Гадюшник

Хилтон потер глаза и спросил, ни к кому не обращаясь:

— Ну и каковы наши действия?

Клемент поднялся, обошел вокруг стола и с горящими глазами изо всех сил вцепился Хилтону в плечо.

— Как что? Будем печатать. Пиши статью. Посмотрим, каков будет отклик. Но пока пусть никто ничего не знает.

— А ты что собираешься делать? — ухмыльнулся Хилтон.

— Я? Я, — с невинной улыбкой ответил Стамп, — проверю эти записи. А вдруг фальшивка?

Хилтону это явно не понравилось.

— Надо поберечь собственные задницы, — промычал уже вслед ему Стамп.

Записи проверили, они оказались подлинными. Хилтон уже вовсю работал над статьей, когда доставили еще одну бандероль.

Ее привез мотоциклист, одетый с ног до головы в черное. Это был племянник Кэрол Абрахамс. Даже лица не разглядишь, говорил потом Лерой Грей, принявший и зарегистрировавший посылку.

Только через час он заставил себя подняться и отнес бандероль Хилтону. Увидев характерный почерк, тот так и подскочил на месте, схватил пакет и помчался к Стампу, который в это время проводил совещание. Стамп перевел взгляд со Скадда на конверт, затем обратно и отпустил четверых журналистов, рассевшихся за столом для совещаний. Те с некоторым недовольством поплелись к двери.

Хилтон сел напротив Стампа, вскрыл пакет и перевернул его над столом. Оттуда вывалились несколько кассет и пленок с записями. Скадд на всякий случай сунул в конверт руку — нет ли чего еще? — и вытащил письмо. Он было весьма лаконичным: посмотрите, послушайте и действуйте, как сочтете нужным.

Стамп задернул шторы на застекленных стенах, взял кассету с записью и вставил ее в видеомагнитофон, стоявший рядом с телевизором на углу стола.

Мелодичный женский голос назвал по-итальянски время и место действия: 26 октября 1992 года, два сорок пять, Рим.

Экран осветился, и ясно проступили очертания комнаты. Это была спальня. В ней двое. Один — президент Итальянского банка Джанкарло Катанья. Другая — не известная Стампу и Скадду брюнетка лет тридцати, писаная красавица.

Они занимались любовью. Страстно и самозабвенно. Первая запись была целиком посвящена этому свиданию. Четыре другие сделаны в Лондоне, Нью-Йорке, Женеве и Эль-Рияде. На пятой, наконец, запечатлен разговор неизвестной с Катаньей. Со стороны первой это был чистый шантаж. Скадд, немного говоривший по-итальянски, переводил. Если Катанья откажется от сотрудничества, эти записи будут переданы его жене. В обмен на молчание Катанья согласился давать информацию о финансовой политике стран Семерки и Европейского сообщества, как, например, изменения процентных ставок, интервенции ведущих банков на валютных рынках и так далее.

Последующие разговоры отличались краткостью и деловитостью. Катанья просто говорил, что надо скупать фунты стерлингов, доллары, лиры или какую-либо иную валюту.

Стамп выключил видеомагнитофон, провел рукой по жесткой шевелюре и тяжело вздохнул, словно переживая увиденное и услышанное. Он поднялся и начал мерять шагами кабинет.

— Да, ничего себе история. Только вот как ее напечатать? Шум поднимется страшный. Итальянцам-то что, они к таким вещам привыкли — просто очередной скандал. Но у нас это немного иначе. Да и вообще, с какой стороны ни подойди к этой истории, от нее воняет. Глава одного из крупнейших коммерческих банков оказывается жуликом, президент Английского банка вступает в сомнительный альянс со спецслужбами. Они вместе засылают, потом бросают на произвол судьбы, а теперь вроде укрывают где-то своего агента. Улик полно, а арестов — ни одного. В общем, даже для этой публики дело гнусноватое. Никому не хочется, чтобы оно дошло до суда. Какое-нибудь частное определение было бы больше в их стиле, только ведь, похоже, и его нет: никаких внезапных отставок «по состоянию здоровья», никаких слухов о возможных кадровых переменах. Ничего не понимаю, а ты?

Скадд покачал головой.

— Теперь сама Сара, — продолжал Стамп. — Баррингтон говорит, что она тоже по уши в дерьме — три миллиона, намеки, что это еще не все… Что скажешь?

— Скажу, что ничего не понимаю.

— Может, он имеет в виду, что Сара не раз преступила закон: «жучки», затем вот эти видеозаписи, которые, пари готов держать, просто украдены.

Стамп вернулся к себе за стол.

— Ладно, что бы там Сара ни натворила, двое ее друзей мертвы, а человек, который по идее должен ее поддерживать, перешел вместо этого к угрозам.

— И она просит нашей помощи. Вот и все, — подытожил Скадд.

Стамп покачался на задних ножках стула и посмотрел в потолок.

— Итак, что делаем? — спросил Скадд.

— Понятия не имею. Надо подумать. Но статью дописывай. Шагай в какую-нибудь комнату для совещаний и работай там, да не забудь зашифровать файл. Словом, чтобы никто, кроме меня, статьи не видел. Хорошо бы поговорить с президентом банка, но это потом, не хочу его пугать до времени. Ладно, как только закончишь статью, покажи мне. Может, тогда что-нибудь надумаю. — Стамп тяжело вздохнул. — Честно тебе скажу, не знаю, удастся ли нам ее напечатать. Едва что-нибудь дойдет до Уайтхолла или Банка, как цензура забросает нас предупреждениями. Потому я и не хочу пока никому ничего говорить. Черт его знает, может, за этой историей такое стоит, что на нас вообще всех собак спустят.

— Все равно что-то делать надо. Я верю Саре, когда она говорит, что ее жизнь в опасности.

— А я, думаешь, нет? Разумеется, Катанья, мафия или кто там еще хотят от нее избавиться.

— И никто и пальцем не пошевелит, чтобы ее выручить.

Хилтон Скадд поднялся, вышел из кабинета и заперся в комнате для совещаний в конце коридора. Включив компьютер, он изо всех сил начал барабанить по клавиатуре. Волосы то и дело падали ему на глаза, и буквально каждые несколько секунд ему приходилось откидывать их со лба.

С удовлетворенным видом Джанкарло Катанья откинулся на спинку стула. Официанты убирали остатки исключительно сытного и вкусного обеда. Он мог бы посрамить лучшие римские рестораны… если бы они, конечно, подозревали, что у них есть столь мощный конкурент. Тут были два шеф-повара, большой, залитый солнечным светом зал обслуживали два официанта, но это был не ресторан. Его не существовало в справочниках, и на элегантном фасаде не красовалась соответствующая вывеска. И какого-нибудь любопытствующего прохожего сюда ни за что не пустили бы. Все, кто сюда приходил, были хорошо известны владельцу. Политики и государственные чиновники, с которыми Катанья постоянно встречался по службе, сюда не приходили, а если приходили, то исключительно тайно.

Дом, расположенный на виа Аппиа Антика, примерно в семи километрах от центра Рима, представлял собой большую, из розового туфа виллу застройки тридцатых годов. Приземистая вилла была вытянута в длину, позади — бассейн, перед фронтоном — большой сад, укрывавший дом от посторонних взглядов. Хозяин дома — Антонио Фиери. Здесь они раз в месяц обедали с Катаньей в столовой с низким потолком, выходившей окнами в сад.

За Катаньей в Итальянский банк всегда заезжал один из водителей Фиери на машине, официально принадлежавшей компании «Кэймен Айлендс» — на случай, если кому придет в голову заметить номера. Эта машина, как и весь автопарк Фиери, была снабжена матовыми пуленепробиваемыми стеклами. Водитель заводил ее в подземный гараж рядом с домом Фиери. Оттуда Катанья проходил прямо в виллу, так чтобы с улицы его никто не мог увидеть. Это давно вошло в обычай, но сегодня Катанья облегчения от того не испытывал.

Встречи этой он ожидал с немалой опаской. Вести себя надо было, словно ничего не случилось, и в то же время внимательно наблюдать за Фиери — не прознал ли тот чего про Карлу или Скарпирато, или Мацумото, или Йенсен: перечень грозил растянуться до бесконечности. Слишком много секретов, все не удержишь.

У Фиери хорошая разведка, да и самому ему в проницательности не откажешь. Катанья знал, что любое проявление нервозности может только возбудить его подозрения. А Фиери любил заставлять людей нервничать, хотя бы ради того, чтобы испытать их, выяснить, есть ли повод для беспокойства.