Всерьез (ЛП)

— Я тебя сделаю таким счастливым.

Я поцеловал кончик красного и чуть влажного носа.

— Никаких обещаний, юноша.

Руки уже ныли, но я все равно внес Тоби в дом, потому что это казалось правильным романтическим жестом, а что-то в этом мальчишке пробуждало во мне романтика.

Седина в бороду, бес в ребро.

Менее романтичным оказался облегченный выдох, когда я скинул совсем не легкое тело кульком на диван в гостиной. Но Тоби, похоже, не возражал, просто убрал челку с глаз и снова мне улыбнулся, на этот раз чуть застенчиво.

Я снял пальто и перекинул его через подлокотник кресла. Его глаза голодно следовали за каждым моим движением. И когда я сел рядом, он схватил меня за край слегка помятого галстука и потянул на себя. Мой вздох шумным эхом отозвался в ушах — слишком громкий, слишком отчаянный — и я уставился на синий шелк в его пальцах, державший меня на привязи.

— Ты всегда такой умный. Адвокат, что ли?

— Нет, — оторопело ответил я, — доктор. Точнее, консультант.

— Ух ты, крупная рыба. — Он легонько дернул галстук. Даже не коснулся еще, а у меня уже стоит. — И по каким вопросам консультируешь?

— Неотложная и добольничная помощь… И я… Я состою в лондонской санитарной авиации. Тоби… Я…

— Я работаю в кафе. — Он произнес это как «кафф», с просочившейся в голос ноткой Ист-Лондона. — Ну, чтоб ты знал. Начал с поваренка-посудомойщика, а потом Волосатый, наш шеф-повар, сломал ногу, и меня повысили.

Я смотрел на него, задыхаясь от возбуждения. Зачем он мне это рассказывает?

— Просто подумал, что вам стоит знать, какого вы заполучили утонченного джентльмена, доктор Дэлзил. — Очевидно, он пытался изобразить едкий сарказм, но на деле звучало горько. — Что я за брульянт.

Я обхватил пальцами его запястье, удерживая, как он держал меня.

— Мистер, не доктор, и я хочу, чтобы ты был собой и больше никем.

Он прижал свободную руку мне между ног и погладил, заставив застонать.

— Похоже, ты меня и правда хочешь.

— Боже, хочу. Безумие какое-то, но хочу. Любым способом, каким ты позволишь.

— Тогда какого хрена отпустил? — В какой-то момент его сладкой пытки я закрыл глаза, но на этой фразе они распахнулись.

— Почему я?..

— В тот раз. Отпустил ведь. Тебе что, реально так многого стоило спросить мой телефон?

У меня были причины, и тогда они казались важными, но теперь… теперь я их едва мог вспомнить. Или найти силы озаботиться.

— Прости.

— Не извиняйся. Не надо мне этой хренотени. — Он шумно выдохнул, вздыбив концы челки. — Полная жопа была, знаешь. Когда я пытался во всем этом разобраться без тебя. Ходил несчастный, что пипец. — Он намотал галстук на руку и придвинулся, потянулся, чтобы коснуться губами моих губ, подбородка, щеки, кончика носа, темных кругов, которые, я знаю, пролегли под глазами. — Ты ведь тоже был несчастным. Я же вижу.

Я вздрогнул и кивнул. Это подходит больше извинений? Все мои желания и надежды, весь мой стыд, все на виду у него.

— Я ж и в тот клуб заходил, чтобы увидеть тебя. Дважды. Во второй раз они меня поймали, и я ждал на улице у входа. А ты так и не пришел.

— Нет, я…

— Избегал меня. Да все я понимаю. Сам пытался о тебе забыть, честно. Но все остальные это уже не то.

— Знаю.

Он нахмурился, дергая за галстук, притягивая меня еще крепче к себе.

— Смотри, если еще раз такое со мной сделаешь…

О боже, я не готов давать обещания. Я едва был готов к тому, что происходило в эту минуту. Едва готов и в то же время едва мог сдержаться.

— Я… я постараюсь.

Несколько секунд мы молчали, оба странно серьезные. Он сморгнул и внезапно показался мне таким молодым, таким запутавшимся.

— Так… мы теперь, получается… типа бойфренды? У меня еще не было парня. Ну, настоящего.

— И сейчас нет.

— А-а, — опал он с лица.

— Мы… те, кто мы есть. И однажды, довольно скоро, наверное, ты встретишь человека, который сможет быть твоим парнем. Кого тебе захочется им сделать.

— И… — он скептически наморщил нос, — тогда я просто внезапно свалю в закат с этим воображаемым чуваком, так?

— Да.

— А ты?

Я ответил ему своим самым строгим взглядом.

— Я как-то выжил тридцать семь лет без тебя, Тоби. И дальше проживу.

— Ну, последние пару месяцев тебе это не очень-то удается. Я тебя едва знаю, а все равно вижу, что ты никакой просто.

— Это, — резко сказал я, — к делу не относится. — Попробовал отстраниться, но его пальцы сжались вокруг моих галстука и члена, и, по правде говоря, я не хотел, чтобы меня отпускали.

— Ладно, ладно. Просто будем, — каким-то образом ему удалось поставить саркастические кавычки без единого жеста, — теми, кто мы есть.

Я сглотнул и снова кивнул. Облегчение оказалось практически невыносимым, а я даже не попытался сопротивляться. Просто позволил девятнадцатилетнему парню зайти с холода и вскружить мне голову.

— Но чур больше никаких вышвыриваний меня за порог.

— Mi casa es su casa[8]. Уходи, когда сам хочешь, — попытался улыбнуться я.

— И мы должны видеться хотя бы раз в неделю.

— У меня работа с жестким графиком.

— Это не обсуждается. Мне все равно, где или чем мы занимаемся, даже если ты просто упадешь рядом без сознания, но я хочу тебя видеть и быть с тобой.

Я открыл рот, чтобы возразить, и понял, насколько это нелепо. Сама мысль о том, чтобы видеть Тоби каждую неделю… наполняла восторгом. Проблемы начнутся, когда он встретит кого-то нового, потеряет интерес, или жизнь уведет его в другое русло, но с этим я справлюсь, когда оно случится. А до того можно просто… просто наслаждаться им — неожиданным, непрошенным подарком от мироздания.

И если уж говорить начистоту, на хер возражения.

Я заслужил немного счастья. Немного спокойствия.

— Хорошо.

Глаза Тоби вспыхнули, как двойная звезда.

— Тогда, мистер Лоренс Дэлзил, консультант по вопросам неотложной и добольничной помощи, поздравляем с приобретением слегка подержанного, но находящегося в отличном состоянии Тобермори Финча.

— Тобермори? — спросил я, стараясь не рассмеяться, в то время как он развернулся и оседлал меня верхом.

— Я тебя убью, если будешь меня так называть.

А потом он поцеловал меня, и я забыл обо всем, кроме его жаркого жадного рта и языка, неуклюже толкающегося в мой. Если ему и не хватало навыков, он более чем компенсировал это энтузиазмом и своего рода свирепостью. Поцелуй был мокрым, и мы не раз сшибались зубами, но он — как и галстук, который Тоби до сих пор сжимал — неоспоримо заявлял на меня права. И посреди всей этой влажной мягкой бархатистости я почувствовал что-то еще — гладкое, теплое и неподатливое, скользящее по мне. Пирсинг в языке? О боже. Маленький жесткий секрет в самом сердце его поцелуя.

Я позволил ему делать со мной все, что хочется, открылся ему, предложил себя и крепко обнял. Постепенно эти объятья переросли во что-то необузданное — нетерпеливые, пихающиеся поцелуи, какими я в последний раз обменивался с Робертом еще будучи в возрасте Тоби, когда мы были больше помешаны на сексе, чем компетентны в нем. Я забыл, насколько это приятно — вот такой коктейль вожделения и неуверенности — насколько он раскрепощает и пьянит.

Становилось жарче — между нашими ртами и всеми точками соприкосновения тел, местами, где мои руки трогали его. Наше дыхание одновременно перешло из ровного в прерывистое. А когда я подтянул его ближе, чтобы толкаться своим запертым под слоями одежды членом ему между бедер, он выгнулся дугой мне навстречу, постанывая в нетерпении. Я сходил с ума и в то же время упивался этими грубыми столкновениями ртов, членов и сущностей.

Я скинул его с колен, и он упал на спину на диван, инстинктивно раздвигая ноги, чтобы впустить меня между них. Я приземлился сверху, поймав его свободную руку и прижав ее к одной из подушек. Его пальцы переплелись с моими, и мы все еще целовались, и извивались, и цеплялись друг за друга.