Ненаписанный дневник (СИ)

— У меня полно времени, Командир, — отозвался, выплыв из своих мыслей, Солдат, хотя эта ночь, как и все до этого, были у него рабочие. Но ради того, чтобы разобраться в себе, понять, кто он теперь, Джеймс был готов лишиться и работы, и жилья, да много чего еще, тем более, что самого дорогого, ту, кто был с ним с начала этого странного пробуждения, ту, которая помогала ему, он уже потерял. Так что сейчас терять ему было нечего, кроме возможности быть рядом с человеком, которому он доверял.

— Значит так, Солдат, — заговорил Командир, видимо, приняв какое-то решение. — Я выписываюсь через две недели. Заберешь меня отсюда, тогда и поговорим. Идет?

Джеймс знал, что Командир всегда держал свое слово и, если он что-то сказал, то обязательно сделает, чего бы ему это не стоило. Поэтому он был уверен, что Командир не сбежит, так ничего ему и не рассказав. Но, в то же время, так хотелось получить ответы сейчас. Хоть какие-нибудь ответы хоть на что-нибудь. А потом понял, что вопросов-то у него, кроме “кто он такой?” и не было.

— Хорошо, — кивнул Джеймс, понимая, что пора уходить. Тем более, что его работа никуда не делась, и шеф просто дал ему пару поблажек.

Уже через закрывающуюся дверь палаты он услышал:

— И не приходи ко мне больше по ночам, слышишь меня, Солдат? — прокаркало кашлем из-за двери.

— Четко и ясно, Командир, — прошептал Джеймс не оборачиваясь, уверенный, что один его разворот плеч, который стал уверенней и мягче, сказал Командиру все. Ну а ему самому все сказали эти заветные три слова, теплой волной, прокатившейся от холки до копчика.

Он снова не был один, а две недели — всего лишь четырнадцать дней и ночей. У него есть работа, и теперь, Джеймс был уверен, что сможет спать. Не так, как спят обычные люди, но и не так, как спал раньше, постоянно ожидая нападения. Теперь все должно было стать иначе, и, заступая на свое очередное ночное дежурство, он просто отсчитывал минуты до новой встречи с Командиром.

========== Глава 3 ==========

— Вот так вот, Стиви, не знаешь, gde naidesh’, gde poteriaesh’, — философски высказался Баки, глядя, как Стив допивает поллитровую чашку крепкого кофе. — Я потом понял, что влюбился в Брока еще тогда, когда себя не осознавал, понятия не имел о том, что я человек, а о любви не знал ничего. Но его голос продирал меня до моих модифицированных костей, я готов был выполнить любой, даже самоубийственный приказ, отданный им. Но даже к этому знанию я шел бесконечно долго, потому что они, те, что были до Брока, постарались на славу, вытравливая из меня все человеческое, что могли. Выжигали всего меня раз за разом, оставляя только послушную их приказам оболочку.

3

Две недели пролетели для Джеймса как один день, хотя и тянулись бесконечно долго. Он продолжал хранить покой спортивного зала, над которым жил, в ночное время, но днем приходил к Командиру, ведь тот не запрещал. Только никогда не входил в палату, даже стараясь не подходить близко, только так, чтобы видеть его. Видеть, как непросто ему дается восстановление, хотя характер у него был железный. Джеймс откуда-то знал, что Командир вернет былую форму, что ne strashny emu ny gore, ny pechal’. И это давало сил дождаться заветного часа, когда они смогут остаться одни и спокойно поговорить.

— Командир, — Джеймс даже постучался в дверь палаты, но вошел, не дождавшись разрешения. Командир одевался, и можно было увидеть, как шрамы охватывают его тело не только в груди, плечах и расчерчивают лицо, но и спина с бедрами тоже имеют несмываемый бугристый рисунок, оставшийся от перегретой ткани, прилипшей к телу. — Я принес сумку.

Солдат никогда не испытывал стеснения, но вот Джеймсу стало немного неловко от увиденного, и он, поставив сумку на кровать, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Через пять минут на его плечо ожидаемо, как часто бывало перед миссиями, когда он ждал инструктажа, легла рука.

— Пойдем отсюда, Барнс, — легко хлопнув его по плечу, сказал Командир, когда дверь его палаты снова чуть слышно скрипнула, выпуская бывшего ее обитателя в большой мир.

— Пойдем, — покорно согласился Джеймс, не представляя, куда хочет отправиться Командир, но готовый идти за ним. Но внезапно поинтересовался: — Тебе есть куда?

— А тебе, что ли, есть? — грубо усмехнулся Командир, не ожидая какой-то реакции, но Джеймс удивил его.

— У меня есть квартирка, мы можем пойти туда. Машины у меня нет, — признался он, закидывая сумку себе на плечо, чтобы Командир не натирал заживающие шрамы.

Он видел, что его Командир нервничал, когда они выходили из дверей больницы и садились в такси, нервничал всю дорогу, никак не прокомментировав адрес Джеймса.

В такси молчали, но таксист отработал разговоров за себя, но и за них двоих, раздражая до зубовного скрежета, и Джеймс не сразу заметил, что на его бионическое запястье легла изуродованная шрамами, но все такая же сильная рука, предостерегая от необдуманных действий.

Они продолжали молчать, пока не оказались в квартирке Джеймса, где все еще кое-где можно было увидеть вещи Скитлз, и три коробки, подписанные ее именем.

— Что, девчонка бросила? — без какого-либо сочувствия спросил Командир, осматривая кухню, которая была хорошо видна через маленькую столовую.

— Она умерла, — как можно более безразлично ответил Джеймс, хотя ему было очень больно, и даже не из-за слов или тона Командира, а просто от того, что он по ней скучал. Но решил, что Командиру об этом знать совершенно не нужно.

Повисла странная тишина, словно пауза, в которую каждый успел обдумать слова собеседника и, казалось, инцидент можно было считать исчерпанным, но Командир хлопнул его по плечу.

— Мне жаль, — словно извиняясь за свою грубость, сказал он.

И именно сейчас Джеймс отчетливо понял, что Командир действительно считает его человеком. Живым, думающим, со своими страхами, чаяниями, желаниями и потерями.

— Душ там, — предложил Джеймс, чтобы избавиться от странной повисшей в тишине неловкости и махнул рукой в глубь клетушки. — Полотенце второе слева. Я пока поесть приготовлю.

Командир кивнул пошел в душ, кинув сумку с вещами у двери.

Ели молча. Казалось никто из них не хотел начинать этот сложный и непонятный разговор. Да и вообще вот так вот сидеть и есть за одним столом с тем, кого знал, как опаснейшее оружие… Джеймс даже понимал противоречивые чувства Командира, а еще очень боялся, что он сейчас встанет и уйдет, подхватив сумку с вещами. Оглянется напоследок, вскинет руку в прощальном жест, скажет “бывай” и испарится из жизни Джеймса навсегда. Заляжет на дно так глубоко, что никто и никогда не сможет его отыскать, если он сам того не захочет. Но Командир, поев, принялся варить им кофе, совершенно никуда не собираясь. Несмотря на обезображенность, он казался таким правильно-домашним сейчас, что у Джеймса что-то защемило в груди.

— Спрашивай, — почти приказал Командир, усаживаясь обратно за маленький стол, и отправляя по нему одну из чашек своему визави.

Джеймс растерялся, не представляя, с чего начать. Но вспомнил, что свой вопрос он уже задал, еще там, две недели назад в больнице.

— Ты обещал рассказать мне, кто я, — напомнил он Командиру.

— Ты сейчас лучше меня это знаешь, — усмехнулся он, но такой ухмылкой можно было детей пугать. — Ты — оружие. Ну, был им.

Командир кривил душой и Джеймс это чувствовал, но, похоже, оба не знали, как высказать друг другу свои сомнения.

— Блядь, Барнс, хули ты от меня хочешь? — разозлился от беспомощности Командир. — Я в душе не ебал, кто ты, как тебя зовут и сколько тебе лет. Ты — самонаводящийся пиздец, у которого было самое крутое обслуживание. Смазки-хуязки, техобслуживание и прочая херопень. Вот только на кой хуй тебя пиздили за здорово живешь, я понятия не имею.

Командир залпом допил обжигающе горячий кофе и закурил, стряхивая пепел в чашку. Джеймс тоже молчал. Он помнил, как Командир не давал никому распускать руки, мотивируя это тем, что не хочет убирать трупы. В чем-то он был прав, и Джеймс вспоминал, как Солдат калечил кого-нибудь из людей в белых халатах. Но как часто такое было, он сказать не мог.