Шепотом (СИ)

- Не делай глупостей. Обещай мне, – вместо ответа.

Саша искривил губы в ухмылке – страшной. Хотел, наверное, изобразить пренебрежительную усмешку, но невольно сфальшивил.

- Обещаю, – фыркнул.

Он всегда прекрасно врал.

А Илья ему не поверил, поэтому, когда Миру пришлось уехать, опять начал ходить тенью. Не мешал скрытным злым слезам, молчаливому превращению Саши в тень самого себя, но однажды не выдержал, сорвался, чтобы схватить за грудки, встряхнуть и ударить спиной о стену. Зарычать:

- Ты о дочери подумал?

Выдохнуть осколки воздуха, получив болезненный удар и скупое, односложное:

- Да.

Увидеть нечто глубинно-тёмное в чужих зрачках и через два дня понять, что всё наконец встало на свои места.

Неделя за неделей, месяц за месяцем.

Жить, чтобы видеть, идти, чтобы следовать, и однажды зайти в знакомую квартиру – упасть на колени, в дрожащих ладонях спрятать побелевшее лицо, чётко осознавая: внутри больше никто не живёт.

Они уехали. Соня и Саша.

Забрали самые важные вещи и умчались куда-то на другой конец света.

Всего лишь скрылись от посторонних глаз.

Одному из силуэтов удалось покинуть комнату.

The end of flashback

========== Глава 14: Гражданские обязанности ==========

Не знаю, то ли это я такой, то ли век, что приходя домой и кидая взгляд на зеркало в коридоре, я вижу перед собой усталые глаза безразличного человека.

Полагаю, это и есть главная проблема. Мы – я и множество таких же людей – безразличны ко всему, что не касается нас напрямую, а сострадание, прощение, милосердие – обычный фарс.

Сейчас даже наше «прости» звучит так, будто мы извиняемся за смятую, небрежно брошенную мимо мусорного бака бумажку.

Но… ничего не поделать.

По-моему, декабрь наступил слишком неожиданно.

Во-первых, одни сапоги Соня убила в первую же неделю, а вторые расклеились, едва пошел дождь.

И, да, мы никак не дождёмся первого снега.

Хотя, говоря «мы», я скорее сказал бы Соня, потому что это она вокруг меня хороводы пляшет.

Последнее время замечаю на улице всяких бездомных и «подайте копеечку». Если судить логически, к зиме они должны сооружать себе шалаши и вигвамы в подвалах, а не вылезать наружу, тоскливым взглядом провожая твои ботинки и новое пальто.

Этот город на удивление мне покамест не надоедает. Редкие походы в клубы, прогулки с дочкой или на байке – отчасти добавляют разнообразия обыденности, но ведь то же происходило и в прошлых городах. Наверное, виновата необычайно «тёплая» атмосфера города.

Кстати, мы с Никишей снова редко видимся – обычно я засекаю его дома, а теперь он смывается до моего прихода. Но Соньку домой по-прежнему отводит – и на том спасибо.

Ах да, если подумать, ещё я неким шестым чуйством ощущаю – скоро кто-то из давних гостей снова постучится в нашу дверь.

Но это сущие пустяки.

Снова суббота. Иногда меня преследует навязчивая мысль, что моя жизнь складывается из субботы и воскресенья.

Когда раздался громкий стук, я дремлю. А точнее, нахально дрыхну, забив на просьбу мелкой отчалить на каток. Дитё, не поднимая протестующего визга, негромко шуршит обёртками конфет в спальне.

После повторного стука, я реагирую раньше дочки, отправившись открыть дверь. Взгляд в зеркало: оно радостно просветило меня о встрёпанной шевелюре, обвислости до невозможности растянутой майки и общем прискорбном виде.

По привычке не заглядывая в глазок, поворачивю ключ в замке.

Буднично открываю дверь.

Дурная привычка вечно играет со мной злые шутки, правда в этот раз я не удивляюсь.

Можно сказать, почти знаю, кого отделяет неплотная деревянная перегородка.

Он стоит, потрясённый – не понимаю почему, ведь стопроцентно знал, к кому шел – и не может вымолвить ни слова. У него судорожно дёргается кадык – будто ком в горле. Я бы описал его глаза, ведь именно они чаще всего отображают мысли, но в его глаза предпочёл не смотреть – терпеть не могу такое их выражение.

Подумываю нарочито безмятежно сказать: «Не унижайся» или с ехидцей протянуть: «Мстить приехал?», но передумываю.

Без слов приглашаю его войти. Он коротко кивает и торопливо переступает порог, словно уверен, что я могу передумать, выгнав его взашей.

Не возьмусь утверждать, насколько он прав.

Моя выдра высунула из спальни любопытную морду. Насупилась, вспоминая, а вспомнив, победно ткнула пальцем в гостя:

- Ты Илюша, да?

Откуда? Она ж совсем мелкой была, когда… а-а, всё ясно, наш бравый борец за справедливость решил поиграть в кэпа.

А у этого-то личико прямо просветлело. Решив пропустить банальную сцену знакомства, я отправляюсь на кухню, изобрести чего-нибудь съедобного.

В кастрюле ожидают своего часа недавно сваренные макароны. Достав вилку, наматываю несколько на нее и засовываю добычу в рот. Задумчиво пожевав, понимаю, что они то ли переварились, то ли недоварились, но это в любом случае жрать нельзя.

Нет, всё-таки он зря приехал.

Думаю, сейчас у меня на выбор ограниченное количество действий: изобразить насмешливость, холодность или безразличие. Может тогда он успокоится и прекратит попытки голыми руками вскрыть консервную банку моей души. Если она до сих пор обитает внутри. Тем более, разве не проще оставить всё как есть – не лезть и не пытаться докопаться до мерзкой жижи в нутре?

Это даже немного раздражает.

В кухню Илья заходит один, перед этим кивнув Соне. Та неуверенно поглядела на меня и умчалась шелестеть обёртками дальше.

Передёрнув плечами, я равнодушно спрашиваю:

- Чай, кофе?

Он неуверенно просит:

- Воды.

- Как скажешь.

Налив из фильтра в стеклянный стакан обычной воды, подаю его гостю. Тот, сделав несколько жадных глотков, ставит стакан на стол и будто собирается с мыслями. Заметавшись взглядом по комнате, словно пытаясь уцепиться за что-нибудь существенное, но, не найдя «точки опоры», отваживается поглядеть мне в глаза.

В ту секунду он до ужаса напоминает жалкого промокшего пса с грязной нечёсаной шерстью и потрёпанным ухом. Взгляд у него тоже как у больной собаки.

- Разреши мне остаться.

Определённо, это прозвучало бы как гром среди ясного неба, если бы где-то в глубине сознания я не ожидал подобного расклада.

Обычно я мало задумываюсь, если кто-то просит меня гмм… фактически предоставить им жильё, но здесь засомневался. Видя мою неуверенность, Илья барабанной дробью выпаливает:

- Я постараюсь не мешать. Спать буду, где скажешь, еду сам приносить, работу всю по дому сделаю.

Прерываю его нетерпеливым жестом, искренне желая заткнуть мальчишку. Некстати вспомнились слова Мира, произнесённые, по-моему, едва он навестил нас с Соней на новом месте жительства: «Ты – всё, что у него есть, родители не в счёт. Может ты ни в чём не виноват, но тем не менее ответственен. Знаешь же, что мы в ответе за тех, кого приручили. Так вот и будь… в ответе. А он, я уверен, за этот побег тебе ещё отомстит. Не зря же всё побросал: университет, приятелей. Плевать, сколько ты по квартирам прыгать будешь – всё равно найдёт».

Да, кажется, в этот раз придётся играть по правилам. Досадно.

Но всё же я не совсем бессердечная скотина – увы, некий удручающий своим стуком орган до сих пор равномерно бьётся у меня в груди.

- Хорошо, оставайся. Но с одним условием.

Его взгляд стал совсем отвратно-щенячьим, и возникло устойчивое ощущение, что Илья сейчас готов сделать всё, о чём бы я не попросил, вплоть до ограбления банка и требования перестрелять всех гражданских в радиусе нескольких миль из вручную собранной винтовки.

Как там: «Господи, избави от лукавого»?

- Каким? - он пытается сглотнуть накопившуюся слюну, а когда не выходит, судорожно хватается за полупустой стакан.

Дождавшись, покамест гость напьётся, скрещиваю руки на груди:

- Ты закончишь универ. Плевать, какую специальность, главное, чтобы закончил и не сидел на шее родителей. Пойдёшь на подготовительные, найдёшь репетиторов, часами над книжками сидеть будешь, но поступишь. Если не сможешь – выметайся сразу.