Лисы (ЛП)

– Я так скучаю по солнцу, – шепчет он.

Я даже не уверен, ко мне ли он обращается. Наверное он говорит просто так, потому что бывают вещи, которые нужно высказать, даже если некому слушать.

Когда я открываю глаза, то вздрагиваю, обнаружив, что Мики рассматривает меня. Он больше не улыбается. Он серьезен и не отворачивается, как, застыдившись, отвернулся бы я, если б он поймал меня на том, что я рассматриваю его. Он просто продолжает смотреть. Мне становится неуютно.

– Данни. Тебе идет это имя, – произносит он спустя несколько сердцебиений. Хотя, если измерять в моих сердцебиениях, их было несколько сотен.

Он наклоняется ближе. Я представляю, как ощущаю тепло его дыхания на щеке, как слышу сильный и медленный стук его сердца. У меня кружится голова, дыхание прерывается, и я больше не могу выдерживать его взгляд.

– Но, если хочешь, я могу по-прежнему звать тебя Локи. – Он склоняет голову набок. – Кто охотится на акул? Данни или Локи?

Вряд ли он потешается надо мной. Любопытство на его лице кажется искренним.

Внезапно я чувствую себя глупо. Насчет всего. Особенно из-за темы с Локи, особенно после вчерашнего происшествия с Винни. Все становится слишком отчетливым. Он, наверное, думает, что Дитер прав. Что я и впрямь ненормальный, со странностями. Может, ненормальность и странность это все, что я есть.

Сквозь боль я пожимаю плечами.

Я слышу только тишину неба и тишину внутри себя. Шум города становится смазанным и неважным, слишком знакомым, чтобы его различать.

– Забудь эту глупость про Локи, – слышу я собственный шепот. – Дитер зовет меня так, чтобы посмешить остальных… Думаю, я подыгрывал ему, чтобы смешить людей на своих условиях. Я знаю, что это глупо.

– Эй… – Мики выглядит до странного огорченным. Он мнется неловко, его плечи трутся о кирпичную стену. – Я не хотел… Я вовсе над тобой не смеялся. – Он пытается улыбнуться, но улыбка выходит болезненной.

– Я знаю. – Я стараюсь придать лицу открытое выражение. Не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым.

– Если это игра, то мне нравится играть в нее вместе с тобой, – шепчет он.

Глядя себе под ноги, я хмурюсь. Я не знаю, останется ли эта игра игрой, если мы назовем ее так. Я не уверен, изменились ли правила, но ставки – определенно да.

– Мне тоже нравится притворяться, – говорит он. – И это не глупо.

Внезапно мне снова становится грустно, как вчера ночью с Винни. Неужели все это время он притворялся?

– Мне нужно идти, – говорю я.

– Погоди, нам же надо договориться… когда и как я отблагодарю тебя за все, что ты сделал, – быстро говорит Мики, отталкиваясь от стены. – Какой у тебя номер?

– У меня нет при себе телефона. – Я не хочу, чтобы Мики благодарил меня. Я не хочу, чтоб он чувствовал, будто что-то мне должен. – Пока, – говорю я. Меня охватывает внезапное и необъяснимое желание убежать.

И я срываюсь на бег.

– Постой! – Мики бросается вслед за мной. Он быстрый, быстрее меня, и выпрыгивает у меня на пути, вынуждая либо обойти его, либо остановиться. Его капюшон свалился назад – волосы сияют на солнце. – Не исчезай вот так.

Он хочет взять меня за плечо. Я машинально отступаю назад, и он опускает руку.

– Это из-за того, что я сказал, да? Извини меня. Я правда не собирался… Я никогда не стану смеяться над тобой, Данни. Никогда. Клянусь жизнью.

Моему сердцу больно. Оно стучит все быстрей, и каждый его удар отзывается болью.

– Я не могу притворяться, – говорю я.

Мики хмурится.

– Я не хочу, чтобы ты притворялся, будто бы я нормальный. – Я с трудом выжимаю из себя эти слова, и мне тошно, пусть их и произносит не кто-то, а я.

– Что? – Мики сглатывает.

Он расстроен, и это ужасно, но мне страшно, что Мики и впрямь это делал.

Я не могу вот так притворяться. Это нечестно. Даже если делать это недолго. Как бы сильно мне того ни хотелось, я никогда не стану нормальным. У меня никогда не будет лица, которое сможет кому-то понравиться. От притворства мне еще хуже, чем от издевок.

Я закладываю свои отросшие волосы за уши и пытаюсь встретиться с Мики взглядом. Но он вместо того, чтобы посмотреть на меня, закрывает глаза и, судя по выражению на лице, хочет перенестись куда-то подальше отсюда.

– Мне надо идти, – шепчу я, и он не делает попытки остановить меня, когда я обхожу его кругом.

Он вообще никак не реагирует на меня. Я даже не уверен, знает ли он, что я ушел.

***

Ты оттолкнул его. Голос Дашиэля звенит в голове громче шума шоссе, мимо которого я пробегаю, давит тяжелее свинцового неба. Я еще никогда не слышал его настолько отчетливо. Почему ты его оттолкнул?

Глава 13

Столько слов

– Майло? – Я стучу кулаком по покоробленной фанерной панели, которая у него вместо двери. Мне нужна компания. – Майло! – кричу громче.

У Майло всегда плохо пахнет. Чувствуется даже за дверью, но прямо сейчас мне все равно. Я не хочу записывать слова, которые теснятся у меня в голове. Так они станут слишком реальными, опутают меня, и все кончится тем, что я стану заставлять себя перечитывать их снова и снова. В кои-то веки мне хочется проговорить их кому-нибудь вслух, чтобы они медленно растворились в воздухе, как запах костра на ветру.

Как только Майло, сонно вытирая лицо, приотворяет дверь, слова выплескиваются из меня единым потоком. На едином дыхании.

– Вчера я преследовал кое-кого. Шел за ним, за этой акулой, до склада, который оказался домом с квартирами. Дашиэль жуть как боялся его. Он может быть тем самым убийцей. Там на двери замок с кодом. Я могу его подобрать. Но у меня в голове не хватает свободного места, я не могу нормально соображать, потому что она забита гормонами и мыслями об одном человеке, которому хочется только притворяться со мной. Я никак не могу выбросить его из головы.

– Ты что-то принял? – Майло щурится на меня и поджимает губы. – Спиды или кокс?

– Что? Нет! – Я хмурюсь.

– Уж очень много за раз было слов. Во всяком случае, для тебя. – Зевая, он проводит грязной ладонью сквозь свою взлохмаченную шевелюру.

Кажется, Майло дремал, а я его разбудил. Я чувствую себя виноватым.

Я смотрю на свои руки. Кожа на них еще в трещинках и болит после ночи с Дитрихом под дождем. Меня немного трясет – от холода и от усталости. Слова выплеснулись наружу, однако это не помогло. Я даже не уверен, что Майло их понял, но повторить все заново не могу.

– Ладно, – вздыхает Майло. – Заходи давай.

Нора Майло просторней моей, но это не плюс, а минус – здесь холоднее. Мозаичная плитка прекрасна. Стены украшены разнообразными животными в приглушенных синих, оранжевых и белых тонах. Майло спит в углублении ванны посреди помещения, с мозаичным лебедем с распростертыми крыльями, выложенным на дне.

Я сажусь на пол, а Майло, включив плитку, стаскивает с постели свое покрывало и набрасывает его мне на плечи. Пока вода закипает, мы с ним молчим. Потом он наливает мне чаю со странным экзотическим запахом, которым его снабжает китаянка из цветочного магазина. Видимо, это какое-то чудодейственное средство против похмелья. Сев рядом, он напрягается, и я понимаю, что сейчас Майло заговорит.

– Во-первых, зачем ты провожаешь всяких ушлепков до дома? Ты чего вообще ищешь-то, мысли есть? Хочешь узнать тайное рукопожатие убийц или что? В полиции, конечно, сидят одни мудаки, но они хотя бы не бегают кругами, точно слепые мыши, которым вот-вот поотрубают хвосты.

Я открываю рот, но Майло, выставив палец, останавливает меня.

– Во-вторых, никакими гормонами твоя голова не забита. Тело – может быть, член – тоже да, но голова – нет.

Он прихлебывает чай и морщится.

– И в-третьих. Что плохого в притворстве? Может, я что-то пропустил, и на дворе наступил гребаный мир во всем мире? Если нет, то меня все это притворство более, чем устраивает. Видишь эти хоромы? – Майло жестом обводит свое жилище. – Теплейший дворец во всей гребаной Персии.