Собственными руками (СИ)

— В чём дело, Ло? — вялым, посмеивающимся голосом спросил он.

— Зачем?

Действительно, почему он отсёк ногу вместо того, чтобы разрезать браслет? Даже пришей он её своими нитями на место, даже сумей на неё ступать, он всё равно рискует её потерять, если кровоснабжение в ней не восстановится.

— Держи, — посмеявшись, Дофламинго простецки, как была брошена голова Верго, кинул ему под нос ступню.

Потерявший любые грани понимания происходящего Ло проигнорировал пас. Его полный ужаса взгляд был прикован к сечению ноги, в котором чётко угадывались контуры костных тканей. Лишь глухой звук упавшего куска мяса вытащил его из транса, и он опустил на него взгляд.

— Кто… — еле шевелит он губами, — нибудь…

Такой же глухой, но более тяжёлый звук, словно упал здоровенный мешок муки, окончательно отрезвил его. Раненый потерял достаточно крови, отчего потерял сознание. Если протянуть ещё столько же времени, тупо глазея на практически обескровленную часть тела, то пришивать её уже не будет смысла.

Ло, как ошпаренный, вскочил с места и бросился к двери, чтобы широко распахнуть её и во весь голос отдать приказ, который хоть кто-нибудь да услышит:

— Готовьте операционную!

Если целью этого безрассудства было заставить Ло забиться в панике, то Дофламинго её достиг. Придя залитым кровью, с головой Верго на руках, он рассчитывал на разное. К примеру, что его возлюбленный сдастся в рвении покинуть корабль и вернуться к воплощению своего безумия. Он ведь уже не молод, чтобы начинать восхождение до Бога пусть не с нуля, но с единицы, выраженной его репутацией. Разумнее ведь остаться с Ло, который и поможет укрыться от преследования, и обеспечит хорошую жизнь, и пожертвует собой, когда потребуется провести ту самую операцию. Второй вариант имел больше шансов на успех — Дофламинго просто убил бы его со злости, что не так уж и плохо, так как его смерти было бы достаточно для утоления праведного гнева. Команда бы отделалась испугом и некоторой фрустрацией из-за потери капитана. Погоревали бы немного и продолжили пиратство, потому что свернуть с этого пути удаётся единицам. Тот Донкихот Дофламинго, которого он знает, ни при каких обстоятельствах не подверг бы свою жизнь опасности без гарантий выпутаться из передряги, поэтому его поступок стал настоящим ударом по душевному состоянию.

========== День 9 ==========

По местному времени ещё поздняя ночь — неба на горизонте только коснулся рассвет, пробудивший какую-то далёкую страну. Спешить больше некуда, поэтому с наступлением ночи поднимаются на воду и встают на якорь. Капитанская каюта заволочена серыми тонами, едва открывающими границы мебели.

В быстром темпе прооперировав ногу, Ло позволил привести в более-менее сносное состояние своё лицо. С ним возни оказалось даже больше, чем с отрезанной конечностью. Чтобы вернуть ногу в целостность, хирургу потребовалось лишь поставить «Рум», срезать тонкие пластинки с сечений и по новой скрепить. Нога стала на пару сантиметров короче, но это мизерная плата за то, чтобы сразу же уверенно встать на неё. К тому же для детины в три метра ростом пара сантиметров совершенно незначительны. Вероятно, он даже не заметит разницы. Куда большей проблемой стала потеря крови. Донорской для переливания они не нашли, поэтому пришлось ограничиться физраствором. Рассчитывая на то, что возмутитель местного спокойствия ещё сутки или двое проваляется не в состоянии даже встать, вся команда расслабилась.

Ло пребывал в таком глубоком шоке от поступка Дофламинго, что напрочь забыл о разбитом лице. Физическая боль, которая несомненно присутствовала; ограниченное из-за пострадавшего глаза зрение; дезориентация в связи с потерей крови и, возможно, сотрясением мозга — казалось, ничего этого он не замечал, поэтому не сразу понял, почему команда настаивает в оказании помощи ему. Та самая девушка, перед которой он испытывал чувство вины, почему-то сама искренне извинялась, осматривая глаз и зашивая рану над ним.

Сон был беспокойный. Глаз зудел так, что выдавить его окончательно, выступало перед Ло в роли спасения и успокоительного. Он то и дело просыпался от дрёмы или же, наоборот, бодрствуя, проваливался в неё. Лёгкое обезболивающее нисколько не убавило боли, а что-то посерьёзнее, когда на подлодке в любой момент может разгореться потасовка или откровенная инквизиция, Ло принимать отказался, чтобы сохранить относительную ясность ума.

Под скулой примялась пылающая кожа, что и вырвало из изматывающего полусна на этот раз. Ло резко скинул с себя потревоживший его объект, и о стену что-то глухо и увесисто ударилось. Он быстро уложил голову на затылок, поскольку обзор слева полностью закрыт, хотя спросонья в такой темноте и полноценным взглядом многого не разглядишь сразу.

— Доффи? — просипел он.

Широкий, тёмный силуэт перед глазами первым делом толкнул к этой версии, несмотря на то, что она бредовая, ведь пленный гость сейчас должен восстанавливать силы под капельницей. Если это не сон, то другого человека в такой поздний час тут быть просто-напросто не может. Даже если ребята и волнуются за его здоровье, они считаются с его положением капитана, с которым не надо носиться, как с пятилетним ребёнком. Для Дофламинго же он всегда был и, наверное, останется «сопляком».

Он начал неуклюже подниматься на кровати, и большая рука подхватила за плечо, помогая в этом стремлении. Только сел ровно, а на шею сзади мягко, словно на родную, легла ладонь.

— Как нога? — спросил Ло, твёрдо уверенный, что видит не бредовый образ.

— Отлично, — тихо ответил любимый голос. — Что с глазом?

— Цел, — укладывает щеку в поднявшуюся к лицу ладонь, — просто отёк.

Как же хорошо, что спирает дыхание, и вместо вздоха из горла вылетает хрип. Так бережно и полюбовно, как давно не прикасался — так, словно не желает напугать. Или же осторожно, будто повредить его тело посчитается преступлением.

В той же мере, в какой было удивительно приятно, становилось и больно, поскольку это прощание. Ло вернул сердце, потому что из-за ослабляющего эффекта «Мес» под угрозой находилось совсем не здоровье, а жизнь. Теперь Дофламинго ничто не держит на этом корабле, и он пришёл попрощаться с тем, кого страстно любил почти треть той своей жизни, в которой было место сексу. Он податливо закрывает глаза и вдыхает запах его руки. Зачем бы этой ночью властитель его дум к нему ни пришёл, он с упоением примет любой подарок.

Матрац проминается под тяжестью Дофламинго, когда тот наклоняется к Ло, интуитивно поднимающему навстречу лицо. Рука заходит на спину, позволяя откинуться на неё, и молодой человек именно это и делает. Сухие и огрубевшие губы ложатся на лоб, а он гладит шею, направляясь пальцами выше.

— Доффи… — еле слышно зовёт его, не зная для чего.

На затылок, полностью забирая его в себя, ложится другая ладонь. Теперь весь оказавшийся в его руках Ло доверчиво расслабляется, укладываясь в них. Хочет открыть глаз, но веко припечатывается поцелуем, и он сладко улыбается. Пальцы как раз коснулись дужки очков, после чего он повёл кончиками по нижнему краю оправы, направляясь к центру. Чуть задержавшись на веке, губы нежно припадают к щеке, почти у самого рта, а Ло медленно укладывают обратно на постель.

— Будь сегодня настоящим, — прошептал ночной гость, когда голова вернулась на подушку.

Успел ухватиться за мостик очков до того, как Дофламинго сидя выпрямился, и те без преград и суеты снялись. Наконец, смог разобрать в полумраке черты его лица, и как всегда они были прекрасны. Этого человека возраст, действительно, красит.

У Ло много масок, которые он меняет в зависимости от аудитории и желаемой от неё реакции, но в постели он всегда настоящий. Однако есть одна незначительная деталь, которая, видимо, не ускользнула от того, кто регулярно укладывает его на лопатки. Ло всегда был его мальчиком, о котором ему нравилось заботиться — эту роль он и играл, держа при себе точно такое же желание. А теперь его просят полностью открыться, и вроде нет ничего проще, но так неловко перед человеком, к которому он пришёл совсем ребёнком.