Quiproquo (СИ)

Хочу тебя и сейчас. Я касаюсь тебя этими строками, а так нестерпимо хочется коснуться себя, но я не могу. Не этой рукой. Она пачкана, Гарри, пачкана в моей трусости, в бесхарактерности и позоре. Единственное светлое, что во мне осталось, это любовь к тебе, и пока я жив, этой любви не коснётся тьма.

Вру. Я снова вру, Мерлин, когда же это закончится… Знаешь, с чем у людей ассоциируется Тьма? С пытками. С криками и стонами. С пустыми мольбами, к которым никто не прислушается. Раз так, то я, пожалуй, давно потонул во Тьме, запачкав в ней мысли о тебе.

Только Тьма знает, как я хочу плавиться под твоими касаниями, которые похожи на самую изощрённую из пыток. Как хочу стонать, прижимаясь к тебе ближе - как можно ближе, так, чтобы между нами нельзя было бы просунуть даже волос той рыжей. Как хочу кричать, принимая тебя полностью и отдаваясь тебе без остатка, - сдаваясь на твою милость. Как хочу умолять тебя не останавливаться, не отпускать, даже когда в нас не останется сил на элементарное поднятие век.

Я видел тебя всяким, Гарри. Несуразным мальчишкой, униженным учеником, единственным в школе змееустом, воображалой на метле, плачущим чемпионом школы и мёртвым агнцем. Видел тебя в крови, слизи, грязи и воде. Я видел тебя в счастье и творил тебе горести. А ведь просто хотел быть рядом. Всегда. И в счастье, и в горести.

Я пожалею об этом письме, как только протрезвею. Я так пьян, что я даже не смогу Придётся взять другую сову.

Мне не нужен твой ответ. Я просто дико устал держать всё это в себе.

Да, Гарри, я - слизеринец, и в глубине души ты уже знаешь моё имя, но боишься назвать его самому себе.

Кажется, у нас даже больше общего, чем я думал».

От бешеного пульса и сбившегося дыхания у Гарри всё плыло перед глазами, но теперь, когда письмо было прочитано - и перечитано - зрение ему казалось не важным. Важной была кровь, набатом стучавшая вовсе не в висках, а где-то решительно ниже талии.

Осторожно отложив письмо, Гарри медленно лёг, уставившись в балдахин над головой и стоически игнорируя неизвестно откуда нахлынувшее возбуждение. Всё о чем он мог сейчас думать, это о том, что облажался как раз таки он, когда отверг приглашение Блейза, а не Аноним.

Да и был ли он таким уж Анонимом? Это был слизеринец. Это был парень. И Гарри было на это плевать.

«В глубине души ты уже знаешь моё имя». Гарри тихо застонал и накрыл лицо ладонями, чувствуя, как к нему приливает жар. Если сложить всё ему известное - начитанность, родителей, метку, факультет и пол, - то претендентов было предостаточно: Нотт, Деррек, Блетчли, Вейзи, Малфой, да все они были начитанными слизеринцами со змеёй на предплечье! Гарри расстроено ударил кулаком в подушку, переворачиваясь на бок. При мысли о Малфое очередная волна тягучей дрожи пробежалась по его нервам, и он выругался, сердито выхватывая из-под головы подушку и прижимая её к ноющему паху.

– Это не может быть Драко. Верно? – прошептал Гарри в тишину комнаты и закрыл глаза. Проклятое подсознание, будто только этого и дожидаясь, калейдоскопом меняла перед глазами воспоминания о, вроде как, бывшем враге.

Вот он в немом вызове дёргает бровями. Вот ухмыляется краешком губ, отчего на щеке проступает ямочка. Вот он ведет пальцем по строчке, которую читает в учебнике по Истории Магии, и беззвучно шепчет слова одними губами. Вот он беспомощно отводит чёлку со лба и чуть дольше необходимого задерживает руку в волосах, наблюдая за ожесточённой игрой в подрывного дурака между Панси и Ханнной. Вот он как-то особенно остроумно отвечает на выпад Блейза, и смотрит, как смеётся Гарри, этими своими глазами цвета золы, и Гарри чувствует, что и сам готов превратиться в эту золу, так ему горячо…

Морально капитулировав, он запустил руку в свои пижамные штаны и вцепился зубами в край подушки.

Завтра. Он сможет начать корить себя за это завтра. А сейчас ему была нужна быстрая разрядка и долгий глубокий сон.

~~~//~~~

– Профессор, мне срочно нужен ваш камин, – решительно сказал Гарри, как только дверь в кабинет Снейпа отворилась.

Тот, однако, даже не удивился. Разве что бровь выгнул и поставил чашечку с чаем на кофейный столик, который тут же радостно подпрыгнул и убежал.

– Решили кого-то навестить, мистер Поттер? – медленно проговорил он, поднимаясь с кресла и плотнее запахиваясь в ночную мантию. Всё же Снейп не привык к гостям в семь часов утра субботы.

– Нет, только позвонить, – выдохнул Гарри, уперевшись ладонями о свои колени и стараясь отдышаться. До подземелий он буквально бежал. – Гермионе с Роном. Пожалуйста. Личный разговор.

– И важный, я так полагаю, – выгнув бровь ещё сильнее, Снейп бросил красноречивый взгляд на Темпус, парящий над камином. – Надеюсь, нас не ждёт очередное восстание Волдеморта?

Гарри передёрнуло.

– Нет, надеюсь, нет, – он выпрямился, виновато смотря на профессора. – Простите. Но одна мысль мне покоя не даёт и не даст, если я не обсужу её с друзьями.

– Думаю, точнее будет сказать «с подругой», – Снейп чуть приподнял уголки губ, а на чуть прищуренные глаза Гарри лишь хмыкнул. – Я буду в лаборатории, не забудьте оповестить меня, когда закончите.

Умудрившись взмахнуть даже наглухо затянутой мантией, Снейп неспешно вышел в боковую дверь, и Гарри, дождавшись, пока дверь за ним захлопнется, наложил несколько Заглушающих: профессору он верил и без раздумий доверил бы ему собственную жизнь, но Снейпа со слизерином связывали особые отношения, потому некоторая опасность всё же оставалась.

Да и разговор Гарри ждал, мягко говоря, не из лёгких.

Бросив горсть пороха на тлеющие угли, он по-турецки устроился у очага и принялся ждать. Через несколько минут в огне вырисовалась знакомая голова, забавно тряхнувшая копной косичек.

– Гарри! Мы уж начали волноваться! Рон тоже здесь, Молли заставила его самого вязать себе носки, – Гермиона громко чихнула, видимо, присев слишком близко к камину Норы. – Как ты? По учёбе успеваешь? Спишь без кошмаров? Слизеринцы ведут себя по-прежнему прилично? Ничего не случилось? Ты же не успел нажить себе нового кровного врага?

Гарри рассмеялся, когда огненная Гермиона нахмурила угольки бровей.

– Всё хорошо, Миона, – он вздохнул и расслабился, - знакомый голос мгновенно успокоил напряжённые нервы. – Простите, что долго не выходил на связь. Занятия со Снейпом, конечно, выматывают, но тут случилось ещё кое-что, и, вообще-то, я связался с вами, чтобы этим поделиться. Потому что у самого меня голова уже лопается, – он тяжело вздохнул, и его тут же прошиб холодный пот. Гермиона молчала. Гермиона молчала очень редко, всего в двух случаях: когда была напугана до собственной смерти или когда была разгневана до смерти того, кто вызвал этот самый гнев. – Нет, вы не подумайте, я в безопасности, полной! И учёба идёт хорошо, никаких врагов, слизеринцы - золото, чернённое, конечно, но золото. Просто, – он закусил губу и поёжился, пересев поудобнее и подтянув колени к груди. – Ты же знаешь, Герм, у меня эмоциональный диапазон даже уже, чем у Рона, и я совсем не разбираюсь в этих делах… Ну, понимаешь… В любви.

– О, Гарри, – сочувственно выдохнула Гермиона. – Луна писала, что вы с Джинни…

– Четыре лицевые, две изнаночные, четыре лицевые, – нарочито громко проговорил Рон, и Гарри широко улыбнулся, несмотря на откуда-то взявшееся смущение.

– Нет, нет, Джинни здесь не причём, – поспешил он заверить тут же замолкшего Рона. По ту сторону камина от него ждали рассказа, и слышался лишь тихий лязг спиц. – В общем, дело обстоит так…

Следующие полчаса Гарри рассказывал об Анониме с самого первого письма-записки и заканчивая последним посланием, благоразумно скрыв некоторые особенно интимные подробности. Он, конечно, оставил и вне рассказа то самое личное, чем с ним делился слизернинец, потому что сам был бы не рад, обсуждай кто-то его личную информацию со своими друзьями.

Поборов заикание и неуместный жар в лице, он рассказал, что чувствовал, получая письма, как его интерес рос, и что он, кажется, влип во всё это по самый шрам.