Last Stardust (СИ)

— Вы чего? — послышался голос Отабека, и Юра вздрогнул — до этого его слышно не было.

На плечи легли прохладные руки.

— Юр, что случилось?

Этот вопрос звучал с таким неподдельным беспокойством, что у Юры что-то внутри протяжно завыло, натягиваясь струной. Да что ж такое?

Отабеку быстрее ответили остальные.

— Юрку медуза ужалила!

— Как же теперь фигурное катание? А если что с ногой!

— Да что с ногой может быть? Нет тут ничего ядовитого!

— Юрец, ты живой вообще?

— Плисецкий, прием!

Отабек шевельнулся и убрал руки с плеч Юры. Через пару мгновений вокруг щиколотки обвилось что-то прохладное и мокрое, из-за чего жжение сразу прошло. Юра все же поднял голову. Отабек сидел перед ним на коленях на песке, прижимая всей ладонью к пострадавшему месту влажную салфетку.

— Ничего страшного, — сказал он и показал Юре пачку салфеток в другой руке. — С ромашкой, должно пройти быстро. Просто меняй по одной, когда подсыхать будут, от солнца может аллергия еще хуже пойти.

Все вдруг замолчали. Краем глаза Юра увидел, как Мила села на полотенце. Рядом по ее левую и правую руки опустились Крис и Гоша. Виктор с Юри громко и синхронно вздохнули.

— Спасибо, — тихо сказал Юра, глядя на Отабека.

— Это тебе океан на память оставил, — сказал тот, хмурясь и поглаживая юрину ногу. — Местные медузы неядовитые, но поболит пару дней — я про них читал.

— Про все-то ты читал, — шепотом отозвался Юра.

— Все хорошо, — Отабек еще пару раз провел поверх салфетки ладонью, прилепляя ее к коже поплотнее, и поднялся на ноги. — У меня ночью рука не отвалилась, и у тебя нога не отвалится.

Юра слабо улыбнулся.

Боль и правда довольно быстро прошла. Меняя салфетки, Юра разглядывал оставшуюся на коже полосу, которая с течением времени становилась все четче, а точки — ярче. Выглядело, как узор хной. Если бы не краснота, смотрелось бы вполне красиво.

Какое-то время все боялись идти купаться, но потом расслабились и снова плескались в воде, так как Юри все же удалось успокоить разбушевавшуюся общественную фантазию. Никаких ядовитых медуз. Вон японцы купаются, и ничего. На это Попович проворчал, что местная фауна жрет только гайдзинов.

Юра наблюдал за Отабеком, который плавал туда-сюда вдоль буйков, мелькавших яркими пятнами достаточно далеко от берега. Потом ему надоело сидеть на солнце, пусть и неярком из-за сгустившихся туч, и он все же и сам решился зайти в воду снова. От соли ногу опять как кипятком обдало, но так же быстро отпустило.

— Ай! — вдруг вскрикнула Мила, выпрыгивая из воды почти наполовину.

— Ну ты еще чего? — рявкнул на нее Гоша.

— Меня тоже что-то ужалило! А-а-а!

Мила отделалась легким красноватым пятнышком на бедре, хотя шуму от него поднялось еще больше, чем в случае с Юрой.

— Ой все, — скрестив руки на груди, сказал Гоша, пока Юра перекидывал Миле салфетки, спасшие его конечность, — точно эти медузы охраняют японскую самобытность!

— Юрий, дай-ка сфоткаю, прикольно так, — попросил Пхичит, присаживаясь на песок рядом с Юрой.

Юра вздохнул и вытянул пострадавшую ногу.

— Да фоткай, чего уж там.

Все начали собираться, когда погода стала совсем пасмурной, а до обратного синкансэна оставался лишь час. Юра в раздевалке долго пытался привести в порядок склеившиеся коркой от соли волосы, которые там, где были влажными, прилипли к голове, а там, где подсохли, пушились, как сволочи. Разодрав кое-как пальцами пряди и взглянув на свою обгоревшую физиономию в зеркало, он поплелся к выходу ждать остальных.

Было жарко, но не душно; с океана дул легкий ветерок, приносивший с собой запах морской воды и йода. Юра, прошелся, вдыхая этот свежий, ни с чем не сравнимый воздух, а потом остановился, прислонившись к стене раздевалки почти на самом углу, чтобы вытрясти песок из кед.

Он услышал чьи-то шаги и хотел было посмотреть, кто из их компании уже был готов двинуться в путь, как из-за угла донесся голос Милы:

— Отабек, ты что, с ума сошел?

Юра замер, распрямившись и прижавшись лопатками к стене, так и держа больную ногу на весу и кроссовок в одной руке.

— Мне кажется, что схожу, — отозвался голос Отабека. И что-то в этом голосе заставило внутренности Юры свернуться в тугой узел.

— Прекрати, не надо! – продолжала девушка. – Тут всего лишь чуть больше недели осталось. Как ты это Вите с Юри объяснишь?

— Скажу, как есть, — Отабек понизил тон, и Юра едва разбирал его слова. – Они поймут.

— Поймут, — резко сказала Мила. – Но расстроятся! И Юра тоже!

— Юре как раз будет лучше.

— Откуда ты знаешь? Вы оба идиоты, вот что я тебе скажу! А ты постоянно на все сто уверен, как ему будет лучше. А ты у него спросил? – голос Милы был звонким и очень строгим. Юра вообще редко слышал, чтобы она так разговаривала.

— Будем считать, что спросил, — сказал Отабек. – Мил, извини, что на тебя это все вываливаю. Просто у меня реально едет крыша. Я так не могу. Я сам поговорю с Витей и Юри. Юре нужно отдыхать, и он должен делать это спокойно. Мы приедем в Токио, и я поменяю билеты. Как раз из Нариты будет прямой рейс через два дня.

— Отабек, не надо. Правда, останься. Ты уверен, что ты не сделаешь хуже, если уедешь?

Это слово так резануло по сердцу, что Юра схватился рукой за футболку на груди и скомкал ее в пальцах. Отабек хочет уехать? То есть все настолько плохо? Это все из-за той ссоры в Киото? В ушах засвистело, и Юра опустил ногу с ожогом на дощатый пол, покрытый мелким слоем песка, потому что иначе его бы просто повело. Кед едва не выпал из ослабевших пальцев.

— Уверен, — твердо ответил Миле Отабек. – По-моему, хуже не могу сделать даже я.

Юра услышал, как Мила вздохнула. Ему и самому не хватало воздуха, но легкие будто слиплись намертво, как волосы от соленой воды. Казалось, что пол проваливается куда-то вниз и летит в пропасть.

Хотелось только одного – выйти к ним, кинуться к Отабеку и просить остаться. Зачем – неизвестно. Что это изменит – непонятно. Просто чтобы он побыл рядом еще хотя бы эти несколько дней.

Еще немного. Дай мне еще немного времени рядом с тобой.

Но Юра не вышел и ничего не сказал – просто не чувствующей ничего рукой натянул на ногу кед, не обращая внимания на тут же вспыхнувший болью ожог, и тихо пошел в другую сторону.

Ветер с океана усиливался, и на этот раз у него не было никакого запаха.

========== 3.3. Хиросима ==========

Комментарий к 3.3. Хиросима

♫ Aimer – Rokutousei no Yoru

— важная, передающая все настроение, всю атмосферу этой главы песня. Даже если вы не знаете японский и не хотите лезть в перевод — просто послушайте ее сердцем.

終わらない夜に願いはひとつ

“星のない空に輝く光を” [1]

[1] В этой бесконечной ночи об одном лишь молю —

О ярком свете, что озарит это беззвездное небо.

— Не уезжай!

Дверь в номер хлопнула так громко, что Юра дернулся и глянул на нее через плечо, из-за чего не смог рассмотреть выражение лица Отабека. Когда он все же повернулся, тот стоял у выхода на балкон, сжимая пальцами ручку пластиковой створки.

— Тебе Мила сказала? — спросил он, наконец, нарушая затянувшееся молчание.

Юра выдохнул и покачал головой. Волосы за время поездки до Осаки полностью высохли и стали напоминать солому. Соленую причем, потому что промыть их после купания было просто негде. Теперь они кололи и без того саднящее от солнца лицо. Голову хотелось засунуть в холодильник, но он был лишь один, и тот низенький и на этаже.

— Нет. Я слышал ваш разговор, — сказал Юра, убирая пряди от лица и пытаясь завести их — жесткие и рассыпающиеся под пальцами — за уши. Пакет с плавками, который ему торжественно вручила Мила, прежде чем удалиться в свой номер, больно проехался скрученными ручками по запястью. Интересно, на его теле осталось хоть что-нибудь, что не обгорело?

Отабек вздохнул, потом повернулся и посмотрел на Юру. Тот наблюдал за ним, как если бы от любого его движения зависело все на этом свете. В номере было темно — за окном уже расцветали сумерки, — но не настолько, чтобы не заметить, как напряжены губы Отабека, сжатые в тонкую линию, как нахмурены брови. Глаза так и вовсе казались черными, как прогоревшие угли.