Deux Ex Machina/Slow (СИ)

Подавив смешок, Ховард вздохнул.

– Merci.

– И вам не хворать.

Студент прямо-таки чувствовал взгляд в спину, поэтому поспешил завернуть за территорию и закурить, прогуливаясь по на удивление сухому и даже слегка нагретому редким октябрьским солнцем асфальту. Судить о температуре можно было по исчезнувшим пятнам влаги от последнего дождя, которые обычно ещё долго собирали на дороге грязь и опавшие листья, но теперь погода баловала теплом и отсутствием вездесущей слякоти, а к вечеру становилось даже душно, пока солнце не пряталось за горизонт.

Даже не верилось, что мистера Беллами судьба вынуждала видеть не меньше, чем три раза в неделю. Не рассматривая эту перспективу по своему обыкновению, хотелось просто расслабиться, в конце концов, а не думать о том, как же найти к нему подход. Но как ещё было узнать, что же кроется за этими стёклами в тонкой оправе, вечными пиджаками и мягким перестуком туфель по гладкому полу аудиторий и коридоров?

Озадаченный, Доминик откинул недокуренную сигарету в попавшийся по дороге мусорный бак, поворачивая в сторону остановки. Мысли отказывались покидать его голову, даже когда он сам настоятельно пытался от них избавиться. Другая его сторона снова начала сопротивляться этому странному желанию познакомиться с преподавателем как с человеком, но думать целыми днями о своём кураторе было вовсе не в его характере.

========== О безразличии ==========

«Покорми Мартина. Ключ где обычно»

Одно входящее сообщение оторвало его от чтения. Выяснять, какие у них с Крисом были планы на этот вечер, куда уехал отец Келли, и почему она не удосужилась за два дня ни разу не заглянуть домой, совершенно не хотелось. Однако Доминик поборол собственную лень и поднялся с дивана, на котором провалялся полдня, почитывая всяких блоггеров из своего же университета. Столь увлекательная рефлексия, когда стоило бы писать семестровую работу по методике преподавания.

Мысли о судьбе человека с подобной профессией, отнюдь не самой популярной, одолевали каждого время от времени. Учителей всегда хватало, хотя некоторые небольшие города были исключением, но всё-таки за последнее столетие профессия перестала быть столь востребованной. Мантии профессоров, которые до сих пор хранились под слоями пыли где-то у них в шкафах, кисточки и дипломы – всё это осталось лишь формальностью, как и многое другое в Британии, и соблюдалось лишь ради приличий. Соблюдение приличий (как феномен) иногда выходило за рамки комфортного.

Среднестатистический человек уже давно перестал быть достаточно умным, чтобы эта организованность переходила в традиционную чопорность. Оставалась только внешняя составляющая, не без которой решалась судьба персоны. И счастье этому человеку, если он был «славный, воспитанный малый, великолепные манеры». Однако никто почему-то не говорил и не предупреждал заранее, что на работе от нанятых требуют способность горбатиться на благо общества, а не обходительно расспрашивать коллег о проведённом отпуске. И да, на удивление, немногие понимали это сами.

Во всех тоннах текста, написанного грамотно и не очень этими жалкими студентами в свои блоги, пытающимися изо всех сил выглядеть более опытными, чем являлись на самом деле, так и сквозила пафосная строгость. Но найти там действительно стоящие мысли не представлялось никакой возможности, потому Доминик и развлекал себя подобной лабудой, отвлекаясь от прочих обязанностей. Хотя и здесь он легко мог прикинуть парочку насущных проблем, которые требовали всестороннего подхода и стоили того, чтобы посвятить им серьезный пост.

Например, непостоянство документационной политики в частных школах, или полный разброд в обычных. Доминик учился в одной из последних, где старичок-директор удосуживался только составлять огромнейшие списки литературы и расписание факультативов по теории мировых искусств. В остальном же автономность доводила до хаоса умы местных учителей; некоторые сразу находились и улучали момент, чтобы преподавать наконец-то так, как им казалось верным, другие же совсем терялись без чёткого ориентира.

Как любил говорить МакСтивен, «учитель никогда не изрекает ложь, он лишь использует ситуативность». Лучше бы про это и писали, заумные и заученные девушки, которые настолько устали от школ и учёбы в университете, что начали пописывать в одинокий блог, который читало от силы человек двадцать, не больше, - в основном потому, что блог учителя, который «делится опытом», ни в коем случае не должен иметь на фоне картинку с котами.

Кстати говоря, о котах. Доминик лениво потянулся, наконец, и отправился на поиски своей байки, а заодно и телефона с наушниками. До жилища Келли было минут сорок пешком, так что он надёжно замотался шарфом, искренне надеясь, что корм для кота найдётся в одном из ящиков на кухне, и за ним не придётся лишний раз тащиться в магазин. Солнце всё ещё самонадеянно освещало горизонт, описывая в облаках фигурные пятна, какого-то гранатового, едва ли не кровавого цвета, но в основном уже значительно похолодало.

Доминик не любил котов. Он был слишком самодостаточным, чтобы иметь под боком настолько же самодостаточное существо. Да и вообще, он не был большим любителем животных, хотя в доме у Ховардов никогда не было мяса; его мама была вегетарианкой, а он не удручал себя подобными мыслями, как в детстве, так и переехав временно на учёбу в Плимут, – денег и так не было.

Несмотря на то, что большинство котов вызывало стойкое желание убрать этих хитрых тварей от себя подальше, для кота Келлс всегда можно было сделать исключение. Тот никогда не лез в открытую: лишь меланхолично поглощал свою еду, не утруждая себя утиранием ног первого попавшегося под лапы человека. Возможно потому, что Мартин уже был старичком – лет ему было не намного меньше, чем самой Келли. Этим-то, наверное, он и подкупал Доминика.

Часом позже, он сидел на кухонном стуле в чужой квартире и наблюдал за неспешно поглощающим свой ужин котом, который, как ни странно, наводил на совершенно иные мысли.

Опыт. Возраст. Вещи, которые вызывали наивысшее уважение. Он мог с чистой душой сказать про себя, что был слишком умен для своего возраста. Взрослые казались очаровательными, свободными, уверенными в себе, ещё когда ему было двенадцать. И он мечтал о таком же будущем, хотел вступить в него равноправным и имеющим достаточное количество прожитых лет за плечами.

Когда же наступил тот миг, который заставил его подумать «какого чёрта я здесь делаю за такую плату, пятый год», он уже не восхищался ничем, кроме своей живучести. Его лишали скидки на обучение (он был единственным ребёнком матери-одиночки, его старшая сестра, хоть и родная, никакого отношения к его маме не имела), его увольняли с работы, его заставляли участвовать в этих ужасных соревнованиях по волейболу, чтобы только было что писать в отчёте. Но первые два курса прошли, и сторонних проблем тут же поубавилось – вот только никто уже не вызывал в Ховарде желания подражать, достигать и обгонять.

До недавнего времени.

Тридцать два. Десять лет. Казалось бы, разрыв в одно неполное поколение.

Мартин лениво потянулся, затем прошествовал к Доминику и абсолютно бесстыдно взобрался по штанине его джинс к нему на колени, одним своим видом заставляя машинально погладить его по пушистому, светлому животу.