Осколки (СИ)

— Понимаю… хочу…

Снейп решительно забрал из рук Гилдероя стакан и отставил на тумбочку, после чего накрыл его ладонь своей. Его пальцы оказались на запястье, как раз там, где чувствовалось биение пульса.

— Боишься…

— Да.

— И хочешь?

— Да.

Снейп пробрался пальцами в рукав пижамной куртки и начал осторожно поглаживать предплечье. Его прикосновения обжигали, но если бы он сейчас остановился, Гилдерой бы просто сошёл с ума.

— Ты не понимаешь, что творишь… я не смогу остановиться… — хриплый голос Снейпа дрожал от желания.

— И не останавливайся…

— Всё-таки ты идиот… мы не равны… — его голос срывался. — Для меня это глоток воздуха перед вечностью… от такого не отказываются… но ты-то…

— Хватит болтать! — Гилдерой взял его руку и положил себе на бедро. — Надеюсь, хоть один из нас знает, что делать.

Снейп на мгновение зажмурился, а потом уткнулся горячим лбом в плечо Гилдероя и, пробравшись ладонями под куртку, начал жадно ощупывать его тело. Как слепой… его хотелось подбодрить.

— Смелее!

— Всё-таки идиот… — он торопливо начал расстёгивать пуговицы и рывком сдёрнул пижамную куртку с плеч Гилдероя, после чего опустил ладони ему на грудь и заскользил вниз. — Красивый идиот…

— Ну же! — Гилдерой обхватил торс Снейпа коленями, притягивая к себе. — Не бойся.

— Я не трус!

Снейп укусил Гилдероя в плечо, оставляя синяк, словно желая пометить, и попытался стащить лёгкие штаны. Он зарычал, когда Гилдерой привстал, помогая ему, и начал расстёгивать его пижаму. Каким же худым был Снейп… а редкие чёрные волоски на груди лишь оттеняли бледность кожи. Ключицы торчали ассиметрично, отвергая любые представления о гармонии, но — странное дело! — Гилдерой пришёл в восторг от увиденного.

— Ты тоже… — прошептал он, склонившись к уху Снейпа.

— Что я?

— Красивый… очень…

— Ты ещё и слепой, как крот.

Снейп поцеловал Гилдероя в уголок рта и принялся вылизывать его шею, заставляя запрокинуть голову и тихо застонать.

— Хочу тебя… пожалуйста… Снейп…

Снейп пробормотал, что он не святой, и принялся обводить пальцами приоткрытые губы Гилдероя, вынуждая разомкнуть зубы.

— Оближи…

Гилдерой втянул в рот сразу два пальца, начиная их посасывать и облизывать, отчего Снейп глухо застонал и, отняв руку, обхватил мокрыми от слюны пальцами член Гилдероя.

— Я не сдержусь, — снова пообещал он, начиная дразнить прикосновениями, то и дело касаясь сжавшегося отверстия.

— Да трахни уже меня! — взмолился Гилдерой, подаваясь навстречу пальцам.

— Сейчас… сейчас… — Снейп пережал свой член и, не глядя, принялся шарить на тумбочке, со звоном роняя стаканы. — Заживляющее! — предъявил он фиал. — Тебе понравится.

От холодного зелья Гилдерой было сжался, но быстро расслабился, когда губы Снейпа обхватили его член.

— Да! Чёрт тебя дери! Да!

Перед глазами мелькали звёзды, становясь всё ближе и доступнее, в то время как дискомфорт вторжения сменялся удовольствием, робким поначалу и обжигающе горячим в конце, когда мир дрогнул, рассыпаясь бессчётным множеством осколков, у которых было имя…

— Се-ве-рус…

— Да-а…

Гилдерой потянулся и осторожно поцеловал кончик носа, прикрытые истомой глаза, солоноватые губы.

— Это было шикарно… Повторим?

***

Они так и не повторили. Просто допили вино и пожелали друг другу спокойной ночи, а дальше всё пошло наперекосяк. Когда на следующий день пришёл Поттер, Снейп разговаривал с ним без свидетелей, выставив из палаты не только Гилдероя, но и любопытную Агнес, и даже охранника, неожиданно вспомнившего о своих обязанностях. Напрасно Гилдерой рассчитывал узнать подробности во время ночной встречи — когда он пришёл, Снейп спал, оставив ему записку: «Суд будет завтра. Мне надо отдохнуть». Записку прижимал к тумбочке флакон зелья Сна без сновидений, чтобы Гилдерой даже не рассчитывал разбудить Снейпа. Оставалось только дописать: «Удачи!»

Если Гилдерой ещё сомневался в том, что суд можно организовать так быстро, то Матильда уверила его в обратном:

— Снейпа-то сегодня забрали. В Визенгамот, говорят. А он ведь не поправился толком. И только-только заговорил. Уж не знаю, что там себе мистер Поттер думает, мне-то показалось, он вроде добра желал… а вот погляди-ка…

— Так может, Снейп сам решил побыстрее?

— Он-то мог решить чего угодно, но думать иногда надо.

Хотела Матильда того или нет, но она зародила в сердце Гилдероя нешуточную тревогу. Действительно, зачем Снейпу так торопить события? Ну, разве что только он желал сбежать…

В госпиталь Снейп больше не вернулся, и Гилдерой долго сидел на подоконнике в опустевшей палате, борясь с желанием напиться. А наутро Матильда принесла ещё одну новость:

— Алису и Фрэнка забирают домой.

— Как домой?

— А вот! Их сын так решил. А я считаю, что правильно! Всё равно лечения для них не придумали, а дома-то и стены помогают. Когда с любовью… тебе бы вот тоже…

Сердце Гилдероя сжалось — слишком свежи ещё были воспоминания о собственных фантазиях про жизнь со Снейпом среди магглов. Неосуществимых, конечно, но других не было.

— Я не хочу отсюда уходить!

— Ну да, — закивала Матильда. — Я вот что подумала. Зачем тебе привыкать к новым соседям? Переехал бы ты в палату, которую для Снейпа оборудовали. А что? Маленькая, зато сам себе хозяин. И с постом рядышком — если что, помогут всегда… а то и я уже совсем старая стала, да и ты не молодеешь… что скажешь-то?

Предложение было щедрым и очень привлекательным. Да и виды из окна открывались любопытные, не говоря уже о некоторых пикантных воспоминаниях, которые для сентиментального Гилдероя неожиданно много значили.

— С удовольствием.

— Вот и славно! Я уже замолвила за тебя словечко, поэтому, если будут спрашивать, сразу соглашайся.

Однако Гилдероя спрашивать даже не стали. Просто Агнес зашла в палату и, вызвав эльфа, распорядилась перенести вещи Гилдероя. Его самого тоже могли перенести… как вещь, но он предпочёл пойти сам. И прогуливаясь в коридоре, он наблюдал, как выросший мальчик держит за руку Алису, а его бабушка — Фрэнка, сопровождая их к лестнице. Что ж за бывших соседей можно было только порадоваться — дома им точно будет лучше, а когда ноги сами принесли его к порогу старой палаты, Гилдерой остановился и не стал заходить — эту страницу жизни пора было переворачивать.

Про Снейпа и его дела Гилдерой узнавал из газет. Перо у Скитер было не только прытко пишущим, но и очень бойким, и её репортажи читались как хорошие романы о приключениях и жизни, так не похожей на настоящую. По всему выходило, что Снейпа оправдали как бы авансом, со множеством оговорок, и судя по тону статей, очень многие были разочарованы, мечтая чуть ли не о публичной казни. Так или иначе, Гилдерой был искренне рад за него, хотя и ничего не мог поделать с острым чувством неудовлетворённости оттого, что они так и не поговорили со Снейпом после того… ну, как что-то изменилось… или Гилдерой просто выдумал это сам для себя, а на самом деле они так и остались чужими людьми. С разделённым на двоих удовольствием.

Мысли о Снейпе терзали Гилдероя особенно сильно по ночам, и теперь он сам себе напоминал Фрэнка с его «плохими» ночами, когда почти до утра стоял у окна, жадно всматриваясь в эпизоды чужой жизни. Счастливой жизни… Забыть произошедшее он просто не мог, и теперь перебирал эти воспоминания, как абориген пустынного острова разноцветные камешки, раз от раза складывая из них разные картины. А чем ему ещё было заниматься? Иногда он представлял, что Снейп решил остаться в госпитале, и теперь они делят с ним палату. Тогда он вёл с ним долгие разговоры обо всём, а после они укладывались на узкую больничную кровать, и от того, что они там творили, перехватывало дыханье, а сердце ещё долго восстанавливало привычный ритм. А потом они засыпали, обнявшись… в общем, в мыслях Гилдероя они были неприлично счастливы.

— Что-то ты стал какой-то бледный, — сокрушалась Матильда. — Хочешь, я договорюсь, чтобы тебе разрешили гулять?