Бедняжка в мантии (СИ)

Я глубоко вдохнул, выдохнул и, скрепя сердце, вошел в собственный дом. Я заранее решил, что об инциденте с Амдусциасом умолчу, иначе поднимется ненужный кипиш, мама будет на грани обморока и…словом, наша семья станет ещё хуже, чем сейчас. Хаос. Разруха. Апокалипсис. Финиш.

И до меня дошла страшная истина: получается, что я обязан Томасу Дильсу своей жизнью. Ненавижу быть обязанным.

И кто он мне теперь? Враги ведь не спасают друг друга. Вот только, по-моему, из нас двоих лишь я считаю нас врагами.

«Я люблю тебя» – эхом отозвался голос Тома в голове.

Сатана всех раздери!

Прогоняя из головы образ Дильса, я замотал головой так рьяно, что в шее хрустнули позвонки.

Ну вот какой ещё человек станет говорить подобные вещи просто так, чтобы позлить? Конечно же, Томас Дильс – исключительный идиот.

Всё, что от меня требуется – больше о нём не думать. Это не так сложно, правда?

Глава девятая.

24.10.2013г.

– Я завтра не приду на занятия, – сообщил мне Том заговорщицким шепотом, пока Джей отлучился, чтобы взять ещё одну порцию салата. – К маме надо сходить.

Несмотря на все свои проблемы, Том был настроен весьма оптимистично.

Парадокс: чем больше у человека проблем, тем шире его улыбка.

– А можно пойти с тобой? – небрежно поинтересовался я, как всегда, не успев догнать собственные мысли. И для чего только мне понадобилось идти с Томом?

– Зачем? – переиначил Том вопрос, об ответе на который я и сам размышлял.

Иногда мне кажется, что Дильс читает мои мысли и это меня нервирует, раздражает, а порой и доводит до состояния бешенства.

– Твоя мама красивая. Хочу ещё раз на неё взглянуть.

Вальзер, ты идиот. В квадрате, в кубе, в бесконечности. Ну почему было не придумать какую-нибудь более правдоподобную причину?

– Ты влюбился в мою мать? – потребовал Том ответа, подпирая рукой подбородок. Я почувствовал, как отчаяние и злоба заставляют мои щеки густо покраснеть. Свирепо взглянув на Дильса, я не нашел более короткого ответа, чем зычное «Нет!». И, о, великий Мерлин, мой голос визжал, совершенно не наводя страху, на который я рассчитывал.

– Говорят, мы с ней похожи, – сказал Том, и его губы расплылись в той самой мерзкой улыбке, которая постоянно на что-то намекает.

– О чем ты? – нахмурился я, наблюдая за тем, как недомаг ковыряется пластмассовой вилкой в тарелке, с характерным скрежетом отделяя морковку от лука. Дриадова система. Я заметил, что он всегда ест по какому-то своему плану. Сначала один вид овощей, затем другой и только потом он переходит к мучному. Ну, разве не психушечный?

– Может, подсознательно, ты любишь меня? – Том угрожающе навел на меня испачканную в соусе вилку, как будто мы были на допросе и вопросительно поднял брови.

– Неужели, кроме меня, на этом свете не существует ни одного человека, который бы хотел тебя убить? – не удержался я и закатил глаза к потолку.

– Нет, – покачал головой Том и отправил в рот тушеную морковь.

– Даже объединиться против тебя не с кем, – разочарованно вздохнул я и залпом избавился от стакана яблочного сока.

– Так ты пойдешь со мной или нет?

– Пойду, – сказал я решительно, принимая очередной вызов судьбы. Назвался груздем…

25.10.2013г. Больница.

Несколько минут назад Тома вызвал к себе один из врачей. Серьезный тучный мужчина лет под 40. Идеально белый халат, безукоризненно прилизанные волосы. Такие, как он, редко сообщают хорошие новости.

Недомаг взглядом попытался позвать меня с собой, но я решил остаться в палате. Тихой, темной, пропитанной запахом хлорки. Выдержка в одном цвете вызывала порыв удушья. В больницах мне всегда становится плохо и нестерпимо хочется убежать.

Нервно потерев вспотевшие ладони о колени, я обратился к той, что лежала в коме:

– Может у вашего сына роман с врачом, поэтому ему разрешено держать вас здесь, мама Тома?

Разрядить обстановку своеобразным юмором, из-за которого мне суждено попасть в Ад – не самая лучшая затея. К тому же, я чувствовал себя идиотом, обращаясь куда-то в пустоту. Но безмолвие угнетало больше, и, не найдя выхода лучше, я колдовством притянул к себе книжку, что лежала на тумбочке.

Видимо, именно её он читает маме.

Когда я раскрыл книгу, то корешок её прохрустел, как конечности старика после долгого сна. Я аккуратно вытащил закладку, положил её подле себя и откашлялся, избавляясь от кома в горле.

Что ж, оратор из меня не ахти какой, но, по крайней мере, так я не буду себя ощущать шизофреником.

– Глава двенадцатая, в которой об Оливере заботятся лучше, чем когда бы то ни было, и в которой снова повествуется о веселом старом джентльмене и его молодых друзьях… *

Ещё раз вздохнув, я стал читать дальше и не заметил, как полностью провалился в атмосферу раннего Лондона, с его грязью, ненавистью, узкими улочками, где все против всех. И посреди этого находился одинокий маленький мальчик, что просто хотел быть нужным кому-нибудь в этом большом мире…

Когда я дошел до середины пятнадцатой главы, появился Том, а за ним и Мистер Прилизанный. Я не услышал, как они вошли, продолжая читать вслух. Только когда МП (Мистер Прилизанный) громко кашлянул, а недомаг смущённо похлопал меня по плечу, я неловко соскочил со стула, который с грохотом приземлился на пол.

– Э-э-э, - выдавил я, отчетливо ощущая, как горят скулы.

Том улыбался весьма странной улыбкой, как и треклятый доктор, что стоял поодаль.

«Решили устроить тройничок, сволочи?» - мелькнула в голове паническая мысль.

– Билл, пойдем отсюда, – отвлек меня Том и, взяв за руку, повел на выход. Напоследок он бросил доктору «спасибо», полное искренности, и вскоре мы уже шли по улице в неизвестном направлении.

– Зачем ты ей читал? – спросил Том, наконец, выпустив мою ладонь из своей руки. Где-то внутри я почувствовал укол разочарования, но не придал этому значения.

– Ну, ты ведь тоже ей читаешь, – пожал я плечами, стараясь придать голосу как можно более беззаботные нотки.

– Иногда, - признался недомаг, в подтверждение, кивнув головой. – Это выглядит менее ненормально, чем, если бы я просто разговаривал сам с собой.

– Я подумал также.

– Я не из тех чокнутых, которые верят в то, что коматозные их слышат. Если бы мама понимала и вникала во всё, что ей говорят, она бы давно проснулась. Она не оставила бы меня одного. Я это точно знаю.

– Она ещё очнется, – криво улыбнувшись, сказал я. – Обязательно.

На самом деле, я не умею успокаивать. Не умею находить нужные слова, ссылаться на Бога и на то, что он поможет каким-то чудесным образом. Я не могу говорить о том, во что абсолютно не верю.

– Спасибо, – смущенно поблагодарил Том, затягивая шарф на шее потуже. Ветер сегодня был колючий, холодный и жутко неприятный. Пробирающий до костей, как и вся ситуация, в которой я оказался.

– Прости, я сам требую меня не жалеть, но постоянно даю для этого поводы.

– Я тебя не жалею.

На самом деле, я просто хочу, чтоб у него всё было хорошо.

Мягкосердечный Вальзер. Какая тошниловка.

– Что сказал доктор?

– Ах, да, – Дильс, наконец, мне улыбнулся, – он сказал, что завтра на ней испробуют новое снадобье. Оно сильное и должно помочь. Если в течение недели ничего не изменится…

Его улыбка тут же потухла, и я понял, что случится, если это снадобье не поможет. Не понадобились дополнительные слова и речи, чтобы это уразуметь…

– Будем верить, что она придет в себя, – тихо сказал я, опуская голову и наблюдая за летящими по асфальту листьями.

– Ты ведь знаешь, что всякие мантры – бессмысленная трата времени?

– Значит, мы будем верить сильнее! – с воинственной запальчивостью сказал я, взмахивая рукой и случайно ударив Тома по шее. – Ой, прости.

Он звонко засмеялся и принялся обвинять меня в том, что я хочу перевести в больницу всё его семейство.

– Что ж ты вечно портишь мою доброту, кретин ничтожный!? – напустился я на хохочущего Дильса. Он снова бился в конвульсиях от своего смеха а-ля шизофреник.