Поплачь, полковник, мне в бронежилетку (СИ)

- Все правильно, сержант.

- Да нифига не правильно! – вздохнул Скотти. – Где-то я прокололся! Подставил нас.

- Ты не прокололся, просто нас искали, - Жан повернулся к нему и протянул стаканчик, где на дне плескалось несколько капель крепкого напитка, - скорее всего, эти типы из бара были предупреждены, что мы явимся.

Скотти шумно дышал, разглядывая пятна на камуфляжной куртке Жана.

- Простите, сэр, но вы здесь из-за меня.

- Конечно, из-за тебя, - подтвердил Веньяр с долей пьяного ехидства, - если бы не полез целоваться, до сих пор бы рубились.

- У нас патроны кончаются, - с укоризной глянул Скотти, - нас с вами уже бы замочили. Конечно, был риск, что вас узнают по форме, но тут на Ходхольме так ненавидят педиков, что они даже не посмотрели на ваши нашивки.

Надо срезать эти нашивки. Завтра. И Скотти одеть, найти ему броню, вооружить. Хватит парню налегке бегать, скачет, как тушкан, так что Жан за ним едва успевает.

Это было совершенно не его дело, но полковник не смог сдержать любопытство.

- А раньше ты целовал мужиков?

Скотти отодвинулся от него, сел подальше.

- Это личное, сэр, - ответил он тихо, - я не обязан отвечать.

- Да ладно, я просто спросил, - неловко оправдался Жан, понимая, что Забияка обиделся. Его бы самого заподозрили в таком, тоже б, наверно, не очень обрадовался.

- Можно, я первым спать лягу? – спросил Скотти, не глядя ему в глаза.

Хотя это Веньяр должен был стыдиться неуместного интереса.

- Ложись, я покараулю, - Жан сдвинулся на бетонный пол, оставляя куртку Райану.

Тот настороженно покосился на него и медленно, аккуратно лег, подтянув ноги к груди и пряча лицо в сгибе руки.

- Спасибо, сэр, - прошептал он.

Веньяр протянул руку и легонько похлопал его по плечу. Устроился поудобнее, подтянув поближе заряженную винтовку, откинул голову на стену.

- Это был Стикер, - вдруг глухо проронил Скотти.

- Я так и думал, - помедлив, отозвался Жан. Надо было видеть глаза Забияки, когда он привел его в чувство после «расстрела» в Генштабе. Честное слово, первым порывом Веньяра было отвезти парня в надежную психиатрическую клинику, такой пустой у него был взгляд. Растерянный и… разочарованный, что ли. Скотти искренне не понимал, зачем его оставили в живых, будто жить ему было совсем незачем.

- Ничего такого, - сказал Райан, - Джон поцеловал меня, чтобы не стонал. Меня ранили в ногу, было очень больно. Вот и все.

- Скотти…

- Можно, я посплю, сэр?

- Можно, - вздохнул Веньяр. Голова шла кругом. Он отложил винтовку и снова наполнил стаканчик коньяком. Коньяк был вкусным, добротным таким, мысли прочищал, что надо. А прочистить мысли требовалось незамедлительно.

========== 8. ==========

Сердце бухало под грудиной, будто ему было там до ужаса тесно. Скотти старался не шевелиться и дышать ровно, но ни одного шанса успокоиться у сержанта не было. Он поцеловал командира. Поцеловал. Нахер надо было делать это? Чтобы сейчас трястись от нервного возбуждения, облизывая губы и вспоминать вкус чужого, мужского, рта, ощущение коротких мягких волос под кончиками пальцев, натянутых мускулов шеи, горячего после бега дыхания на щеке?

Притворяться спящим было невыносимо, но в противном случае пришлось бы сидеть рядом с полковником и отвечать на его вопросы. Кто его просил спрашивать? Разве нельзя трепаться о чем-то другом? Раньше они всегда находили общие темы для разговоров: политика, футбол, бабы. Никто никогда не спрашивал Скотти о его жизни. Кому это вообще интересно? Командиры не задают солдатам вопросов, им все равно, кто ты такой и что с тобой было, лишь бы ты выполнил приказ. Для командира ты – инструмент, оружие, функция. Зачем ему знать о твоей семье, о том, как ты жил, что делал, кого целовал? Скотти никому не рассказывал о своем прошлом. Потому что это никому нахрен не было надо. Кроме, разве что, следователя и вербовщика.

Но полковник Веньяр за эту ночь завалил его тысячей и одним вопросом, как какая-то Шахерезада, блядь! И слушал ведь, внимательно, как следователь, но, в отличие от того, без брезгливого равнодушия.

Скотти не хотел, но против воли ощущал острую, невыносимую, разъедающую изнутри благодарность к своему командиру. За то, что Жану не все равно. За то, что спас. Что не считает функцией. Внутри, в душе, происходила какая-то катастрофа… Или нет, катарсис.

Все это заставляло делать глупости.

Они искали тварь на пустынных улицах враждебного мира. Райан думал о том, что командир подставился из-за него. Нервы словно кто-то наматывал на кулак. Скотти лихорадочно искал выход, а дела шли все хуже и хуже.

Когда он вошел в тот бар, сразу было понятно, что они с Веньяром попали в переделку. Ну, один бар, ну, два, а потом он неизменно должен был вызвать подозрения. Это же Лок, маленький городок, где бармены наверняка знают в лицо всех местных забулдыг. Так что встретили Забияку неприветливые дула двух обрезов. Пришлось их успокоить. Скотти даже патроны тратить не стал, два быдловатых охранника легли, как миленькие: один от удара табуретом, другой с ножом в животе. Но после этого пришлось, прихватив обрез, удирать на первой космической.

А дальше смешались в кучу люди, кони… На их поиски отправили не меньше взвода и черт знает сколько техники, они с командиром мчались, считать было некогда. Думать некогда, чувствовать что-то, знай себе беги и стреляй. Ан нет, адреналин что-то там закоротил в центральном процессоре, и Скотти всю дорогу пытался прикрыть командира, вывести из зоны поражения, не дать врагу его подстрелить.

Райан не был трусом, но и героем тоже не был. Того, кто вот так подставится под врага, без брони и с одним рожком для винтовки, иначе, чем идиотом, он бы и не назвал. Но тут творилось что-то немыслимое, мир словно замедлился, кровь кипела и стучала в висках, Скотти видел и замечал все вокруг, словно внезапно обрел обзор на 360 градусов. Он опережал врага, стреляя с таким хладнокровием, словно лежал в укрытии и его жизни ничто не угрожало.

Адреналин перекипел, и начался отходняк. Такой, что поднять руки казалось титаническим трудом. Он, конечно, не показывал это командиру, держался, но когда полковник обнял его, отчитывая за самодеятельность и одновременно вжимая лицом себе в плечо, хотелось привалиться к нему, обхватить за шею и так стоять. Очень долго. Пока перед глазами не перестанут мелькать алые и зеленые круги. От полковника пахло боем – потом, порохом и морозом, хорошо пахло. Смутное неясное, но пугающе сильное чувство не отпускало всю дорогу, изводило, мучило. А потом Скотти поцеловал своего командира.

Когда они оторвались, у Райана уже был план. Весьма самонадеянный и наглый, но в случае, если он выгорит, они с Веньяром могли оказаться в шоколаде. Пока первая часть плана прошла на ура. Они сидели в тепле и относительной безопасности. В конце концов, у них был коньяк, что особенно важно для уставших и промерзших до костей мужиков. Еще бы еды, нормальной, а не гребанного шоколада. Но тут уж как повезет. Если сработает вторая часть плана, будет у них и еда, и укрытие, и, возможно, даже оружие.

Скотти вздохнул, крепче втираясь лицом в сгиб локтя. Он, хоть и лежал на куртке Веньяра, своими несчастными ребрами чувствовал каждую щербинку пола.

Тут на макушку ему легла рука. Легонько так, осторожно. Погладила кончиками пальцев, как маленького котенка.

- Тшшш, спи, - шепотом сказал Веньяр.

Скотти пару секунд соображал, что делать – то ли дальше притворяться спящим, то ли сделать вид, что «уже проснулся». Потом вспомнил чей-то, кажется, Стикера, совет не врать без особой на то причины.

- Не спится, - признался он, переворачиваясь на спину.

Жан потрогал его лоб – собрал ладонь лодочкой и просто положил.

- Все еще болит? – с сочувствием спросил он. – У меня еще есть ибупрофен.

- Ага, а запивать я его буду коньяком?