Deux Ex Machina/Slow (СИ)

– Мэттью Беллами? Мистер Беллами? Стойте! – кричали ему, но он побежал и рухнул на колени, молясь тщетно, чтобы ощутить на своей щеке дыхание, чтобы пульс стучал в его пальцы на шее отца. Он был всё такой же элегантный и худой, как и всегда – Джордж Беллами.

– Пап, – Мэтт чувствовал слёзы на щеках. Ещё он чувствовал себя малым ребёнком, который жался к отцу и жаловался ему на какую-то очередную глупость. Он вдруг горько пожалел обо всём, что сотворил. И о своих синих волосах, и о скуренной нынче травке, и о том, что отец так и не узнал, что ему исполнится тридцать и он будет одинок и он будет уважаемым методистом в каком-нибудь университете и…

Когда он заставил себя подняться, расцеловав бледные руки, Мэттью на дрожащих ногах подошёл к белой койке. Он знал, что там, под белой простынёй – но всё происходящее потеряло для него реальность. Он будто вдруг оказался в ужасно отснятом датском фильме ужасов. Глянул, а там – всё такое же бледное лицо мамы.

– Нам не удалось её спасти. Она тут же отключилась от сильного удара, что и спровоцировало остановку сердца…

Падать на колени было не больно. Рыдать было не больно. Цепенеть было не больно.

Это всё моя вина. Это я виноват. Это я.

– Мэтт, Мэтт, – Том сидел рядом на коленях, холодными руками стирая слёзы с его щёк. – Иди сюда.

– Это я виноват, это я, – всхлипывал он. Ему было страшно. Как смела жизнь! Как она только смела!

Он откинул голову на плечо Тома, глядя стеклянными глазами на дорогу. Начинался дождь. Он капал на шею, на грязные волосы, на горячее лицо. Размывал слёзы и всё, что было, в одну большую и уродливую кляксу.

Мэттью с отвращением вспомнил, что так и не рассказал родителям хотя бы про татуировку. Мама бы просто на месте умерла. Он горько расхохотался. Конец Мэтту.

– Конец Мэтту, – пробормотал он.

– Что ты такое говоришь! – в панике затряс его Кирк.

Просто не будет больше такого. Не будет больше Мэтта. Он не мог позволить себе быть таким.

– Мистер Беллами? Ну же, вставайте. Идёмте,– приговаривала фельдшер.

В следующий раз, увидев перед собой потерянное лицо Кирка, сидящего на полу у его постели, он не будет так счастлив, что остался жив.

Он проигнорировал друга, который протянул ему стакан с водой, а после – с виски. Автоматически прошёл в ванную, встал перед зеркалом и размотал повязку на руке.

Вата еле отлипала, и на месте её отпечатался кельтский крест с кровавым пятном вместо глаза посередине. Боль, которую причиняло соприкосновение воды и кожи, отрезвила его, но он всё ещё отказывался признавать реальность.

Он глянул на себя в зеркало ещё раз.

В голове гудели голоса врачей.

Мистер Беллами? Мистер Беллами, идёмте. Оставайтесь с нами. Мистер Беллами, сюда.

Он должен был заняться ими сам. Он не знал, как. И некому было ему помочь.

– Мэтт? – позвал откуда-то Том.

Не было больше Мэтта. Мэтт слетел с губ его мамы, когда она отказалась с ним прощаться. Это было её прощанием.

Он сжал челюсти; глаза тут же наполнились слезами. Сжались ещё и костлявые кулаки.

Не было больше Мэтта. Был мистер Беллами.

– Ты в порядке?

– В относительном, – холодно ответил он.

И мистер Беллами был совсем один.

Обещав себе не проронить больше ни слезы, Мэттью натянул на себя единственный костюм, который у него был. Ткань висела на его тощих плечах, поэтому, надев под пиджак ещё и жилетку, он посмотрел на чёрное отражение себя. Утро понедельника. Щуплый, едва ли синеволосый после отчаянного мытья волос накануне, молодой человек в чёрном костюме был сама совесть.

Мистер Крамп ждал его в их обычном укромном местечке – небольшой методической библиотеке. Он открыл рот и тут же его закрыл.

– Здравствуйте.

– Не узнал вас, мистер Беллами, – Джейми не знал, что говорить, это было заметно по его бегающему взгляду. Он обращался так официально только когда обижался на Мэттью.

Ему вдруг стало так стыдно. Потому, извинившись, он принялся за объяснения, глотая горечь.

Дела решались, подписывались бумаги, совершались звонки. И только оставшись наедине с собой, в своей тёмной и холодной комнатушке, им овладело горе. Оно убивало и мучило, скручивая мышцы лица в одну болезненную гримасу. Каждый звук казался обвинением. Каждая тень – призраком прошлого. Они окружали его, винили, тыкали в душу раскалённой кочергой, оставляли свои раны и отметины.

Он думал, что сходил с ума, но утром начиналось то же самое. У себя дома, где ещё лежали вещи, так, как их оставили, и сохраняли дух ушедших, он чувствовал себя чуточку легче. Теперь у него были тысячи фунтов на счету, нескончаемый запас сигарет и чёрная душа.

Вернуться в родной дом он смог лишь спустя год после похорон. Подолгу сидел у камина и смотрел на себя в окно, когда за ним был мрак, различая собственные очертания и едва ли понимая, что он в мире живых.

Но он был. Мистер Беллами был. И он был совсем один.

========== A Look Aside: О мистере Беллами (и снова) ==========

Холодный выдался день. Тривиальный пейзаж, семеро у ямы и священник – мама была прилежной католичкой. Сил слушать молитву почти не было, но он приобрёл нескончаемый запас холода, который горами лёг на душу. Процесс растянулся на целый век; покачивались вдалеке ветви от пронизывающего ветра, развевалось яркое, сиреневое пятно платка на плечах Кэтрин, дети жались к ней с обеих сторон.

Мэттью хотел бы быть ребёнком в тот момент, не понимать, почему все вокруг в чёрном, целуют странную, чёрную, большую… На сердце пластами лежали боль, нежелание отпускать и что-то ещё, что-то более мерзкое, чем всё это взятое вместе.

Мрачное торжество. Наказание. Доигрался.

Подобные мысли были почти что вопиющими. Наказанием была потеря паспорта, промокшая курсовая или горстка иных проблем, тех, которые можно было решить, не без тупой боли в голове – сожаления. Смерть не для него. Смерть не выговор на словах.

– Люблю, – маме поцелуй в лоб, а папе – в бледные руки. Это всего лишь портреты.

Чёрная змея людей, спускавшихся с небольшой горки, шествующая мимо таких же людей, как они, от которых остались лишь кресты и именные горы гранита, эти голые ветви – он и себя видел. Молодой человек с как минимум хроническим заболеванием, что въелось под кожу, одетый в чёрное, оттого ещё более призрачный. Плохой молодой человек. Плохой мальчик.

Священник продолжил развлекать гостей, а Мэттью хлопнул дверью за вошедшим Полом.

– Ты даже не посоветовался со мной!

– Извини, я должен был ждать, пока они начнут гнить!

– Да как ты смеешь! Ты всегда был конченным эгоистом, Мэттью, всегда…