Одна душа (СИ)

Наконец и Аменемхет задышал чаще и судорожнее, всё так же не меняя темп, болезненно застонал, а потом без сил обмяк, придавливая супруга собой. Они так и заснули – обнажённые, соединённые друг с другом, испачканные семенем, со счастливыми улыбками на лицах.

Тишина накрыла комнату, где спало единое существо с четырьмя руками и ногами, двумя головами, двумя бьющимися в унисон сердцами и одной душой.

__________________________________________________________________________

* От слова «тихий», а не «утешение». Ну вдруг кто-то решит, что я малограмотная.

** «Шинка» – трактир.

*** «Итеру» – Нил, если кто забыл.

**** «Немес» – головной убор фараона. Тоже напоминаю на всякий случай.

***** «Дом жизни» – школа.

========== Он будет ждать ==========

Тахира шла очень быстро. Так быстро, что её дочь, маленькая Танафрити, едва поспевала за нею. К счастью, женщина держала девочку за руку, и та не боялась отстать и потеряться. Тахира попробовала взять малышку на руки, но та к своим пяти годам стала уже довольно тяжёлой, и для хрупкой невысокой девушки оказалось невозможным нести её вверх и вниз по лестницам так долго. Мужское крыло Дома находилось довольно далеко, и Тахира быстро спустила дочь обратно на пол.

– Идём, Танафрити, твои отцы ждут тебя, – она снова взяла малышку за руку и повела за собой.

На подходе к покоям Фараонов Тахира рассмотрела в темноте, что их уже ждут две няньки, что привели Хоремхеба и Саптаха, таких же напуганных и ничего не понимающих. Женщины обменялись горькими взглядами и тихо вошли, ведя детей за собой, ступая тихо, чтобы не потревожить Аменемхета.

Тот лежал на широкой постели, устланной чистым свежим шёлком, раскинув руки, на которых кое-где чернели медленно шевелящиеся пиявки. Иниотеф сидел рядом с ним, безвольно сгорбившись и глядя в пустоту, бережно держа в руках его бледную руку. Вокруг толпились лекари, жрецы, сиделки и прочий люд, который, как водится, слетается над умирающим, точно стая коршунов.

Иниотеф, заметив женщин и детей, спрятавшихся за их юбки, жестом подозвал их к себе, и все шестеро медленно подошли, не смея поднять глаз. Женщины – потому что слишком хорошо понимали всё происходящее, дети, наоборот, оттого, что не понимали ничего.

– Вы можете отойти, – безжизненным голосом сказал Иниотеф, обращаясь к нянькам и Тахире. – Подойдёте, когда я позову.

Женщины, прежде чем уйти, по очереди склонились перед Аменемхетом и поцеловали его иссохшую руку, безжизненно лежавшую в тёплых ласковых руках Иниотефа. Дети остались. Аменемхет с трудом приоткрыл глаза и, увидев детей, испуганной кучкой сбившихся у его ложа, нашёл в себе силы слабо улыбнуться.

– Дети мои, – неузнаваемый стариковский хрип испугал малышей, и они попятились, но Иниотеф, оторвавшись одной рукой от руки супруга, удержал их, мягко подталкивая назад, к ложу. – Дети мои, – повторил Аменемхет, пытаясь сконцентрировать взгляд на трёх испуганных личиках. – Я ухожу в мир теней. Отныне у вас будет только один отец, который позаботится о вас, пока вы так малы. Любите и уважайте его, зная, как ему трудно править Та-Кеметом в одиночестве. Танафрити, дочь моя, – Аменемхет высвободил руку и с трудом приподнял её, чтобы погладить малышку по щеке, мокрой от слез. – Тебе я завещаю, повзрослев, найти свою любовь и быть счастливой супругой и матерью. Иниотеф, твой отец, никогда не станет выдавать тебя замуж ради выгоды, так что твоя судьба в твоих руках. Иди, я поцелую тебя.

Девочка подошла к отцу, забралась на ложе, чтобы он не привставал, и сама, склонившись, прижалась щекой к его щеке, захлёбываясь слезами. Оторвавшись от него, она забралась на колени к Иниотефу, своему родному отцу, и спрятала лицо у него на груди, а он бережно прижал её к себе и погладил по голове и сотрясающейся от рыданий спинке.

– Саптах, Хоремхеб, подойдите теперь вы, – мальчики подошли и оба вложили свои ручки в холодную руку отца, и он осторожно сжал их. – Сейчас, перед смертью, я венчаю вас. Вы будете супругами, как мы с отцом. Великими Фараонами, как ваши деды. Помните всегда, каждую секунду вашей жизни о том, что вы рождены для великих свершений и для преумножения славы и величия Та-Кемета. Я говорю это вам, как своим наследникам, которые когда-то взойдут на престол вместо нас… то есть, вместо Иниотефа. А теперь я хочу сказать вам, как своим сыновьям. Каждую секунду помните ещё и о том, что смерть может застигнуть вас в любой момент. А потому не тратьте время на пустые ссоры и недомолвки. Этим вы воруете время у себя самих. Мне двадцать пять, и я мог бы прожить ещё множество лет. Но сейчас, лёжа в постели и смутно различая тени потустороннего мира, я с горечью припоминаю каждую ссору, каждый миг, проведённый вдали от вашего отца. Каждый миг, который теперь не вернуть.

Аменемхет протянул руки, и мальчики, так же, как до того их сестра, влезли на ложе, чтобы проститься с отцом. Иниотеф отвернулся так, чтобы никто из чужих ему людей не увидел его слёз. Их видели только его супруг и его дети.

После, ненадолго взяв себя в руки, Иниотеф подозвал женщин, и те забрали детей, чтобы они не видели, как угаснет окончательно их отец.

Аменемхет снова взял супруга за руку.

– Нио, вели, чтобы они убрали пиявок. Мне уже ничто не поможет.

– Не говори так, – голос Иниотефа дрожал. – Тебе поможет. Ты поправишься, я знаю.

Аменемхет слабо мотнул головой, и Иниотеф жестом подозвал лекаря.

– Снимите их.

– Нио. Скажи всем, чтобы ушли. Я чувствую, что мне осталось недолго. Хочу провести последние часы с тобою.

Иниотеф весь содрогнулся от этих слов, но нашёл в себе силы повернуться и сказать достаточно громко, чтобы все услышали:

– Подите все.

Все, как один, низко поклонились и бесшумно покинули комнату, и Иниотеф почувствовал облегчение от того, что ему не надо более сдерживаться. Он склонился и уткнулся лбом в грудь Аменемхета, цепляясь пальцами за шёлковую ткань, укрывавшую его, и тот, с трудом подняв руку, погладил его по чуть колючей от отрастающих волос голове.

– Не плачь, моя душа. Мы расстаёмся на время. Однажды ты воссоединишься со мной, и мы вновь будем счастливы.

– До тех пор может пройти столько лет, – судорожно прошептал Иниотеф. – Не оставляй меня, молю… Ты так молод, ещё десятки лет мы могли бы быть счастливы подле друг друга. Боги, Аме, за что? За что? Я не смогу без тебя.

– Поклянись, что не станешь нарочно искать смерти.

– Пока дети не встанут на ноги – не стану.

– Потом не будет нужды. Твоя боль притупится.

– Но не покинет меня окончательно. Я всегда буду скорбеть о тебе. Боги, что я говорю! Ты не умер, а я хороню тебя заживо!

– Это исправится через пару часов, – грустно усмехнулся Аменемхет. – Знаешь, я и правда помню каждую нашу ссору, и мне больно, что мы тратили время, отпущенное нам, так расточительно. Если бы я мог забрать каждое грубое, каждое неласковое слово, которое сказал тебе…

– Не говори так, – Иниотеф приподнялся и взглянул на супруга влажными глазами, накрыл пальцами его губы, и Аменемхет поцеловал их. – Ты же подарил мне самые лучшие моменты моей жизни, и я благодарен тебе за то, что у нас всё было так, как было. Я безмерно счастлив с тобой, даже сейчас. Сквозь боль, сквозь слёзы я чувствую тебя рядом.

– Ложись со мной, – попросил Аменемхет, и Иниотеф без раздумий устроился сбоку, держа его за руку.

Они замолчали. Иниотеф старался лежать так, чтобы не мешать. Только его щека прижималась к острому, источенному болезнью плечу. Младший Фараон видел заострившийся профиль супруга, его запавшие глаза в окружении черных смертных теней, его губы, ставшие одной болезненной узкой полосой, ввалившиеся щёки, и сердце его сжималось от боли и жалости. Он тихонько, почти невесомо поглаживал его кончиками пальцев по судорожно поднимающейся и опускающейся груди, по щеке, и Аменемхет чувствовал, что даже на смертном ложе, даже ощущая слабость и холод в ногах, он счастлив.

– Я люблю тебя, моя душа. Я люблю тебя. И буду ждать. Там, в царстве теней.