Времена года. Ich will (Однажды в Гейдельберге) (СИ)

— Да шучу я, шучу, — ухмыльнулся Алекс. — Считай это «страшной местью» за «саксофониста».

Тони выдохнул.

— А кто тебя знает, чудо ты мое…

— Твое, — улыбнулся Алекс, — твое.

Комментарий к Часть III. А больше ты ничего не хочешь? :)

Шутка про саксофонистов - отсылка к фильму «В джазе только девушки».

========== Часть III. Я так не хотел уезжать ==========

Алекс выкладывал их фото в соцсетях, отмечая себя и мужа на них, смотрел на светящегося от счастья Тони и радовался, что и его заслуга есть в этом. Что он хоть так может отблагодарить любимого за все, что тот делает для него.

Однажды Тони написала в скайп сестра.

— Что тебе нужно? — спросил Тони, увидев ее «привет» в чате.

— Поговорить нужно.

— Ладно.

Тони включил видеосвязь.

— Увидела твои фото.

— И что?

— Говорят, ты женился.

— Да. Это так. У выродка, неудачника и «оно», как вы с матерью меня обзывали, теперь есть семья, — ответил Тони. — И я счастлив.

— Я заметила.

— Зачем ты мне звонишь? Не можешь спокойно смотреть на мои фото, где я теперь снова выгляжу таким же, как в юности, открытым и счастливым? Неймется мерзость сказать, плюнуть в душу и мое счастье обгадить? Хватит, нагадили уже достаточно, что чуть до самоубийства не довели. Или деньги нужны? Прознали, что я зарабатываю теперь достаточно, и урод срочно понадобился?

Тони от гнева и обиды был на грани того, чтоб отключить связь. Даже простые слова сестры вызывали в нем бурю эмоций. Она не говорила ничего плохого пока, но от родственников он ждал только ударов. Кто знает, может его сестре было плевать на его счастье. Но он почему-то дергался, и ему казалось, что ей не все равно и что она именно хочет сказать гадость, унизить его или обидеть и пишет ему только за этим.

— Мы с матерью хотим продать квартиру. И не можем этого сделать без тебя.

Что ж, ответ был вполне нейтральным. Похоже, его счастье ее интересовало мало. Они с матерью просто не могли переступить через него. Оставалась последняя связь с родиной — его доля квартиры.

— Хорошо, мы приедем с мужем.

— Что, сам не можешь приехать, — ухмыльнулась сестра, — примерная женушка?

Тони побледнел. Его все-таки продолжали оскорблять и унижать. Походя, просто по привычке. Да, он нуждался в поддержке Алекса — видеть родственников и общаться с ними ему было очень тяжело. После всех лет унижений и оскорблений спокойно он относиться к ним не мог. Конечно же, сестра не преминула пнуть его.

— Не могу. Вы чуть не отобрали мою жизнь. По глупости или по злобе своей, не знаю, — ответил он. — Вам насрать, а мне вот оказалось не все равно. Я жить хочу. И буду, несмотря на все ваши гадости. В том, чтоб быть любящим супругом, нет ничего плохого. Хоть мужем, хоть женой. Может, если б ты это понимала, то и твоя семейная жизнь была бы более успешной.

Он заметил, что сестра непроизвольно дернулась от его ответного укола. А он… Кажется, наконец был уже не только мстительно рад, но и огорчен. Научиться любить им с сестрой было не у кого. И то, что смог сделать он, она не смогла.

***

В конце осени, когда стало возможным в связи с праздниками в Германии съездить в Украину на несколько дней, они вошли в квартиру, в которой когда-то жил Тони.

— Я забираю свою долю от продажи квартиры, — сказал он матери и сестре. — Иначе не подпишу документ.

Те обалдели. Но квартира была приватизированной. И часть собственности действительно принадлежала Тони.

— А… А как же мы с мамой? — спросила сестра.

— Это ваши проблемы, — отрезал Тони. — Хватит мне нервы трепать. Вы меня чуть до самоубийства не довели, а потом жили много лет, используя мою часть. Думали, подпишу бумаги и все вам отдам? Шлюшка, тряпка и примерная женушка?

Алекс все это слушал молча. Он поехал с Тони, чтоб, конечно же, поддержать любимого и чтоб тому не приходилось опять все в одиночку выдерживать, не считаясь с тем, есть у него силы на это или нет.

В отличие от его родителей, любивших сына и принявших и полюбивших зятя, родные Тони не любили его. Да и друг друга тоже. Может, они просто не умели этого делать, кто знает. На Алекса они смотрели с откровенной завистью. Для них он был избалованным сынком богатых родителей, получившим очень многое в этой жизни, чего не было у них, а теперь еще и отбирающим вместе с мужем почти последнее. Но Тони был непреклонен. После разговора с сестрой он рассказал Алексу о квартире и признал, что забирает свою часть в качестве мести и наказания, в том числе и за доведение его до самоубийства. А по глупости, неумению или по злому умыслу они это делали — ему уже было все равно.

«Незнание законов не освобождает от ответственности. Если такие вещи оставлять безнаказанными, люди так никогда и не задумаются над своим поведением. А это все, что я могу сделать и повлиять хоть как-то на ситуацию», — сказал он.

Впрочем, Алекс очень сомневался, что они задумаются в принципе.

***

Выйдя из квартиры, в которой когда-то жил Тони, они пошли через парк к дому родителей Алекса. Ирина предложила им пожить у них, чтоб парням на гостиницу не тратиться. Тони со скрипом согласился. Долго сопротивлялся и говорил, что не хотел бы смущать и стеснять их своим присутствием, на что Ирина ответила, что как-нибудь они с Владиславом это переживут.

В старой комнате Алекса была тесная кровать, но в гостиной Алекс спать отказался, мотивируя тем, что ему, видите ли, диван не нравится. Тони подозревал, что Алекс хочет просто поспать в своей старой комнате, и согласился и на это.

— Лешик… Не могу, напиться хочу… — признался мужу Тони.

— Ти! Тебе вредно! У тебя сердце!

— Я как с Украины уехал, пить перестал. А теперь еще и работу потерять боюсь, — вздохнул Тони. — Раньше жил как божий одуванчик, все равно было, что да как будет. Гражданство получил, все дурацкие требования выполнил, хоть и не надо было мне тогда столько той же квартиры, и ладно. А сейчас мне не все равно, сейчас мне есть, что терять.

— Я тоже боюсь, что потеряю тебя, не только ты один волнуешься о других.

— Я же был у врача недавно.

— Ага, после того, как я тебя за шкирку туда приволок.

— Ну… Но все в порядке! Я даже сам удивился.

— Я тоже так раньше жил, — мрачно сказал Алекс. — А теперь вот тебя по врачам таскаю.

— Тратишь на меня свою молодость…

Алекс аж остановился. Он уже не первый раз это слышал, и подобное его изрядно злило. Еще Тони любил проехаться по поводу внешних данных Алекса, которые тот тоже ему якобы «отдавал».

— Ти, не заебывай меня, ну реально достал! Еще раз скажешь про мою молодость или красоту — я тебя придушу! Ты меня от смерти спас. Не смей так говорить и даже думать больше!

— Ладно, — буркнул Тони, глянув на разозлившегося Алекса, — не буду.

Его муж, когда злился, почему-то становился еще красивее. Ему очень захотелось поцеловать Алекса, но он вспомнил где они. Пообещал себе, что обязательно поцелует дома. И любимый был прав.

Вечером Тони тихо сидел за столом и ковырялся в своей тарелке, отходя от пережитого днем. Ему все еще было очень непривычно снова оказаться в тепле, пусть и родителей мужа, но тем не менее. Его не обзывали, разговаривали с ним, как с членом семьи. Вспоминая последние годы, проведенные в родном доме и в Украине, вспоминая свое нежелание уезжать из страны, он чуть не начал хлюпать носом. К счастью, все же сдержался. Сейчас уже все было чужое. То, что раньше было родным и что пришлось «выдирать с мясом» из сердца, то, что он любил — родные стены, улицы, по которым он ходил в детстве и в юности, все это больше было не его. Теперь он понимал язык, прежде бывший белым шумом, жил свою маленькую жизнь в других стенах, был чужим среди других людей. От родины осталась только кучка бумажек, которые он уже раскаивался, что отобрал у когда-то бывших самыми близкими людей.

После ужина Владислав достал коньяк. Алекс недовольно покосился на бутылку, но промолчал. В конце концов, он за обоими проследит. После случая с мостом он даже на праздниках к крепким напиткам не прикасался.