Две души Арчи Кремера (СИ)

После часа и пятидесяти с чем-то неприятных минут в челноке, после перемещения через все шлюзы, проходы, размещения в каютах, обязательного знакомства с правилами поведения на борту начался собственно полет. На Марс.

Сказать бы, что в этом было нечто особенное – так Арчи предпочел бы поосторожничать. Марс был достаточно хорошо освоен, ни в коем случае не полностью терраформирован, как в многочисленных фантастических романах, но площадями для жизни, даже не так – объемами для жизни обладал внушительными. Там можно было жить достаточно комфортно; более того, кое-какие признаки роскоши наличествовали. С этой точки зрения казармы на Луне были куда более спартанскими, а глубинные испытательные, технические и электростанции, которые потихоньку возводились на океанском дне, так и вообще больше походили на капсулы. Наверное, самым романтическим в представлении о Марсе было то, насколько далеко он расположен – не более того. Это как первоклашке первый раз в своей жизни из пригорода дотопать до школы в административном районе. Расстояния – километра полтора, не больше, но впервые – одиссея – проверка на целеустремленность – что там еще, и соответственно – впечатлений! Так и Арчи: ему было любопытно, но не более. Быт представлялся знакомым, пусть приходилось делать скидку на незнакомое общество и наверняка зародившуюся там новую культуру. Его положение тоже не должно было отличаться от всех предыдущих. Обязанности – не неожиданными. Разве что – невероятно далекая планета, которая вынужденно обеспечивает себя сама в условиях исключительно скудных ресурсов: там нужно все, а рассчитывать можно только на себя. Даже с учетом колоссального скачка в развитии межпланетных путешествий, благодаря которому стало рентабельным гонять «Адмирала Коэна», а до этого еще одну жестянку чуть меньших размеров, на Марс и обратно – и с точки зрения хронологической, и материальной, каждые два месяца его не пошлешь, и все, чего не хватает, не привезешь с платформ в Северном Ледовитом океане, с фабрик в Азии или Южной Африке; на Марсе приходилось рассчитывать только на себя и только в следующую очередь на грузовой отсек «Адмирала Коэна», а это накладывало определенный отпечаток на психологию марсиан. Аскетические условия жизни на Марсе в принципе не были для Арчи чем-то неожиданным – он раз за разом попадал в такие лагеря, в которых скудость быта только и была возможна; куда сложней было справиться с беспокойством по поводу очередной новой психологии.

Крутись как хочешь, пусть Аронидес позволял своим советникам и вообще самым крутым погонам с юношеской горячностью обсуждать возможность применения комбинированных биокибернетических организмов вне земных и околоземных пространств, читай таких, как Арчи, то ли сильно развитых искинов, то ли сильно усовершенствованных людей, читай там, далеко, докуда на самых мощных кораблях лететь месяцами, но даже самый отчаянный консерватор не мог отрицать, что обустройство человека в радикально новых условиях влечет за собой не только изменение этих условий, но и изменение самого человека.

Одно дело быть космодесантником на Луне, летать на вахты к Венере – и совсем другое город на Марсе. От Луны до Земли практически рукой подать, скучнейшее, рутиннейшее путешествие, голубая планета возбуждает, вызывает священный трепет в сердце и комок в горле первые два-три раза, а затем это превращается в работу. Ну родная планета, ну далеко. Выйдем, задерем голову, прищуримся, посмотрим вверх – увидим. Понадобится – прокатимся на другую сторону Луны и тогда все равно увидим. Ну Венера, ну далеко, ну жарко, странные пейзажи, особые условия работы – но после этого все равно домой, на Землю. Работники на таких станциях были особым народом, квалификации настолько высокой и многогранной, что мало какие частные корпорации осмеливались предлагать отставным из них работу: потому что натаскивали таких специалистов не по одному году, дрессировали жесточайшим образом, и платить им нужно было бы соответственно. Не дураки же были те, кто просчитывал эти полеты, им нужны были универсальные специалисты – так можно сэкономить на человеческом ресурсе, что значило экономию не только финансовую, но и воздуха, воды, провизии, не в последнюю очередь аппаратуры, офигенную экономию объемов и веса, что опять же значило возможность впихнуть в корабль чуть больше, иными словами, универсальность была тем еще ресурсом, формировавшим и характер; осознание своей уникальности меняло личность, бесконечные перелеты в относительно полной изоляции и в условиях крайне ограниченного пространства меняли ее все больше, но человек-то все равно возвращался на Землю. Ладно, пусть он пропитался романтикой этих странствий и ему на родной планете или даже рядом с ней становилось слишком тесно, сила тяжести была слишком большой, воздух неочищенным, вкус воды никогда заранее не предскажешь – то, что народ гордо называл «естественным», а люди вокруг были, как бы помягче выразиться, недотепами, не познавшими прелестей ЧП в нескольких миллионах километров от родной планеты, практически посередине бездны – над, под, впереди, позади и по бокам от нее; но им было куда возвращаться, их ждали, их встречали, и в том, чтобы высокомерно поглядывать на простых смертных, тоже было определенное удовлетворение, вознаграждение, компенсация. А эта долбаная марсианская община все больше становилась штучкой в себе. В нее влиться – непросто, стать простым обывателем в городе – не получится, бездельников оттуда запросто выкидывали обратно на Землю, и в ней все отчетливей выделялись свои лидеры, свои мотивы, своя политика, чего уж.

Пока они были почти полностью зависимы от терранской поддержки. Всё высокотехнологичное, а вместе с технологиями и люди на сто процентов поступали на Марс с Земли. Чтобы марсиане что-то могли противопоставить, чтобы оказалось возможным относительно автохтонное существование, необходимо, чтобы населения на Марсе было хотя бы несколько миллионов – в ближайшие восемьдесят-сто лет недостижимая задача. Но и у них тоже были свои рычаги воздействия на Землю. Марсиане, лихое племя, жаждали подобраться к астероидному поясу – что, по большому счету, было мечтой местных, терранских лидеров, что, если на то пошло, было чуть ли не основополагающей задачей коммуны на Марсе. Они уже начали пробные вылеты и даже сумели притаранить первый астероид на тонну с небольшим, ох и ликовал народ. И модус разговоров начал меняться. Не «пожалуйста, не могли бы вы выделить нам то и то, оно не просто необходимое, оно очень необходимое, вы же не оставите в крайней нужде своих братьев и сестер», а «хотите поиметь того и того – мы не против, но и с вас то и то». Этот азартный народ уже понимал важность максимальной интеграции человека и технологии. Собственно, на своей шкуре испытывал каждый день. На улицу выйти – только в скафандре, обеспечивавшем защиту от жуткого холода и куда более страшной радиации, жилье строить – так чтобы света хватало, чтобы воздух был правильным, но и опять же эта защита от солнечной радиации, ураганов, которые на Марсе были, несмотря на совсем редкую атмосферу, и были такими, что мощные воздушные потоки в стратосфере по сравнению с ними – просто легкий бриз; теплицу обеспечить – так воздухом ее накачать чего-то стоит, а почву сформировать – так и вообще задача из сложных, и дело даже не в том, чтобы напитать водой безупречно сухой песок – его хватало, воды на Марсе по большому счету тоже, но и ее нужно добывать со всевозможными ухищрениями, а бактерий не было совершенно, а без них фокуса с урожаем не получалось, а потом еще все сохранить-переработать… иными словами, общество на красной планете изначально зарождалось как технократическое, и проще оно не становилось. Соответственно и отношение к технологиям было этаким – утилитарным. Без них никуда, следовательно они должны быть максимально эффективными при минимуме затрат.

По идее, Арчи 1.1 должен был запросто вписаться в такую цивилизацию. В конце концов, что он по сути представляет собой, как не торжество технологий. И: не для того ли затевался этот проект, чтобы на передовой стояли вот такие молодчики?