F65.5: Гематофилия (СИ)

Вот только пустыми стоят уже семь комнат – я все время провожу в кабинете.

Работа – лучший наркотик. После убийств, конечно. Но, пока что, я могу обойтись без услуг киллера.

Вечером десятого дня я выстрелил себе в лоб.

В зеркало, конечно. Просто стало слишком скучно. Печально, что зеркало в кабинете одно – хорошо, что бар находится здесь же.

Калибр маленький – стеклянное полотно не разлетелось на осколки – неровные куски стекла остались в раме, испещренные сетью мелких трещин.

Сдерживающий фактор. Меня некому затормозить?

Глухо смеюсь салютуя разбитому зеркалу бокалом с коньяком.

- Ты глупо себя ведешь, Джим. Ты слишком большой мальчик, чтобы тупо закидываться спидами, глушить тридцатилетний Martin, и разговаривать сам с собой.

- Глупо бить зеркала и думать, что чертов глупый тигр мог бы тебя остановить.

- Что бы ты сделал, Себастьян? Забрал бы у меня пушку, - пистолет летит на пол. – Поил бы теплым сладким чаем. Ты всегда так делаешь, когда я переем таблеток. Ты говоришь, что у меня обезвоживание и поишь чаем.

- Черт, я не ел два дня, да? Нет, я завтракал сегодня, я помню.

- Я хочу чая. Себастьян, я хочу чая. Нормального чая.

- Мда уж, на кухне я бездарь, я знаю. Ни кофе, ни чай, ни сносный обед мне не под силу. Хорошо хоть человечество изобрело службу доставки. Вот только напитки у них отстойнее некуда.

- А если накидаться до мышечных спазмов и озноба, то ты будешь укутывать меня в одеяло.

- У тебя будут злые синие глаза. Что тебе не нравится, Себастьян? От меня пахнет чужим телом – у тебя раздуваются ноздри, выдавая эмоции не менее правдиво, чем глаза, я же вижу. Сейчас – вижу. Не замечал раньше.

- Надо заканчивать – напиваться коньяком гадко, не для этого он предназначен.

Девять фраз, девять глотков, по три на бокал – три почти полных бокала коньяка.

Поджимаю ноги, устраиваясь в рабочем кресле, укрываюсь ярко-алым пледом. Включить музыку? Или нет…

В разбитом зеркале страшной вереницей отражаются огни огромного города.

Уснуть не получится – не отрываясь смотрю то на мигающий экран ноутбука, то на поблескивающее зеркало.

Работать, много работать – с утра до ночи, не выходя из дома. Разбитое зеркало выкинуто. Свет горит в коридорах, отгоняя ночную тьму запертых комнат.

Четырнадцатый день. Я считаю дни. Это так глупо, а я считаю дни. Это идиотизм, чертов тигр испугал меня до истерики.

У меня истерика.

«Нет, Джим, у тебя передоз» - смеется мое отражение.

Неправда.

Кровь стучит в висках, я ничего, кажется, не слышу.

У меня истерика. Паническая атака. Что угодно. Не это.

Мне страшно. Меня трясет – зубы стучат, не могу остановиться. Холодно? Не чувствую. Голова кружится. Руки трясутся. Я много принял.

Отчаянная попытка заварить чай – разбитый чайник, изрезанные ладони. Когда я смотрю на свои ладони меня буквально выворачивает наизнанку.

Кровь. Нужно остановить. Ванна полная холодной воды. Я боюсь включать горячую воду – крови будет больше, все окрасится алым.

Разве у меня черные глаза? Большие черные глаза? Нет, навряд ли, зрачки – да. Просто огромные. Интересно, они могут растечься черным цветом по всему глазному яблоку?

Зачем столько зеркал в доме?

Ты бредишь, Джим, ты бредишь.

Ладони скользят по дну ванной – еле хватает сил оттолкнуться – глупая идея засунуть голову под воду. Мыслить от этого лучше я не стал.

Джеймс Мориарти. Где ты?

Мокрый, деятельный, испуганный до икоты психопат. Вот он где.

Джим, Джимми, Джейми, ты ли это, я тебя не узнаю?

Тебе страшно, Джим? Ну же, скажи. Пойдем, почитаем википедию, что там тебе скажут?

Джим, Джим, Джим.

Джеймс? Открой глаза, глупый, ты не уснешь.

Не уснешь, ха-ха.

Смеюсь. Я слышу, как я смеюсь. А потом я слышу, как захлебываюсь воздухом.

Нельзя умирать, ай-ай, Джеймс, паршивец, не смей.

Я не умру – я еще не сошел с ума, ведь так?

Завтра я очнусь в частной клинике. За мной будут наблюдать врачи. Все вокруг будет белое и холодное, даже мои глаза станут белыми. Я не был там в качестве пациента. Но местечко присматривал – на всякий случай. Я такой предусмотрительный.

Надо куда-то деть избыточную энергию. Ну да, это же спиды, меня поэтому и трясет – нужно выпустить птиц, бьющихся под кожей…

Завтра? Ты такой смешной, Джим. Джим, Джим, Джим. «Никто не придет, никто не придет тебя успокаивать». Никто не придет, не придет, почему, ты не можешь, ты не должен меня бросать, кто-то всегда должен быть.

Нет, все не так. Я сам могу со всем справиться. Человечество придумало опасную бритву, доставку еды и интернет. О да, интернет.

Что искать? Истерика. Мет. Паника. Галлюцина… окончание слова заливает кровавым потеком. Как символично, как патетично. Вот мои руки – никакой крови, ничего. Вот экран. Та же картина.

Джим, Джим, Джим.

Сползаю на пол. Надо было купить эти чертовы ковры, но нет, теперь я сдохну прямо так, на холодном паркете.

Окно, оно огромное, а там город, город, который наверняка хочет моей смерти. Много кто хочет моей смерти, как я еще жив – две недели прошло, а я еще жив. Зачем мне телохранитель, я неуязвим.

Нащупываю замок в двери напротив входной. Запираюсь изнутри. Вот и все. Тихо, спокойно, никто не умер. Хотя мог бы. Озноб не отпускает.

Семь утра. День пятнадцатый. Проснуться это уже хорошо. Хотя вряд ли это был сон, скорее всего обморок – очнулся я на полу. Руки в ссадинах и мелких порезах. Горло болит. Голова болит и кружится.

Джеймс Мориарти выглядит, наверное, препаршиво. Чем и зачем, спрашивается, разбиты все зеркала в квартире?

Чем они тебе мешали, Джим? Нет, не надо. Не надо разговаривать с самим собой, да еще и с интонациями полковника Морана. Это уж совсем за гранью добра и зла.

Еще несколько таблеток – догнать дозу до миллиграмма и меня отпустит.

Сверхдоза? Нет, не слышал.

Банальная эйфория – уже не заводит. Никаких эмоций. Отпускает через несколько минут, начинает тошнить. Блюю желчью, я сутки ничего не ел – не хотелось. И сейчас не хочется.

Сейчас вообще ничего не хочется.

Холодный душ – о да, отличная идея, Джеймс, теперь у тебя нет сил даже выползти из ванной.

Осколки стекла – точно, здесь тоже было зеркало. Ну вот и что лучше? Вызвать любого из своих шестерок или испустить дух в ванной, с изрезанными осколками руками, среди стекла, ледяной воды и крови? Лучше сдохнуть.

Себастьян. Ну ты же знаешь, что мне нужен.

По щекам скатываются слезы – нервно сглатываю, кажется, еще одного приступа мне не пережить. Страх липко обхватывает мозг, заполняя черной смолой извилины сознания, зрачки, глаза.

Мне нужен сдерживающий фактор, стопор, холодные синие глаза, смотрящие с неодобрением.

Я никогда не загонял себя до такого состояния. Раньше – никогда. Не игры, нет, это уже не игры.

Меня нужно лечить. У меня много дел. Много работы. И вообще… я молодой, красивый, умный и богатый – считается, что больше и не нужно.

Прижимаюсь обнаженной спиной к итальянскому кафелю. Кажется, мне холодно.

========== Часть 11 ==========

Осторожные шаги, хруст стекла. Приближаются. Безразлично. Прикосновение к шее – пальцы, тонкие и холодные.

- Жив, - голос женский. – Вы меня слышите? Мистер, вы меня слышите?

Ну слышу я тебя. И какая разница, глупая ты баба? Лучше б не слышал – голос у тебя писклявый и отвратительный.

- Пульс учащается.

Да, наверное… Опять боль в груди, теперь еще болят глаза. Страшно. Я уже устал бояться – падаю на пол, закрываю голову руками, я чертовски устал.

Череп раздирает головной болью – от виска к виску, вглубь, к основанию шеи. Глаза болят почти постоянно, хотя в комнате темно почти все время, но малейший яркий свет раздражает до рези.