Лисы (ЛП)

– Ты в порядке? – мягко спрашивает Мики.

Открыв глаза, я вижу, как он наклоняет голову, чтобы заглянуть мне в лицо. Хочу выпрямиться, но его взгляд ловит меня в свое гравитационное поле, и я, как метеор, который летит на солнце, не могу ни уклониться от него, ни сбежать.

– Да, – отвечаю я, пытаясь вложить в голос побольше уверенности.

– Я вроде как знаю, где это, но понятия не имею, что надо делать, – признается Мики, когда мы выходим наружу. – Ты точно не против пойти вместе со мной? В смысле, ты, наверное, думаешь, вот жалкий дурак-то, да?

Я трясу головой. Жалкий дурак? Никогда.

– Суперзлодеям тоже нужны пальто, – говорю я как можно бодрей. Это правда. Мне нужно пальто, и, если б не Мики, я бы, наверное, вечно обходил вещевой пункт стороной. Так что на самом деле он оказал мне услугу. – В море охотиться холодно, – прибавляю я, глядя, как какой-то тип с хищной улыбкой беседует с женщиной у магазина напротив.

Когда Мики начинает смеяться, я вздрагиваю. Оглядываюсь и вижу, как грусть и тени слетают с его лица, точно стая ласточек, взмывающих ввысь, чтобы раствориться в сентябрьском небе, и оставляют вместо себя дурашливую улыбку и сияющие глаза.

– Ты как с луны свалился, да? – спрашивает он.

Уставившись в землю, я хмурюсь. Я счастлив, что развеселил его, пусть и не понимаю, что он имеет в виду… Но открыть рот и спросить его я не могу.

***

По железному мосту мы уходим в сторону Центрального Лондона. Здесь людно, народ толпится на мосту и фотографирует реку. За аркой маячит «Лондонский глаз». Я думаю, не смотрит ли кто-то на нас из кабинки, на единственных двоих человек, бредущих по мосту с некой целью – и единственных, у кого нет ни фотокамеры, ни пальто.

Мики замечает, что я смотрю на его свитер. На нем несколько дырочек. Он притрагивается к ним и сглатывает.

– На прошлой неделе у меня стащили из прачечной сумку с одеждой. Пришлось взять взаймы чужое. Свое я почти все потерял.

А я вдобавок сломал его чертов сотовый. Ну и молодчина же я.

Тротуар скользкий от льда. Падать не хочется, и потому я не иду слишком быстро и смотрю, куда ставлю ноги. Я слежу и за Микиными ногами. Те грязно-серые леггинсы были ему по крайней мере как раз. Чего не скажешь о джинсах – они чересчур ему велики. Если выпрямиться, мы с ним, наверное, станем приблизительно одного роста, но вот ноги у него намного длиннее моих. И у него большие ступни, а может, как и с кистями рук, так только кажется по сравнению с его тощей комплекцией. Он словно еще не закончил расти.

Я думаю о том, сколько ему лет. Возможно, он младше, чем мне казалось. Я не хочу, чтобы он оказался младше.

Мики болтает без умолку. Из-за его акцента у каждого слова появляется новый оттенок, и он забрасывает меня еще более странными фактами, чем те, которыми переполнена моя голова.

Я думаю, он замерз, и ему надо отвлечься. Может, от разговоров он согревается. Я не всегда отвечаю, но внимательно слушаю. Мне нравится тембр его голоса. Он расслабляет меня, и мне становится в его присутствии все легче и легче, что удивительно, ведь мы почти не знакомы. Главным образом я думаю о его замечании о луне и о том, что он имел в виду.

– Мне лучше заткнуться, да? Когда я нервничаю, то начинаю много болтать. Я уже привык к тому, что люди просят меня заткнуться. – Он улыбается и потому вряд ли на сто процентов серьезен. Но мне не нравится то, как клацают его зубы, отчего его голос дрожит. Я бы предложил Мики свой свитер, если б не знал, что в одной тонкой футболке закоченею до полусмерти еще до того, как дойду до вещевого пункта.

Для меня невообразимо захотеть, чтобы он замолчал.

Но с другой стороны, я – тот странный псих, который сломал его телефон, пока пытался выкачать оттуда его фотографии, а потом еще и соврал об этом. Но я даю себе слово уговорить Мики оставить мой телефон у себя. После этого я больше не стану совершать никаких странных поступков.

Он искоса поглядывает на меня, словно еще ждет, что я отвечу.

– Я не хочу, чтобы ты затыкался, – говорю я.

Хорошо, что он не видит, как у меня во время ответа все переворачивается внутри, и не слышит, как мое сердце выбивает в груди лихорадочный ритм.

Может ли жизнь измеряться в сердцебиениях? Вдруг, чем быстрей колотится сердце, тем меньше тебе остается жить? Может, Мики вреден для моего здоровья. Если так, то за полчаса рядом с ним моя жизнь укоротилась на несколько лет. Странно, но я совсем не хочу их вернуть.

Пока мы переходим оживленную улицу, Микки болтает о лондонских автобусах и о том, что они ассоциируются у него с «Гарри Поттером».

Я слушаю его так увлеченно и так стараюсь шагать с ним в ногу, что чуть было не пропускаю наш поворот. Чтобы избежать толпы, я веду Мики коротким путем через боковые улочки и переулки.

Как только мы сворачиваем, нас окружает полумрак тесного переулка, а уличный шум постепенно исчезает вдали. Я в целом уверен, что в тени никто не маячит, но Мики, затихнув, начинает через каждые несколько шагов оглядываться по сторонам. Он пугается каждого шороха, а если и заговаривает, то шепотом, что заставляет меня задуматься, давно ли он занимается на улицах тем самым, чем занимается. Просто чем дольше ты там находишься, тем меньше замечаешь свою настороженность. Она становится так привычна, что ты потом всегда выглядишь уличным существом, даже если не ощущаешь себя таким.

Это не плохо, но Мики не выглядит так, словно пробыл на улице всю свою жизнь. Я не хочу, чтобы он стал таким существом. Как не хотел, чтобы это произошло с Дашиэлем. В Мики еще осталась приятная легкость. Какая-то доверчивость, что ли. Но эту легкость легко потерять. Свою я, наверное, потерял уже очень давно.

Где-то все лает и лает собака. Небо над нашими головами – миллионы миль серого цвета.

Переулок выводит нас к улице пооживленнее с приятным на вид турецким кафе на углу, откуда распространяется божественный запах.

К моему облегчению настроение Мики почти немедленно проясняется.

Я принимаю решение идти дальше по этой улице и не сворачивать в следующий переулок. Разница в расстоянии получится незначительной.

Мики заворожено разглядывает здания по сторонам и болтает о том, как ему нравится причудливость Лондона. Какой он неоднородный и пестрый.

Чем больше он разговаривает, тем комфортней я себя ощущаю. Настолько, что когда Мики замолкает, чтобы перевести дух, я озвучиваю мысль, которую от самого кафе несу в голове.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что я как с луны свалился?

На миллисекунду он удивленно распахивает глаза, а после улыбается мне с таким же сумасшедшим заговорщицким выражением на лице как в тот раз, когда он спрашивал меня об охотнике на акул.

– Что ты нравишься мне, – отвечает он просто.

Мой шаг сбивается, но я заставляю себя продолжать идти.

– В Лондоне все так близко, да? – продолжает он как ни в чем не бывало. Словно не остановил только что мое сердце с помощью шести простых слов.

Лондон, думаю я. Лондон, Лондон, Лондон. Лондон – это все, что я знаю. А Мики – нет. Я не знаю его. И не понимаю, зачем он это сказал.

Ты тоже мне нравишься, беспомощно думаю я. Дело не только в моих дурацких непослушных гормонах. Мики правда нравится мне. Он хороший – доверчивый и приятный. Я не ожидал, что он будет таким. Но ему лучше не доверять мне после того, как я сломал ему телефон и наговорил насчет этого кучу лжи. Жаль, мне не хватит смелости сказать ему правду.

– Ты из Америки? – спешу спросить я, пока окончательно не растерял концентрацию.

Мики кивает.

– Из Аризоны.

Красивое слово. Аризона, повторяю я про себя вновь и вновь, стараясь замедлить поток других слов в голове. Аризона звучит очень по-иностранному, как на чужом языке. Ты мне нравишься – тоже. Зачем он это сказал? Неужели не знает, что я могу неверно это истолковать? Нет. Он не знает меня. Как я могу ему нравиться, если он совершенно меня не знает?