Не без греха (СИ)

Чонгук повернулся и посмотрел почти сурово, показывая на наручные часы, тем самым намекая на то, что время учиться, а не какое-то иное.

— Пипец какой-то, — Тэхён закатил глаза и покинул салон, Чонгук следом за ним. — А если я заплачу? Какую валюту ты принимаешь?

Устав от галдящего Тэхёна, Чонгук не поленился нажать на пару клавиш и показал ему:

«Никаких валют. Я делаю свою работу. Ты - свою».

— Да пошёл ты…

Ему хотелось поговорить с Юнги, высказать, как же им повезло и поделиться этой нечаянной радостью. И он смело направился в другую сторону. Чонгук не дал сделать ему и пяти шагов, как схватил сзади, заломил руки и прижал щекой к бетонной стене. Распалённое дыхание его ударилось в шею.

— Ой-ой… — наигранно вздохнул Тэхён, и воспользовался тут же данной свободой, повернулся к угрюмому телохранителю, который продолжал держать его за предплечье. — А ты грубиян. Отец одобрил и такие методы? Вижу, что всякие. Лишь бы я не выходил из-под контроля. Так нечестно.

После вчерашнего Тэхён мог похвастаться своими ссадинами и синяками. Один из пластырей отклеился. Тэхён облизнул губы, подумывая над тем, как отлично выглядел несмотря ни на что. Он предположил, что Чонгук приклеит повисшую полосочку обратно, но тот сделал иначе. Он рванул остатки и швырнул на мокрый асфальт. Всего несколько секунд он смотрел на сочившуюся кровь, а затем протянул платок и кивнул на вход, не идя на уступки.

— Ну и чёрт с тобой, — Тэхён приложил платок к оголённой ранке и пошлёпал по лужам.

Обозлённый на несговорчивого телохранителя, Тэхён пропустил мимо студентов и степень их реагирования. Надпись всё ещё красовалась на дверце. Постояв немного, Тэ уловил перемены настроения в толпе, такие неощутимые поначалу. На него смотрели с прежним восхищением, а некоторые - с сочувствием. Былое величие возвращалось наряду с тревожным расстройством, бьющейся в истерике совестью.

Да, его компания обошла его стороной, зато подошли девушки, вежливо спросившие: «А правда ли?».

— Ориентация не может быть поводом для унижений. Это бесчеловечно. Никто не имеет права так поступать с другими и осуждать их.

Он высказался чужой фразой, где-то услышал её совсем недавно. Его обступили и другие девушки, парни, начали задавать вопросы. Для кого-то он мог стать кумиром. А он чувствовал, как присыпают сахарной пудрой гниющее мясо.

Вдруг все начали толкать друг друга и хватать за руки. Народ с разной синхронностью оборачивался назад и расступался. В образовавшемся просвете Тэхён увидел Чимина. Чимина, как раз купившего джинсы размером поменьше и причесавшего чёлку на другую сторону. Он так и стоял, надеясь, что наполовину спит и всё, что он узнал по пути на учёбу - результат стенаний больного подсознания в очередном кошмаре.

Надпись «Счастливого Рождества!» на фоне Тэхёна и глазеющих смотрелась изумительно, а вперемешку с украшениями и праздничностью вполне гротескно. Сколько ни жертвуй, ни вставай под знамёна правды, она никому не нужна и не выгодна. Да, от Тэхёна получить плевок в спину - не в новинку. Но всё же не настолько подлым он представлялся. Он - герой. Чимин - страдающий. Не это он пытался пересказать ему, долго глядя в глаза и даже не спрашивал банальное: «За что?». Чимин нашёл в себе мужества, чтобы не разрыдаться на публике. Прикусив щёку, он отправился на занятия, а многим бы так хотелось, чтобы он исчез на выходе, потрясённый и униженный. Впрочем, его жалели, его выдуманную влюблённость и якобы непонятые стремления.

Чимин ужаснулся, расслышав внутри: «Чтоб вы подавились своей ложью, уроды».

Получив ожог до кости от чужого лицемерия, к Тэхёну он решил ни за что не приближаться. И никому ничего не доказывать.

***

Хосоку не хватало Чимина, который жаловался на утраченный настрой. Его неявка на работу во второй раз стала сигнальным маячком, и Хосок отправился к нему домой. Вся эта шумиха с Ким Тэхёном, чёрт его подери, Хосоку не нравилась, но когда они в последний раз разговаривали, Чим держался на ура, остыв и выказывая некоторое понимание к ситуации.

— Он играл в клубе? — Чимин тогда всерьёз удивился, протирая последние столики в зале. — Так вот о ком говорил уборщик…

— Мин Юнги? — Хосок вышел, чтобы помочь. — У них с Тэхёном интрижка, насколько я знаю.

— Пусть, — выдохнул Чимин. — Какая мне разница?

— Ты говорил, что слышал, как Тэхён ругался с профессором? Можно копнуть яму.

— Какой толк? Все уже поверили в то, во что им хотелось. Прости, но не вижу смысла писать против ветра. Чем проще я к этому отнесусь, тем лучше, — Чимин снял фартук и перчатки. — Теперь зато приходится угадывать, над чем больше потешаются, над моим весом или тем, что я гей, сгорающий в муках неразделённой любви. Хотя, вкупе это целая бомба.

Он уныло хохотнул, но Хосок даже не улыбнулся. Чимин надевал сто слоёв безразличия, а ночами ревел в три ручья, как пить дать.

— А если серьёзно? — Хосок подступил ближе.

И Чимин не осмелился поднять взгляд. Вопрос на понятную тему ребром. Сердце его ухнуло.

— Не знаю, — рассеянно ответил он.

И Хосок тоже не знал. Он представил, как бы на нём отразилась такая весть. Действительно ли его так это заботило: достанься чувства Чимина тому же Тэхёну, который Хосоку был противен с самого начала. И не зря.

Нет, Чимин не рыдал в три ручья. Потому что успокоился и отвлёкся рисованием. Хосок заметил альбом на столе.

— Неплохо, — похвалил он.

— Баловство, — Чимин сел на кровать.

— Как ты? — Хосок примостился рядом.

— Помаленьку. К сессии готовлюсь.

— Молодцом.

Вдруг в дверь протиснулся папа, с присвистом поставил поднос с чаем и, на выходе кивнув на Хосока, поднял два больших пальца вверх.

Чимин заулыбался. Хосок обернулся, но никого не застал.

— Я тут с долгами Сонхи почти разобрался, так что бои мне урезали. И я подумал, что мы можем выкроить времечко и начать танцевать… Если, конечно, ты всё ещё хочешь.

Он наконец-то оживился, восторженно вздохнул.

— Ты будешь меня учить? — Чимин подал чашку Хосоку, и тот кивнул.

— По возможности. Если что, другие ребята тоже на подхвате. Один не останешься.

Обрадовать Чимина стоило. Но потух он довольно быстро, переключившись на размышления, не уходящие из головы. Он думал о Тэхёне. И не знал, как к нему относиться. То ли поверить в легенду и перестать убиваться желанием мести, то ли презирать и вынашивать план о разоблачении.

Хосок понимал, что бесследно такие истории не стираются, но…

— Не марайся о таких, как Тэхён, Чим, — он закинул руку ему на плечо. — Оно того не стоит. Ты и так утрёшь ему нос.

Чим повернул голову, и лицо Хосока отдавало теплом дыхания - так близко он придвинулся. Он впал в оцепенение.

— Ты не мог бы…

И попытался отодвинуться. Не удалось. Хосок смог совсем другое. Он мягко обхватил его голову и нежно поцеловал в лоб, затем обнял Чимина и заверил, что всё наладится. Чимин готов был яро отрицать, потому что ему показалось, будто он умирал, и душа его возносилась к небесам.

***

Юнги выглядел примятым и изношенным. Намджун сообразил, что лучше всего их встрече подойдёт бутылка «Хеннесси», кинул льда в бокалы, разлил и сел в кресло напротив. Восьмиугольная хрустальная пепельница возникла в центре стола.

Их скромный мужской вечер, пахнущий одеколоном и горечью. На столе несколько пачек банкнот.

— Половину проебал, — сокрушился Юнги, полюбовно глядя на деньги. — Как так?

— Люди предсказуемы. А ты веришь в Тэхёна потому, что спишь с ним. Или признайся уже, что любишь его.

— Не люблю, — рыкнул Юнги.

— Лжёшь.

— Тебе откуда знать?

— А не любил бы, даже не принял бы ставку.

— Ты давал хороший процент, — взвыл Юнги.

— Знаешь, в чём твоя проблема? — Намджун подался вперед и взял сигарету. — Ты всегда можешь отказаться. Но не отказываешься. Как от хорошего, так и от плохого. Веришь в то, что пойдёт по-твоему. Шальная самооценка.