Deux Ex Machina/Slow (СИ)

– Почему вы говорили, что вы плохой человек? Как вы смеете так говорить! А ваша… дама просто не понимает, скольким обязана! И вообще, – когда Мэтт ухватился за стул и попытался швырнуть его, Крамп и Кирк одновременно бросились к нему, удерживая в захвате, пока Мэтт бесился. – Как вы смеете так говорить! Вы стольким мне помогли, да они все вам по гроб…

– Господи, – позорище.

Том хмыкнул, погладив его по голове пару раз.

– Расслабься, бро. Он всё понимает. Ты был в доску.

– Чтоб я хоть ещё раз так набухался, – чётко выговаривая каждое слово, сказал Мэтт.

– Ага, – заметил Том и поднялся под аккомпанемент разнообразных ругательств в свою сторону.

Потому что уже вечером опечаленный тем, что пропустил две интересные лекции, Беллами согласился с неохотой выпить по пинте эля. Он натянул грязные штаны и чистую майку, укутался в ветровку и выскочил из дома, чтобы успеть встретить Кирка в восемь часов вечера. Его затормозило воспоминание – мама обещала позвонить вечером, чтобы сказать, когда именно она поедет в клинику, и сможет ли Мэтт её сопровождать.

Но она так и не позвонила, хотя обещала. Ничего страшного не случится. Мэтт хмыкнул в свой шарфик и ускорил шаг.

Кирк уже ждал его с какими-то людьми, которых Мэтт знать не знал, и даже ни разу до этого не видел.

Они покупали выпивку, а Мэтт любил халяву.

Когда они завели его в какое-то полуподсобное помещение, он слегка удивился, но после второй бутылки хорошего, крепкого эля его не волновало уже ничего. Даже то, что из-под потолка хрипели классическим роком колонки, и это так резко контрастировало с его обычным репертуаром. Он отвык от всего, он вырос на них, и никогда у него не возникало побуждения чем-то разнообразить свой набор кассет – хотя Кирк периодически подсовывал The Smiths. Каждый их альбом был идеален, дополнял и так невообразимо прекрасную звуковую и эмоциональную картину.

– Слушайте, а хотите…

– Нет, нет, чувак, мы к иглам ни-ни…

Кирк артачился, а Мэтт уже напился до кондиции, чтобы со страхом признаться вслух:

– Хочу попробовать.

– Нормальная смесь.

Как оказалось, они были временно в гостях у довольно популярной личности в тех местах – Кук, такова была кличка молодого человека без образования, который снимал подвальчик и оборудовал его под тату-студию. Он был хорошим мастером, да и вполне добродушным, так говорили люди, поэтому они быстро привыкли к его присутствию. Он и жил там, и работал, так что, по крайней мере, ему не нужно было дважды платить за аренду.

Кук должен был скоро прийти, но его друзья, которых Кирк неизвестно через какую жопу знал, уверяли, что он только рад компании.

– Поставь хорошую музыку, – сказали они, и Мэтт подполз к коробке с кассетами. Его взгляд зацепился за знакомый красный цветок, и он с победоносным кличем выловил из коробки золотую рыбку.

– О, ребята, зря…

– Это любимый альбом Кука, – хмыкнул блондин. Мэтт честно пытался запомнить, но пустые звуки их имён упорно вылетали из головы.

– Правда? Мне бы с ним…

Уже через минуту он зажмурился, когда выше локтя затянули какую-то тряпку.

– Смотри, на что подписался, – Кирк навис сверху. Он тоже был в доску, раз не возражал против такой дурости. Попробовать ведь не страшно?

Мэтт проследил, как в руку вонзается игла. Вену жгло, а после локоть зажали, чтобы не разогнул от боли, и щёлкнули кнопкой. Так хорошо знакомая песня разогнала по крови адреналин, и стало куда легче.

– Как жизнь, банда? – Мэтт разлепил глаза, чтобы посмотреть на высокого мужчину. Ему было двадцать семь лет, но он выглядел куда старше, а может просто внушительнее. – Это ещё что за чудо? Наркоман?

– Я просто дрыщ, – простонал Мэтт, выдирая из захвата руку и прижимая её к груди.

– Ну как?

– Кирк, отвали.

Ребята рассмеялись, а дальше Мэтт сосредоточился только на своих собственных ощущениях. Он будто медленно выходил из своей головы, витал духом над головами, а мир стал таким ярким, таким искрящимся. Включили лампу, но она казалась слепящим солнцем.

– Его, его! – Мэтту казалось, что вокруг него не люди, а лес из конечностей – головы, руки, ноги, все шевелились и десятки ртов говорили: – Его, его!

– Ты у нас фанат синтипопа?

– Ага-а-а, – так Мэтт тянул только во время оргазма. Хотя глаза над ним были столь добрыми, что он почувствовал себя на высоте. Ему казалось, что он вот-вот возьмёт да и выпрыгнет из себя.

– Эй, эй, держите его. Что будем бить?

– Что, бить? Не, не, – Мэтт замотал головой, но от этого мир пустился по каруселям, которые разбивались на тысячи осколков калейдоскопа, который двигался беспорядочно перед глазами.

– Как у Гаана… ты же говорил… – гудел знакомый голос, отрывки тоже стали видениями. И голос Гаана ворвался в его сознание, и тёмной патокой залил все его мысли, остановил кружение образов.

– Мой персональный Иисус, – простонал он.

– Ну, короче…

– Ты согласен? – сильная рука сжала его волосы. Мэтту казалось, что он кончает снова и снова.

– На что-о-ох?

– На крест.

Мэтт охнул. Эта песня делала ему так, так хорошо. Его реакцию, видимо, приняли за оргазмичное согласие. Запахло спиртом, и его слегка отрезвил этот запах.

Слышно было, как о чем-то без остановки болтает Кирк. Кирк.

– Кирк! – заорал вдруг Мэтт, распахивая глаза – солнце ослепило его, но из груди будто рвались бешеные волны энергии. Гаан вот-вот охнет, и он крикнет вместе с ним. – Хэй!

– Лежи, – его прижали за плечи обратно, а руку кто-то снизу зажал, будто в тиски.

Мэтт начал смеяться и не мог остановиться. Под носом вдруг запахло спиртом.

– Сука,– прорычал он. Ему не нравилось это ощущение – запах резал сознание ножами.

– Ну что, поехали? – через какое-то время сказал грубый голос. Он складывал целые горы камня перед глазами Мэтта, этот голос.

– Блять, – выдохнул Мэтт.

Он был шокирован. Его нервы были струнами арфы, за которые прелестные ангелы цеплялись своими тонкими белоснежными пальчиками.

– Как же хорошо, – огонь пробегал от каждого касания пальцев, но между ними были промежутки. Эти белоснежные лепестки, а не пальцы, были такими прелестными, такими чистыми.

– Чудак, – фыркнули сверху и заглохли, как мотор.

Он медленно отрубался. Но на его колени опустился неподъёмный вес, будто целый грузовик, когда он заорал:

– Больно!

– Терпи.

В голове пульсировали звуки, нежные, вкрадчивые, заживляли все раны моментально, и Мэтт снова заорал, когда нежные лепестки пальцев превратились в когти дьявола.

– Пей, – тонна на его коленях подтолкнула бутылку к его рту. Он будто пытался обхватить метровую трубу губами, но боже, как ему было хорошо, когда глотку обжигал огонь.

– Держите его.

И когти снова разрывали его струны, хотели поцарапать и ранить, и Мэтт мог видеть, как по нервам течёт кровь, как сбирается сгустками, сворачивается и падает в электронную бездну.