Времена года. Ich will (Однажды в Гейдельберге) (СИ)

— Алекс хотел кошку, — сказал Тони, заметив, что Владислав рассматривает аквариум. — Но мы уезжаем на выходные часто. Хозяин квартиры не против, вот только оставить животное не на кого. С рыбками проще. Да и куда придется переезжать и какие там будут возможности, неизвестно.

— Рыбки, надо же, — невольно улыбнулся отец Алекса.

Владислав не утерпел и заглянул в спальню, дверь в которую была открыта. Обычная кровать, застеленная светлым покрывалом, тумбочки с ночниками, шкаф для одежды. Все как у всех, как обычно. Он вернулся в гостиную и обратил внимание на портрет. Тони уговорил мужа повесить его на стену. Припомнил, что и искусство Алекса достойно того, чтоб его увидел мир. Хотя бы в стенах их дома. Владислав стоял перед картиной и не мог оторвать взгляд.

— И рассмотрел же, — пробормотал Тони. — Реалист, блин.

На портрете он был изображен таким, каким был, когда отдавался Алексу. То, что он скрывал много лет, Алекс открыл и показал так, что отвлечься от созерцания было невозможно.

— Я хочу увидеть тот самый мост, — сказал Владислав Тони. — Покажешь? И поговорить с тобой хочу наедине.

— Хорошо, — кивнул Тони.

========== Часть II. Шлюшка ==========

Сказав родным, что пойдут ненадолго пройтись, Владислав и Тони направились к мосту. Поскольку было лето — время проведения прайдов по всей Германии, на рыночной площади на высоких флагштоках снова развевались радужные флаги. Тони посмотрел на них, вспоминая прошлогодние события.

Владислав тоже заметил, на что обратил внимание его родственник. Он все еще не определился для себя, как же называть Тони. Сказать «зять» у него язык не поворачивался, но и отрицать родство он не мог тоже. Увиденное в квартире убеждало в том, что супруги живут нормальной жизнью и занимаются каждый своим делом. Уютный дом, лица обоих здоровые и свежие, велосипеды у подъезда. Тони, конечно же, показал, какие «двухколесные кони» принадлежат им. Он ожидал увидеть и худшие условия, и не такой уровень… Он долго подбирал слово… Респектабельности.

Владислав снова посмотрел на флаги. Он никогда в жизни бы не подумал, что и его коснется этот вопрос. То, что и до сих пор казалось ему изрядной дикостью, здесь было обыденностью. Люди со всего мира, некоторые выглядящие так, что оторопь брала, сновали по своим делам, фотографировались на фоне достопримечательностей, на фоне флагов, уступали друг другу дорогу и не занимали места для инвалидов на автомобильных стоянках.

Тони побледнел, подойдя к тому самому месту. Владислав глянул на него:

— Тут ты его подобрал, что ли?

— Угу.

— Долбоеб мелкий, — пробормотал Владислав.

— Он так больше не будет, — постарался улыбнуться Тони.

Владислав смотрел на реку. Его начало подташнивать от страха. То, что Алекс поперся сюда ночью, вмазавши «для храбрости», говорило о серьезности намерений. А то, что рядом оказался неравнодушный человек, сумевший повлиять на пьяного, собравшегося покончить с собой, было настоящим чудом. Он развернулся и глянул на Тони. Тот тихо стоял рядом и созерцал окружающую их красоту.

— Почему «шлюшка»?

Тони глянул на своего родственника. Горько усмехнулся.

— Что, услышали уже? Ирина Алексеевна нашла ее все-таки?

— Да, — кивнул Владислав.

— Оно вам надо?

— То, как ты поступил по отношению к Алексу, как защищал его… Ты был готов убить или умереть. Я много в своей жизни успел повидать и привык бороться, но в твоих глазах я увидел смерть. Мне все еще стыдно за некоторые свои слова, которые я говорил про тебя и сына. Я хочу услышать твою историю.

Тони тяжко вздохнул.

— Расскажи! — почти приказал Владислав.

— Вы прямо как Алекс, — улыбнулся Тони. — Хорошо.

Он задумавшись смотрел вдаль и молчал минут пять. Собравшись с духом, заговорил.

— Я был тогда еще совсем юным. Таким же непосредственным и веселым, как Алекс. Бежал домой и часто делился рассказами о своей жизни с сестрой и с матерью. Поступил в университет. Конкурс был большим, а я поступил. Помню, гордился собой очень. Жили мы бедно, взяток никому мать не давала. Но, несмотря на все злоупотребления, я пробился на популярный факультет. Я очень много учился еще в школе и не участвовал в подростковых забавах. Надеяться в этой жизни я мог только на себя и на свои способности. Как и Алекс, я их тоже осознавал. Время и желание подумать о чем-то еще, кроме учебы, появилось у меня только на втором курсе.

Тони сглотнул. Машинально пошарил по карманам. Сигарет и зажигалки, конечно же, не было.

— Куришь? — поинтересовался Владислав.

— Бросил пару лет назад. Н-да. В общем, вскоре мне захотелось секса. Удивляюсь, как это Алекса в столь позднем возрасте «перемкнуло».

— Он тоже был одержим учебой, — тихо сказал Владислав. — Учил языки, готовился много. А у нас было достаточно средств для того, чтоб обеспечить ему возможность учиться за границей.

— Я познакомился с мужчиной, — продолжил Тони. — Старше, конечно же. Моя внешность не оставила мне шансов не привлекать внимания. А я был очень наивным, куда наивнее Алекса. И однажды, совершенно счастливый, пришел домой поздно ночью. Мне тогда родные ничего не сказали. Наверное думали, что я со свидания с девушкой вернулся. А я месяца два ходил как в тумане. Даже учиться стал хуже. Впрочем, учебу полностью не забросил, к счастью. Но мозги мне отшибло основательно. Как-то я брякнул за столом, что иду к «нему». Помнится, начал что-то плести про подработку. Еще и по имени отчеству назвал своего любовника. Но по тому, как блестели мои глаза, мать все поняла и быстро вытрясла из меня правду. Врать родным я не умел. Город наш — большое село. Оказалось, это еще и знакомый ее был.

Тони замолчал. А затем продолжил свой рассказ, все так же глядя вдаль.

— С мужчиной тем я довольно быстро расстался. Не без давления матери и не без помощи сестры, да. Общество, в котором он вращался и в которое пытался и меня втянуть, было и вправду далеким от образца добродетели. Мне очень повезло, что я никакую заразу не подцепил. Но сделать с собой я ничего не мог. Я тот, кто я есть. Такой, каким показал меня Алекс.

Тони перевел дух. Усмехнулся. Спустя много лет он мог говорить об этом хотя бы относительно спокойно и не показывать свое волнение больше. Ему до сих пор было неловко, что он не смог сдержаться перед Ириной. Он глянул на Владислава. Отец Алекса внимательно смотрел на него.

— Мать пыталась меня «исправить». Безрезультатно, конечно же. Кричала много. Истерики, скандалы — обычные будни семьи, в которой чадо оказалось «не таким» и «спалилось». Деться мне было некуда — на съемное жилье я пока не зарабатывал. Выгнать из дому она меня тоже не могла — я был прописан в квартире. Как метко выразился Алекс, «шароебиться» по квартирам «друзей», а то и по притонам — означало подписать себе смертный приговор, и ни о какой дальнейшей учебе речь бы уже не шла. Чтоб она не попрекала меня куском хлеба и не оказывала еще и финансовое давление, я находил подработки. Но студентам много не платят. А учиться тоже было необходимо.

Тони горько вздохнул.

— Я настоящий был ей отвратителен. Она с трудом выносила мое присутствие в доме и рядом с собой. И ничего не могла, а, может быть, не хотела с этим поделать. Так из когда-то любимого сына я стал «оно» и «шлюшкой», занимался я тоже «черт знает чем», только подтверждая свою «неправильность». Мне было очень обидно слышать все это. Я любил мать и старался быть хорошим сыном. Но оправдать ее ожидания и «исправиться» не мог. Я замкнулся в себе, все время слышал ее оскорбления в голове. Я перестал чувствовать, что достоин ходить по этой Земле наравне с другими, «правильными» людьми. Я был «неправильным». И ничего с этим поделать не мог. Мои желания сводили меня с ума. Я пытался подавлять их, терзался чувством вины и чувствовал себя «грязным». Но «почиститься» не мог. Когда я переходил улицу через дорогу, то часто делал это перед машинами, несшимися прямо на меня не снижая скорости.