Просто ещё одна история (СИ)

- Макс, ты прости меня, мудака! Сам порой не понимаю, чего несу. Совсем не это хотел сказать. У меня сейчас одна потребность - выбраться из всей этой передряги. Вместе с тобой выбраться. И чтобы никто из невиновных не пострадал. Клянусь - больше даже намёка не сделаю! Пока сам не разрешишь, пока не захочешь. Хоть год, хоть сколько!

Слова срываются как-то бессвязно, горячо. И мне самому тоже горячо - от его близости, от растерянного зелёного взгляда, от непонятного сочетания уязвимости и силы в этом немного странноватом парне. “Почему он со мной? - вспыхивает вдруг вопрос. - Зачем я ему нужен - грубый, неотёсанный, со своими дурацкими шуточками, с невежеством, с пристрастием к мультикам, с неумением вовремя сдержаться? Он делает меня лучше, не даёт утонуть в море заурядного зацикленного на самом себе существования. Рядом с ним я чувствую себя как-то полноценней, осмысленней, как пучок энергии, получивший направление. А что даю ему я? Повод для конфликта с отцом? Шанс поплатиться здоровьем, а может и жизнью за наши нетрадиционные отношения? Может, не будь меня в его жизни, у него всё было бы хорошо?”

Видимо, моё смятение проступает на лице, потому что Макс, взглянув на меня, неожиданно кладёт ладонь мне на затылок, тянет к себе и целует, - мимолётно, еле касаясь губ губами, но всё-таки ЦЕЛУЕТ!

Со стороны дома слышится мамин крик:

- Мужчины, обедать!

Мы резко отстраняемся друг от друга. Макс снова немного краснеет:

- Ты родителям не будешь о нас говорить?

Я неловко пожимаю плечами:

- Честно говоря, у нас не принято скрывать друг от друга важное…

- Не говори, пожалуйста! - просит Макс, и я вдруг понимаю, что он ведь ещё совсем мальчишка, который вдруг попал к людям, которые отнеслись к нему если и не как к сыну, то по крайней мере, с вниманием и настоящей заботой, и он просто боится потерять это новое незнакомое ему ощущение семьи и обычной родительской любви. - Пусть они не думают обо мне плохо.

Кто сказал, что мужики не плачут? Идите вы в задницу!

Но я всё же старательно придавливаю поднимающееся во мне сочувствие, - сомневаюсь, что Макса порадует моё проявление жалости к нему.

- Хорошо, не буду! Тем более, что не уверен, как они это воспримут. Мать с отцом у меня, конечно, здоровские, и любят меня, но такое их вряд ли порадует. Ладно, ты иди, а я отца поищу. Скажи матери - уже идём.

Он уходит, я вытаскиваю сигарету, пристраиваюсь на поленнице. Как всё навалилось! Но Макс прав - родителям лучше пока ничего не говорить. Меньше тревог для них.

В затянутой виноградом старенькой беседке слышится сдержанное знакомое покашливание.

- Бать, ты? - лицо обливает жаром, когда понимаю, что отец мог нас слышать. Или даже видеть.

- Да я, я! - он выходит из-под нависающих синеющих гроздей. Подходит, присаживается рядом на брёвна. Закуривает. Я молчу, не решаясь даже рот открыть.

- Друг, значит? - спрашивает отец, пуская ноздрями дым.

- Друг.

Он дёргает головой, снова затягивается.

- Баб тебе, значит, мало?

Что тут скажешь, как объяснишь? Говорю тихо, но твёрдо:

- Да не в этом дело… Родной он. Совсем родной, бать. Как брат. Только ближе.

- Да куда уж ближе… - кривится отец, бычкует сигарету, запихивая окурок назад в пачку. Так и не избавился от этой привычки, оставшейся с времён, когда курево выдавали по талонам.

- Обедать идём, - бурчит он, направляясь к дому.

========== Глава 19. ==========

Зайдя на кухню, отец бросает на сидящего за столом Макса суровый взгляд и достаёт из старинного буфета стопки, а из холодильника - бутылку водки. Молча ставит стограммовки на застеленную пёстрой скатертью столешницу, наливает, пододвигает ко мне и к Максиму. Так. Понеслась, значит?

Макс смотрит на меня с немым вопросом, я растерянно и виновато пожимаю плечами. Вижу, что он догадывается о причине отцовского поведения. На пару секунд опускает глаза. Я собираюсь протестовать, но меня опережает мама:

- Серёж, ты в своём уме? - возмущается она, разливая по тарелкам суп. - Мальчик только из больницы, а ты ему наливаешь!..

- А я мальчикам не наливаю, - парирует отец тем тоном, который подразумевает отсутствие всяких дальнейших препирательств. - Со мной только мужики пить будут, - и вызывающе смотрит на Макса.

Надеюсь, он не собирается выяснять отношения старинным русским способом - кто кого перепьёт? Отравить человека собирается?

- Бать… - не хватало ещё, чтобы Макс и от моего отца пострадал. Но Максим уверенным жестом останавливает меня.

- Нет, Матвей, всё в порядке! Мне уже несколько дней ничего не кололи, реакции не будет.

Вот хрен его знает почему, но меня наполняет гордость. Макс не стушевался, принял вызов, молодец! Не знаю, чем всё это закончится, но пока он ведёт себя вполне достойно.

- Ну?.. - поднимает стопку отец и взыскательно смотрит на своего противника. И этот засранец спокойно сжимает гранённое стекло и с видом бывалого выпивохи провозглашает:

- За знакомство и ваш гостеприимный дом, Сергей Васильевич!

Он чокается своей стопкой об отцовскую. И пьёт. До дна.

По лицу отца пробегает едва уловимая гримаса одобрения. Я выпиваю исключительно на автомате. Водка безвкусным огнём обжигает горло. Так же безвкусно хрустит на зубах малосольный огурец.

А батя тем временем наливает снова. Мама поджимает губы, но молчит. Макс бросает мне предостерегающий взгляд - не лезь! У меня появляется нехорошее ощущение, что я девка на выданье, а он пришёл меня сватать. Вот оно - воплощённое значение выражения “полный пиздец”!

Отец снова упирает в Макса вопрошающий взор.

- За хозяев этого дома! - щёки моего друга розовеют, в глазах появляется блеск. Они салютуют друг другу стопками, пьют, в этот раз даже не вспомнив обо мне.

У Макса сбивается дыхание. Я протягиваю кусок ржаной горбушки:

- Занюхай, легче будет! - обращаюсь к отцу: - Бать, это уже перебор, я тебе серьёзно говорю. Хочешь сердиться - сердись на меня. Что ты его гробишь?

Мама поглаживает Макса по плечу:

- Ты закусывай, Максимушка, закусывай!

Она не понимает, почему отец себя так ведёт, смотрит на него с осуждением.

- Действительно, Серёжа! Что на тебя нашло?

- Всё в порядке! Правда, Максим? Ишь, раскудахтались… - отец зачерпывает ложкой аджику прямо из банки, густо намазывает на ломоть хлеба, - Выпили немного для поддержания разговора. Может, я пообщаться с человеком хочу? Узнать о нём побольше? Например, сколько тебе годков? - обращается он к Максиму.

Тот откладывает ложку, промакивает губы салфеткой, выпрямляется, словно готовясь к допросу. Глаза немного хмельные, но в остальном две выпитые стопки пока никак не дают о себе знать.

- Двадцать три…

- Зелен виноград! - констатирует отец. - Учишься, работаешь?

- Учусь в аспирантуре. Хотя, возможно, в связи с последними событиями правильнее будет сказать - учился.

- А родители чем занимаются?

- У отца свой бизнес. Но мы с ним почти не общаемся, так что бизнесом его я тоже мало интересуюсь - голос Макса спокоен, но я вижу, как судорожно сжимается в кулак лежащая на колене рука…

- А что так? - не отстаёт отец. - Родителей не уважаешь?

- Родителей только любить безусловно можно. А вот уважение надо заслужить. В этом вопросе, я считаю, у сыновей и отцов обязательства друг перед другом равные. Мне Матвей много о вас рассказывал, - он чуть улыбается, - очень много! И вот вас есть за что уважать, потому что вы сами людей уважать умеете. И детей своих - в том числе. Разве не так?

- Допустим, - скупо соглашается отец, но я вижу, что ему слова Макса приходятся по душе. - А что же твой отец - уважения не заслуживает?

- Нет. Да ему это и не нужно. Он считает, что успешным является тот человек, само имя которого вызывает страх у окружающих. Он хищник, обычный человеческий хищник. И от хищника-животного в первую очередь отличается тем, что убивает не ради пищи или продолжения своего рода, а ради наживы, власти и удовольствия.