Не без греха (СИ)

Чимин действительно страдает от избыточного веса, но он готов признать, что ничего не делает для того, чтобы изменить ситуацию. Когда начинает делать: не хватает выдержки, он срывается, и наваливается новая волна депрессий. Замкнутый круг набрасывает на шею удавку и раскручивает со скоростью карусели.

И поэтому - да. Положение можно считать заслуженным, как и все лавры, сыплющиеся следом: отсутствие друзей, ущербные социальные навыки и заниженная самооценка. В глубинах причин он разбираться побаивается. Кому охота нырять в болото и тащить бегемота за просто так, да и с риском для жизни? Мало ли что может случиться.

Это началось когда-то давно… Когда-то в детстве, где каждый взрослый почти всегда может найти ответы на все вопросы. С малых лет единственного ребёнка окружала любящая семья, которая с ним и по сей день, в горе, и в радости. И не то чтобы они его баловали, потому что тогда, насколько знает Чимин, родители ещё не открыли свой замечательный ресторанчик, а значит, не особо располагали финансами. Не было и покупок всего, на что бы он ни указал. Обычное детство, даже водились товарищи во дворе, лица которых со временем подёрнуло туманом.

Но вдруг, со второго семестра начальной школы, Чимин начал расти. Вширь. Обильно. Возможно, трудности при покорении школьных стен, не дававшаяся учёба, минимальная свобода воли: Чимина непременно отводили и встречали из школы, контролировали выполнение домашних заданий. Он также посещал (волоком тащили) музыкальную школу и пел в хоре. «Мы хотим вырастить тебя полноценной личностью. Без образования так сложно!». Безумие, какое маленькому Чимину представлялось ничем иным, как выпавшие испытания, продолжалось вплоть до второго класса средней школы.

К той весне Чимин, в свои неполные тринадцать, задыхался на физкультуре и пропускал мимо ушей насмешки и унижения от сильных мира сего - шпаны своего возраста, считавшей, что жиробасам отведена роль боксёрской груши. Ему то и дело приходилось слышать оскорбления, подтрунивания и прочие прелести «детей-лапочек», но Чимин терпел. Стоически терпел всё, что происходило, полагая, что только так можно выжить. Если хочешь, например, в час после уроков спокойно посидеть на качелях, слушая музыку, или завернуть в кондитерскую, где знакомая аджума всегда давала к купленной сладости бесплатную конфетку.

Тот март выдался влажным, по пути на ветровке собирались капельки, и Чимин помнит, как стряхивал их с рукавов, называя «стразиками». Тогда же Чимин попробовал дать отпор напавшей ребятне, они снова пристали, тыкая в него прутьями, докучали и просили не рассказывать мамочке.

В Чимине пробудилось безжалостное чудовище, которое собиралось ломать и крушить. Конечно, в ответ ему разбили нос и сломали ребро, зато посетило чувство, что это чертовски правильно - не давать себя в обиду. В ужасе забравшие его из медкабинета родители, грозились подать в суд. Впервые Чимин вспылил и накричал на старших, пробуя себя защитить. И как-то так вышло, что они хотя бы перестали сопровождать его в учёбе (мама иногда заезжала, чтобы отвезти в музыкалку, но это не считается). Хулиганы точили зуб, но в открытую лезть перестали. Чимин смог благополучно сдать экзамены и перейти в разряд старшеклассников, снова сменить коллектив, по умолчанию поделившийся на тех, кому было до фени на его существование, тех, кого он раздражал и тех, кого раздражал чересчур.

Несмотря на пережитые невзгоды, вырос он юношей скромным и мирным, отзывчивым, не склонным к спорам или отстаиванию мнения. Он многого пугался и многого не умел, стыдился своей тучности, часто прятался, избегая событий и движения. Иногда мог блеснуть умом, и тогда едва не горел вместе с партой, слыша похвалы учителей.

Как и все, он имел мечты, любимые песни, блюда (большой список), цвета и книги. Ему нравилась староста - девушка высокая и строгая, похожая на млеющий в сумерках южный кипарис, от одного взгляда на который теплеет. Он и не думал ей признаваться, предпочитая восхищаться на расстоянии, как редким видом прекрасного цветка, втайне изображал на полях черновика её завуалированное под рисунок имя и посвящал стихи. Она была такой… Красивой? Да. Умницей? Да. Старательной и магически притягательной. До одного вечера, в который разбила этот образ, проронив в ранимой душе Чимина семена, которые прорастут в будущем.

…Чимин вдруг оказался прижатым к кирпичной стене дома - проехавший велосипедист чуть не снёс его с ног и, обернувшись, прикрикнул:

— Смотри, куда прёшь, танк!

Что ж, это не самое обидное, что приходилось слышать Чимину. Зря. Зря он стал вглядываться в витрины, в те костюмы, рубашки, брюки и джинсы, шитые на стройных и прекрасных, богатых… Таких, как Тэхён, например. В любом из нарядов он выглядел бы сказочно.

Настроение упало совершенно. Мысли вернулись в прежнее русло, и Чимину пришлось вспомнить, откуда и куда он идёт, по какой причине. Задетое плечо у него заныло и, отвлёкшись на его потирание, Чим застрял у развилки на разные улицы, почувствовал, что футболка подсохла, зато под лямками рюкзака скопились новые озёра.

— Чёрт…

Тут случилось занятное.

«Бом-бом-бом».

В фильмах так обычно гремит отзвук громкой музыки. Но на дворе далеко не ночь, и клубов поблизости нет. Подумав, что до окончания занятий где-то прошататься всё равно нужно, Чимин отёр испарину рукой и, держа ухо востро, шагнул по направлению к звуку. Побродив вокруг, он вскоре вышел дворами к небольшому зданию, от больших окон которого под козырьками струились радужные пылинки. Он встал у одного из них на теневой стороне, где содержимое из-под открытых жалюзи просматривалось всё равно, что в океанариуме.

Сердце Чимина замерло. Не остановилось и снова пошло, вовсе нет. Именно замерло. Как будто его окунули в тёплый соус и шепнули помолчать немного.

За стеклом, в большом и светлом зале, напротив зеркал порхала бабочка. По крайней мере, Чимину так почудилось, ведь только они могут так плавно перемещаться в пространстве, порхать.

И хотя громоподобный звук, как оказалось, разносил стены соседнего помещения, Чимин растворился в той тишине и грации, что поражала в этом.

Лёгкость. То, чего Чимин не мог подать и донести до других, хотя ощущал, какова она - воздушная материя, похожая на шёлк, что перекладывается на мышцы и выглядит так красиво, делая человека ангелом.

Там танцевал юноша и каждое из его движений не просто отточено, а благословлено свыше, светится. Чимин на мгновение прикрыл глаза и… представил, что летит. Нога влево, переход… выброс эмоций фонтаном. Если бы позади не послышалось смеха, то Чимин бы так и не понял, что пробует шевелиться в такт беззвучию, и что с его комплекцией это должно было выглядеть, как минимум, нелепо.

Зардевшись, он бросил опечаленный взгляд на танцора, закончившего сессию плавным падением, и оглянулся. В компании потешавшихся подростков никто не отличался крупными габаритами. Но Чимин также догадывался, что никто из них и не умеет танцевать.

========== Глава 3. Несчастья, угрозы и циферки. ==========

Мечты об идеалах опасны. Это красивые нимфы, имеющие способность к перевоплощению. Иногда бывает ужасно проснуться и вдруг обнаружить себя искусанным или почти сожранным ими.

Чимин как-то раз пробовал наклеить на стены постеры с изображениями подтянутых моделей и актёров, айдолов. Парни хоть куда. Загляденье. Но сколько они вызывают зависти, злобы, как давят на бессилие…! Ухудшают положение в разы.

Утренний ритуал: подняться, пропасть в ванной комнате и встать на весы. Сильно расстроиться. Ничего не изменилось со вчерашнего дня, часа пешей прогулки и нескольких неуклюжих па в танце. С кожей тоже беда, Чимин замучался с прыщами, жирным блеском и расширенными порами, он зовёт себя «прыщефермером», хотя дела обстоят не так уж и плохо, воспаления единичные, но выглядят не ахти, прибавляясь очевидным грузом к имеющейся сумме недостатков.

Сняв с сушилки полотенце, Чимин погладил его, следом свою бесконечно свободную рубашку, расправил джинсы, оделся и плотно позавтракал, аккуратно намазывая маслом тёплые тосты. Он не из тех, кто не может есть с утра. Если он не поест, то будет испытывать тревогу, которой и так сверх меры в течение дня.