Дети ясной ночи (СИ)

Что-то оказалось зажатым между пальцами. Что-то.. или всего лишь телефон. Зарядка мигала, подсказывая, что прибор вот-вот отключится, но парень не спешил, поправляя сырые волосы и походу замечая, что его повязку смыло. Замер, провёл ладонью по шрамам, тем самым, до которых раньше и дотрагиваться боялся, превращая даже завязывание повязки утром в пытку, и поднял голову, устремляя взгляд вдаль.

Он знал.

Это было так удивительно просто.

Это было так удивительно ясно. Частица к частице, фрагмент к фрагменту, хотелось смеяться, что голова разрывалась от боли, а тело слишком лёгкое и не его вовсе.

Он видел связи между вещами так хорошо и так ужасающе прозрачно вокруг, что хотелось выть в голос не то от боли, не то от восторга, ведь это было так чудесно – понять, что именно произошло и что теперь следует делать. Все частицы сошлись.

И теперь он отлично понимал, как позвонить со своего подыхающего телефона прямо Юу так, чтобы связь работала. Это тоже было совсем не сложно. Не было ничего лишнего, кроме разве что самого Лави здесь и сегодня. Керр пока не глядел на свою роль в этой картинке. Немного опасался.

Зато понимал разные вещи, к примеру, о его амнезии, отбившей всё детство. Сначала решил, что шок, потом грешил на докторов, теперь он помнил, понимал, от чего такое произошло.

Наверное, это ближе к шоку.

Стоило рассмеяться от этой мысли, и в голову ударило со всей силы, зрение размылось, и пальцы вслепую стали быстро-быстро набирать нужный номер. Гудков после этого не было, да и быть не должно было.

— Привет, Юу, — как ни в чём небывало поприветствовал Лави.

— Что?

— Привет, говорю. Не рад меня слышать?

— Лави?

Почему Юу не понимает элементарного? А во рту железный привкус крови?

— С тобой всё нормально? Где ты был всё это время?

— Я гулял. Тут большой парк и много интересного. Особенно у озера.

— У озера гулять – это не лучшая идея!

— Но здесь хорошо, — он даже не солгал. В каком-то смысле какой-то его части было хорошо. И даже больше: она готова была верещать от восторга подобно тринадцатилетке, попавшей на концерт любимой группы. Всё остальное, отыгрывая роль беспокойных родителей, болело и ныло. И любило больше всего на свете эту беспокойную свою часть, несмотря на все беды и проблемы.

В конце концов, именно с родительского позволения его маленькая, внутренняя девочка попала на концерт.

И пока его взгляд был свеж, а ум проницателен, как ни у кого, он знал. И мог сказать.

Должен был сказать.

— С чего ты это взял? Лави, с тобой точно всё в порядке?

Ан нет, всё же некоторая часть гениальной восприимчивости или интуиции у Канды точно есть. Всего лишь голос услышал и понял, что не так. Или, может быть, он обратил внимание на реплики Лави. Это ведь странные реплики?

А что такое странность? Статистически выверенное меньшинство?

— У меня мало времени. Со мной всё в порядке почти. Не волнуйся.

— Я надеюсь. У тебя голос очень не живой.

Лави подарил ему сухой смешок.

— Я жив. Как Алма?

— Не очень.

— Алма, а не твои дела с ним. — Лави пытался не стонать, снова переворачиваясь и кусая губы. Ему было нехорошо и хорошо одновременно. Будто накачался наркотой и теперь готовится загнуться от передозировки.

По крайней мере, именно так он это себе представлял.

Вот тут Канда задумался, очевидно, пытаясь решить для себя: слишком странно поступает Лави или же нет?

— Я не знаю точно. Но вряд ли ему хорошо, пока на нём висит эта девка.

— Когда он звонил тебе, он был переполнен отчаянием, потому что умирал. До этого звать тебя он не осмелился. И да, он чувствует вину. Он переполнен этой собственной виной.

— Переполнен отчаянием и виной? Единственное, что заметил, это то, что он был зол на меня. Впрочем, не почувствовал, я видел это. Его полностью перекрывала та отвратительная девчонка, якорь, который держит Алму здесь. Если… как я могу ему помочь?

Этот вопрос не был адресован Лави. Он был направлен вселенной, но именно Лави сейчас выполнял функцию её секретаря.

— Всё, что ему нужно теперь, после смерти, это то же, что и духам холма…

— То есть?

Связь прервалась, отдаваясь в ухо приглушённым шипением. Лави опустил голову на один из камней, тот, что был покрупнее, утомлённо закрыл глаз, ожидая сам не зная чего. Но в самый нужный момент он начал заново набирать номер.

— Как ты дозваниваешься до меня?

Лави решил оставить этот вопрос без ответа, тьма постепенно застилала глаз.

— Чёрт. Впрочем…. Нет. Не садится, показалось

— Телефон?

— Да. Показалось. — Ответил Юу.

— Что вот-вот разрядится?

— Ну да.

— Это нехорошо. Каждый раз, когда мы не успеваем подсоединить его к зарядному устройству, это для него как смерть.

— ЧТО?? — уж определённо не такую лекцию ожидал услышать Канда.

— Смерть. — Для Лави всё это было просто. — Как у человека. Разрядился – умер.

— И мы его убиваем?

— Не совсем. Это как опасный момент. Неизбежно опасный. От судьбы в лице хозяина или прохожего зависит, подключат его раньше или позже. Дадут ли новый страховочный трос прямо в руки, затянут ли ремни, закрепят ли на вершине. Такое неизбежно.

— Сейчас он зависит от меня? — может быть, Юу, цепляясь за слова, пытался расшифровать послание, которого даже и нет?

— Сейчас ситуация сложная. Не так ли? Ты ничего не смог бы сделать. Зарядки нет здесь. И электричество тоже редкость. Неизбежность. Он выключится. Смерть.

— А когда его снова включат?

— Реинкарнация.

— Но телефон-то всё помнит

— Нет. Но информация на нём сохранена. Но сам телефон её не прочтёт. Только человек. То есть создатель телефона, прочтёт всё, что не прочтёт вновь родившийся.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Ты заметил, что телефон садится, я заметил…

— Я не заметил, мне показалось.

Лави сумел лишь улыбнуться, услышав эти наивные слова. Может быть, даже через наслоения чужих кошмаров и жизней Канда почувствует эту улыбку и поймёт. Так же, как он ощутил разряжающийся телефон.

— А что если он будет сломан совсем? — тихо спросил Канда.

— Души тоже ломаются. Правда, в миллиарды или биллионы раз реже, чем телефоны. Правда, не люди их ломают. Они не могут. Они созидают там, внутри и разрушают наружное. Ты прав. Это было хреновое сравнение.

— Телефон тоже не может сломать телефон.

— Я про статистику.

— Чёрт, Лави, что случилось? — голос Юу был полон нешуточной тревоги и усталости. Лави даже улыбнулся, думая, что это немного эгоистично – быть довольным, что за тебя вот так сильно кто-то переживает. Но разве он виноват? — Откуда у тебя это всё? Сначала эти две со своими информаторами, теперь ты не пойми откуда всё знаешь. Что случилось, Лави?

— Ничего страшного. Я лишь удачно искупался. Ты заберёшь меня, когда освободишь Алму?

— Конечно, придурок. Где ты?

— Рядом.

Одеревеневшие от холода пальцы, уже будучи не в силах держать телефон, выпустили его между приплюснутых гладких камней. Он слышал голоса, как раз вовремя, как раз когда нужно, и прилив радости наполнил силой, чтобы потянуться к телефону, опуская голову на него и понимая, что, может быть, прослушал часть сообщения.

— …это значит?

— Ты ведь продолжишь путь? Продолжишь идти, да? Пожалуйста, просто не останавливайся. Чем быстрее ты разберёшься, тем быстрее всё закончится… Юу? Чего ты молчишь?

— Последний раз, когда ты так заговаривался, у тебя была температура под сорок.

— И мой ум был ясен. — Губы сами расползались в улыбку или же скалились в безумной гримасе. Может быть, стоило позвонить девушкам и попросить, чтобы именно они забрали его отсюда? Телефон жалобно пикнул, предупреждая о скором отключении, и юноша понял, что никому позвонить больше не успеет.

— Не столь ясен мой рассудок был, сколь сейчас, но, знаешь, здесь становится очень темно. Ты ведь спасёшь его, Юу? Спасёшь его, да?