Там, где мы есть (СИ)

— Тогда я и сам этого не знал… Вернее, забыл.

— Ты знаешь, порой забвение становится спасением от щемящей сердце тоски, от сомнений, что терзают душу… Иногда лучше и правда — забыть, — девушка сочувственно улыбнулась, а Киллиану стало не по себе от чувства, что Хильда Милд может попытаться «навязать» ему мысль о том, что он должен забыть своего мальчика. Снова… — Но проблема в том, что воспоминания никуда не исчезают, периодически всплывая из глубин памяти. Ничего не забывается, если только память намеренно не подчистили. А если воспоминания счастливые, то ты сам возвращаешься к ним. Снова и снова… — губы девушки изогнулись в понимающей улыбке — будто Хильда знала о счастливых воспоминаниях Капитана Джонса. — Вот и я не смогла забыть мальчика, который напомнил моему сердцу, что оно все еще умеет любить. В то утро, когда ты забрал Бена из моего дома… Одна часть меня понимала, что для Бена так будет лучше, а другая разрывалась от понимания, что мальчик навсегда исчезнет из моей жизни. И я тогда заявилась на твой корабль якобы обвинить тебя в несостоятельности нашей сделки — еще один спектакль, который был разыгран с единственной целью — еще раз увидеть Бена, но попала под очарование Хеллиона. Знала бы я тогда, что получила урок морского дела от будущего Правителя Листерии, — Хильда усмехнулась. — Я приходила на корабль еще раз, чтобы попрощаться… Наверное, это было моей ошибкой — подарить Бену на прощание медальон со своим портретом. Я сказала мальчику, что это будет ему напоминанием о том, как сильно можно ошибиться с выбором. На самом деле, я хотела, чтобы у него что-то осталось на память обо мне. Глупо, да?

— Все делают глупости, когда влюблены, — Киллиан пожал плечами — уж ему этого не знать. — И я могу понять, для чего ты это сделала… Но я не понимаю — зачем ты мне все это рассказываешь?

— Ты злишься на Бена, потому что из-за его, как ты считаешь, глупости, не можешь быть с тем, кого любишь. И я рассказала тебе свою историю в надежде, что ты посмотришь на все под другим углом и простишь его… Я знаю, что ты злишься на меня. Считаешь, что я морочу мальчишке голову и использую его в корыстных целях.

— Считал…

Все то время, что Хильда Милд завораживающим шепотом делилась своими откровениями, Киллиан по прежнему ощущал чужое, но хорошо знакомое дыхание на своем плече, а еще… Он снова почувствовал легкое прикосновение к груди: сначала прохладных… пальцев, потом… ладони, тепло которой, казалось, проникало в самое сердце. Он не видел Питера, но чувствовал его… Киллиан терялся в этой фантомной близости, ему даже показалось, что он услышал тихий переливчатый смех своего мальчика, в котором нуждался больше всего на свете…

— Я люблю его, Киллиан… Никогда не думала, что отдам свое сердце юному мальчику.

— Я тоже…

Девушка замолчала, а Киллиан думал о том, насколько может быть непредсказуемой любовь. А еще о том, что Феликс снова смотрит в их сторону, и взгляд у парня какой-то… изучающе-настороженный. Словно он ждет чего-то…

— Как ты понял, что он тот, кто тебе нужен?

— Я не знаю… — Киллиан вздрогнул от услышанного вопроса и от того — насколько глубокими и проницательными стали почти аметистовые глаза Хильды Милд. — Но когда его нет рядом, мне кажется, что в моей груди трепыхается лишь половинка сердца… Ноет, болит, тоскует и тихо умирает без своей другой половинки. Будто ты сам умираешь. Тебе тошно без него и никто кроме него не нужен, потому что только с ним тебе спокойно, только рядом с ним тебе легко дышать, а твое сердце, наконец, обретает целостность и бьется в унисон с его сердцем. Ты постоянно вспоминаешь ваши счастливые моменты, а внутри все скручивает от желания увидеть, услышать, прикоснуться…

— И это желание так велико, что ты начинаешь видеть его, разговаривать с ним, чувствовать его. Ты знаешь, что это всего лишь иллюзия, призрак…

— А тебя радует, что хотя бы так вы можете быть вместе…

— Ты закрываешь глаза и чувствуешь его дыхание, его прикосновения, его невесомые поцелуи…

— Тебе хочется обнять его, прижать к себе, вдохнуть его запах…

— Но ты боишься, что он исчезнет, оставив после себя пустоту…

— Поэтому замираешь и растворяешься в ощущениях…

Chris Daughtry — Crazy

Киллиан и правда замирает, когда чувствует… дыхание на своих губах. Он вздрагивает и прикрывает рот ладонью, когда чувствует легкий укус на нижней губе… Так делает Питер пред тем, как… Он чувствует быстрый поцелуй и… пустоту. Нет-нет-нет… Он закрывает глаза, чтобы оказаться в темноте, которая обостряет чувства, и… Ладони Питера скользят по его животу… груди… плечам… шее… Он не видит своего мальчика, но чувствует его руки и слышит его чуть участившееся дыхание. А может, это его дыхание начинает сбиваться, потому что он задыхается от этой фантомной близости, понимая — как же он соскучился… Нет, он задыхается и от иллюзорной близости, и от обжигающе горячего дыхания на своих губах, и от… поцелуя… Мучительно-долгого — до головокружения. Нестерпимо-сладкого — до дрожи. Ему кажется, что земля уходит из-под ног, и он непроизвольно хватается руками за воздух, но вместо пустоты под его ладонями знакомые изгибы любимого тела, которое он прижимает к себе и с наслаждением зарывается пальцами в вихры своего мальчика, прижимается носом к его шее и с силой втягивает в себя родной запах — лес и океан, скользит губами по пульсирующей артерии, снова получает поцелуй и тихо стонет…

— Господи… — Киллиану хочется, чтобы это длилось как можно дольше, но…

— Прости… — тихий выдох прямо в губы и тонкие пальцы в его правой ладони. — Но тебе пора, — и тепло ладони на его груди.

— Нет… — Киллиан замирает. Ему хочется сказать — не уходи, но он чувствует, как тонкие иглы холода проникают в его правую ладонь и сердце, которое испуганно и болезненно сжимается от коснувшейся его прохлады. А может от того, что Киллиану кажется, что его мальчик… прощается с ним.

— Встретимся на другой стороне, Колин, — Киллиан вздрагивает, когда слышит имя, принадлежащее другой реальности. Мягкие губы касаются его лба, и Киллиану кажется, что он падает в бездну… — Я буду ждать тебя там…

Последнее, что слышит Киллиан приносит ему облегчение — Питер не прощается с ним. Он ждет его. Но… Где там? Что значит — на другой стороне? Но как только Киллиан открывает рот, чтобы задать возникшие вопросы, как его губы попадают в плен поцелуя — настойчивого и долгого настолько, что не хватает воздуха до головокружения… Темнота вокруг вдруг оживает, закручиваясь вокруг словно воронка, подхватывает его и поднимает вверх до тех пор, пока его грудная клетка не сжимается настолько, что он начинает задыхаться. И только когда он начинает хватать ртом сгустившуюся темноту, тиски ослабевают и он стремительно падает вниз. Он пытается ухватиться за черноту засасывающей его воронки. И как только рука цепляется за что-то, он несколько раз втягивает воздух, чтобы восстановить дыхание, и открывает глаза.

— Все в порядке, Кэп? — Мистер Сми смотрел с недоумением на своего Капитана, с силой вцепившегося в его руку.

— Да, Сми…

Киллиан отпустил руку квартирмейстера и обвел глазами притихший зал: видимо, то, что с ним творилось, привлекло внимание присутствующих — его заинтересованно разглядывали и перешептывались, но Киллиану было плевать на листерийскую знать. Да и знать как-то подозрительно быстро потеряла интерес к его персоне, и это, скорее всего, была работа Хильды Милд. Он перевел взгляд на девушку, которая снова стояла рядом со своим Беном и, как-то странно улыбнувшись Киллиану, повернулась к Феликсу, который тоже заинтересованно смотрел на Капитана Джонса. И как только Хильда Милд решительно кивнула головой, Мастер Вотчер, стоявший рядом с Феликсом на подиуме, сделал незаметный жест, приводя в движение застывший в хрустале песочных часов серебристый песок, который стремительно обрушился вниз, делая абсолютно прозрачным ограненный шар, разделяющий хрустальные колбы. Грани хрустального шара будто притянули к себе лучи красного солнца, вспыхнувшего «кровавого» заката, многократно его усиливая и буквально заливая Церемониальный Зал красным светом, ярким настолько, что ослепляло, отчего почти все непроизвольно прикрыли руками глаза.