Знак равенства (СИ)

========== Условная часть 1. Одиночество ==========

Первым, что ощущает Стив, еще не открыв глаза, - звук. На самой периферии слуха. Где-то гудят машины. Мощно, густо, будто вокруг вдруг стало их очень много. Потом – звук работающего радиоприемника, совсем близко. Кажется, повторяют трансляцию бейсбольного матча, на котором они с Баки…

В сердце будто ввернули ледяную иглу. Баки нет. Его больше нет, и ничему, никому не под силу это изменить. Открывать глаза не хочется. Хочется назад, в блаженную темноту, туда, где изредка были сны яркие, как вспышки. Там был Баки. И пусть все происходившее с ним походило, скорее, на кошмар, но он там был. Живой.

В глаза ударил слишком яркий свет, и Стив моргнул несколько раз, прежде чем проснуться окончательно. Он не знал, где он, какой сейчас день и что он здесь делает. Острое чувство неправильности происходящего усилилось, когда в комнату вошла девушка, смутно похожая на Пегги. Инстинкт самосохранения, то самое звериное чутье, обостренное сывороткой и отточенным за годы войны опытом выживания, взвыло внутри, и Стив рванулся из возможных пут туда, на волю, проламывая собой стены.

Уже позже, несколько дней спустя, сидя на матрасе, наспех скинутом в углу квартиры, снятой для него ЩИТом, он, подавляя дикое желание закурить, впервые смог попытаться обдумать все как следует.

Он проспал семьдесят лет. Мир сильно изменился. Миру по-прежнему нужны герои.

Признаться честно, он боялся ложиться спать. Фактически, он толком не спал с той самой ночи, последней, что они с Баки провели, тесно переплетясь друг с другом: сердце к сердцу.

Горло привычно перехватило, сжало спазмом, но слез не было. Вышли все, высушив душу досуха, еще там, в чертовом поезде. Слез не было, а страх уснуть и провалиться в черную пустоту без единого яркого пятна-события пугал до чертиков. Он не привык – так. Не успел.

После смерти Баки он почти не спал. Раскачивался из стороны в сторону, как дерево под ударами стихии. Не мог. Знал, что не увидит ничего. Ни привычных бытовых мелочей, ни улыбки, ни тягучих, ленивых поцелуев перед сном. Не увидит Баки.

Баки больше нет.

Ему показалось там, во льдах. Так сказали медики. Так бывает, ведь свойства сыворотки не изучены до конца.

Стив привычно потер левое запястье с побледневшей меткой – двумя параллельными линиями. «Знак равенства» говорил Баки.

«Параллельные, которые уже никогда не пересекутся», - подумал вдруг Стив.

Он улегся на матрас и уставился в потолок. Усталость брала свое, но засыпать не хотелось. Пялиться в потолок, как тогда, после смерти Баки, и перебирать, пересеивать все воспоминания о нем, скопившиеся за те годы, что они были вместе, было опасно. В прошлый раз такая наполненная горечью сигаретного дыма бессонница привела к семидесяти годам сна в океане. Сна, полного кошмаров. Поэтому с курением и с сожалениями надо было заканчивать.

Перевернувшись на бок, Стив натянул на плечи тонкий плед и позволил себе в течение еще нескольких минут прислушиваться к пустоте внутри. Там, где раньше чувствовалось биение связи, отчего-то похожее на стук второго сердца, была тишина. Мертвая, глухая тишина.

Он закрыл глаза, пообещав себе, что завтра соберет куски, на которые развалился, и начнет жизнь заново. Ну, или хотя бы попытается. Он на ощупь проследил линии на запястье, еще раз, зажмурившись, вспомнил вкус Баки, гладкое тепло его кожи, мягкость волос, и заставил себя заснуть. Он должен научиться жить, раз уж не получилось умереть. Раз уж Судьба распорядилась иначе.

***

Очередной мешок с песком сорвался с креплений, отлетел в стену и грузно хлопнулся на пол. Злость не проходила. Мозгоправы ставили ему ПТСР, осложненное потерей пары. Вот так просто – аббревиатура и констатация факта. В новом мире вообще все было просто. Истинные пары стали редкостью, но такая связь по-прежнему защищалась законодательно. Стиву было противно от того, что в этом безумном мире люди, найдя идеально подходящего человека, не спешили ни подтверждать связь, ни регистрировать союз. Хотели «нагуляться», «попробовать все». Этого Стиву было не понять. Он бы не променял Баки ни на кого. Мысль об измене даже не приходила ему в голову.

Поймав себя на мыслях о Баки, Стив стиснул зубы и повесил на крюк очередной мешок с песком. Все катилось к черту.

Фьюри появился со спины, но Стив заметил его еще у самой двери. Инстинкты, вбитые войной и обострившиеся от потери того, кто всегда прикрывал спину, не подвели, хотя, судя по самодовольному лицу Фьюри, он этого не заметил.

- Бессонница? – вкрадчиво спросил он.

Стиву захотелось его ударить. Потому что да, бессонница. Да, так бывает. Постоянно. Каждую ночь.

- Несете службу, сэр? – вместо грубостей, рвущихся с языка, спросил он.

- Да, - коротко ответил Фьюри, не скрывая того, что следил за ним.

- Хотите вернуть меня в мир? – Стив надеялся, что в этот вопрос не просочилось его нежелание туда возвращаться.

- Хочу спасти его, - пафосно ответил Фьюри.

***

С Мстителями было трудно, но так можно было хоть чем-то занять себя, кроме саморазрушения. Спал Стив по-прежнему плохо, скопившееся раздражение сдерживал с трудом, особенно со Старком, но хоть адреналин перестал бить по мозгам. Все-таки спасение мира было достаточным поводом для того, чтобы на время забыть о… попытаться забыть обо всем.

Мстители ни в чем не походили на Командос. Это была разномастная шайка людей, мутантов и даже богов, каждый из которых был со своими тараканами и привык тянуть одеяло на себя. Формально Стив был их командиром, но фактически каждое решение ему приходилось отвоевывать, будто он докладывал генералам, а не командовал солдатами. С каждым из Мстителей было тяжело по-своему.

Старк для самого себя был всегда прав. Он терпеть не мог нести ответственность за кого-то кроме себя. Даже за свои решения, изобретения и даже поведение отвечать не хотел категорически. Стив готов был выбить ему зубы, если бы знал, что это поможет. Но увы. С сынком Говарда не помогало ничего. В конце концов, тот все равно оказался хорошим малым, готовым к самопожертвованию. А такую готовность Стив всегда ставил выше всей внешней мишуры. Единственный раз поняв Тони Старка, Стив в уме составил что-то вроде инструкции для себя о том, как на него реагировать, чтобы их конфликты оказались сведены к минимуму. И это помогло.

Клинта и Наташу Стив понимал, пожалуй, лучше, чем всех остальных вместе взятых. Клинт был типовым военным, разве что добившимся запредельного мастерства в своей узкой области. А Наташа напоминала Стиву Сильву, одну дамочку из разведки, достававшую самые ценные сведения самыми неприглядными способами. Никто не знал толком ни сколько ей лет, ни как ее зовут на самом деле, ни кем она была до того, как стала заниматься тем, чем занималась. Стив знал цену таким агентам и примерно представлял себе, на что они способны. Очень примерно, но все же.

Тор был хорош в деле, отходчив, предан семье так же, как Стив – долгу, прост в общении и в некоторых вопросах наивен, как ребенок, не стесняющийся задавать неудобные вопросы. Тор Стиву нравился отсутствием двойного дна, червоточинки, которую он подспудно чувствовал во всех, кто его окружал.

В их паре в людях больше разбирался Баки. Он мог поладить почти со всеми, и там, где Стив норовил грохнуть кулаком о стол, Баки искал (и находил) слова для убеждения.

Ему не хватало Баки до ломоты в висках, до крошащихся зубов, до сорванного в крике горла. Как балансира, опоры, как щита. Как части себя. Лучшей, самой правильной части. Самой необходимой. Стив часто ловил себя на том, что чувствует себя половиной человека. Неровно расколотой надвое глиняной тарелкой, годной лишь на то, чтобы резать тянущиеся к ней пальцы.

«Не буду обещать вам, что это пройдет, - сказал Стиву штатный психотерапевт ЩИТа, специализирующийся на обеих его проблемах, - потерю пары не может возместить никакая терапия. Но, - он сделал паузу, снял очки и протер их, видимо, пытаясь подобрать слова, - знаю, сейчас вы воспримете это в штыки, но я все равно скажу. В мировой практике бывали случаи повторного установления связи. Вы потеряли пару очень давно. Возможно, за это время успел родиться кто-то…»