру. Красивое лицо, скорее всего, бледное, скулы резко очерчены, интересный румянец и сексуальные тени на веках — грим, а вот плотно сжатые неяркие губы — это настоящее. Причёска — волосок к волоску. И глаза блестят. Нехороший блеск. Гарри видел именно такой — точь-в-точь! — довольно часто в детстве. Малфой! Если есть что-то, по чему Малфоя можно узнать всегда и везде, даже, наверное, под Обороткой, — это такой вот блеск глаз. От которого хочется прикрыться.

Стало неприятно оттого, что образы Скорпиуса и Драко как-то сами собой соединились в голове в нечто целое, а ещё и Люциус вспомнился так некстати — как убийственно когда-то блестели его глаза, до мурашек. Малфои… блин!

Да, Малфои, и ты, Поттер, знал это с самого начала. Признайся, что это даже заводило — спать именно с юным Малфоем, а не просто с молодым парнем.

От этой неновой мысли во рту стало горько. Гарри поднял постер, расстелил его на столе и закурил трубку.

Через несколько минут комната наполнилась дымом, хоть и душистым, но при такой концентрации немного резавшим глаза. Однако открывать окно не хотелось. В дыму, словно в тумане, можно спрятаться от самого себя…

«Надо же… Надо же… — Он пытался не эмоционировать — получалось, но его заело на одной фразе. — Надо же, надо же. Вот, значит, как? Так, значит, мистер Сванхиль? Интересно, ты, засранец, долго думал, прежде чем такое мне написать? И, небось, ждёшь ответа?! Отлично, будет тебе ответ!»

Гарри почти отшвырнул трубку и схватился за бумагу и перо. Руки дрожали, накатила злость, внутри прижало.

Сосредоточенно прищурившись, он начинал заполнять мелкими торопливыми строчками пергамент, гневно перечёркивал слова, брызгал чернилами, будто первоклашка, чертыхался про себя, сминал лист и бросал в корзину для мусора. Принимался строчить на новом. И с каждым словом, с каждым предложением и абзацем наполнялся ядом.

О, какой же это кайф — бешено ненавидеть. С поводом или без — похуй! Просто прыгнуть в бездну неконтролируемой ярости и с наслаждением позволить ей ласкать тебя. Свобода! Причинять боль — такое удовольствие! Размазывать по стенке, смешивать с грязью! Можно всё! Круцио! Или кулаками под дых, по почкам! И сердце стучит, будто нож гильотины! Люди — мешки с костями и говном!

«Ты зарываешься, мальчишка!

Я НЕ обязан отчитываться! Заруби себе на носу, ты... Там себя вообразил судьей моим поступкам, что ли? И мне видней, КАК относиться к мутной историей с твоей мелкой шлюшкой и моим сыном».

Перо порвало бумагу, Гарри начал снова:

«Не смей никогда мне диктовать, ЧТО и КАК говорить… Да, это “событие” в твоем курятнике меня волновало гораздо меньше, чем то, что по вине твоей капеллы разудалой происходит с моей семьей... Не смей меня обвинять в нечестности… Да, когда я вижу моего сына при смерти, последствия глупой халатности пригретой тобой шлюшки — ты прав! — меня НЕ колышут!.. Запомни — ты никогда не должен мне предъявлять претензии в таком тоне... Мои резоны и причины — не твоего ума дело... Мне глубоко плевать на ту дрянь, что липнет к моему сыну... а вот твой тон — стоит сбавить… Меня не проймешь высокомерным говном типа этого... Если тебя интересуют наши отношения, то выбирай, что тебе надо — твои так называемые друзья или отношения со мной. Я не мальчик для битья, не зарывайся!.. Диктовать ты можешь своим приятелям, со мной такое не пройдет... Кто вообще такая эта Матильда?! Подумаешь, мать Тереза! Ты говорил, она полусквиб, а теперь рассказываешь мне сказки про чудеса, что она творит? Брехня! Из-за этой девки чуть не погиб Альбус... Ты думаешь мною руководить просто из-за того, что спишь со мной? О, глубоко ошибаешься — никто меня на такое фуфло не разведет!.. Не твоего ума дело, КАК я реагирую, и вообще, почему меня судьба гулящей девки должна волновать? ОНА — чуть не убила моего сына и я сделаю всё — всё! — чтобы и духа ее рядом с ним не было! А шантаж со мною НЕ проходит, усек?.. Плевать я хотел на эту сучку. Пусть молится, что я ее в порошок не стер за ее художества. Ей там 18? Так вот пусть и расхлебывает — я ведь и посадить мамзель могу за совращение несовершеннолетнего и за “создание положения, повлекшего опасность для жизни” — есть такая статья…Тебе придется поприжать свой гонор — а твоя блядская гоп-компания меня вообще не чешет!

Мне с койки никто диктовать и отчета требовать не смеет. Понял?!»

На последних строчках сердце ухнуло куда-то вниз, как при опасном вираже на метле, и пропустило удар.

Поттер посмотрел на то, что написал, — и похолодел душой.

А если Скорпи это прочитает? Тот самый мальчик, с которым он… которого… которому… без которого жизнь потеряет смысл… Теперь, когда он есть у Гарри, без него просто не обойтись.

«Хорошо, что его нет рядом, что не представилось случая всё это бездумно, на нервах, высказать ему в лицо. — Гарри тяжело откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Стены комнаты вокруг него качались. — Что это со мной? Стыдно-то как! Саю было плохо, трудно, он выплеснул на меня обиду и боль. Он молод, у него характер, он просто не до конца изучил науку владения собой. Какие его годы? А я?! А я решил его добить? Распотрошить и бросить умирать? Пнуть, истоптать в грязи? Мо-ло-дец, Поттер! Браво! Не то. Всё не то». — Гарри с омерзением смял в кулаке последний пергамент и поджёг, затолкал горящий комок в корзину голыми руками. Обжёгся, но предпочёл этого не заметить.