Гадюшник

Свою часть пути она прошла, раскрыла преступление, предоставила президенту достаточно улик; но и преступление, и преступники оказались куда как не простыми, во всяком случае, гораздо сложнее, чем это ей представили. И конечно, президенту это было известно. А теперь еще убийства. Пока два. А он и пальцем не пошевелил. Почему? Вопрос просвистел, как пуля у виска.

Сара вспомнила то чувство предвкушения чего-то необычного, когда президент предлагал ей эту тайную миссию. Ей льстило, что к ней обращается такой важный человек, а атмосфера тайны увлекала и манила. И что же в результате? Гибель друзей. И от собственной жизни, которую она с таким тщанием выстраивала, — одни обломки.

Впервые в жизни Сара почувствовала, что ее предали. И чувство это было горьким, как яд.

Пожелав Джейкобу доброй ночи, она отправилась к себе, но пролежала всю ночь, ни на секунду не сомкнув глаз. Когда наутро она поднялась, от веры в Баррингтона не осталось ни пылинки. Иссякали и остатки терпения, на его месте медленно скапливалось озлобление.

Сара позавтракала у себя в комнате, побродила по саду, искупалась в бассейне. Мысль ее напряженно работала. Придя наконец к некоему решению, она отыскала Джейкоба с Джеком и полчаса убеждала их, что пришла пора действовать.

Они уговаривали ее подождать еще несколько дней, и в конце концов Сара с неохотой согласилась.

Ближайшие два дня она провела в полной отрешенности, пытаясь просто наслаждаться красотами пейзажа.

Как и следовало ожидать, в газетах по-прежнему ничего не было.

Наступил третий день, среда, и терпение Сары практически лопнуло. Ей было просто необходимо действовать. Завтрак она пропустила, пообедала у себя в комнате, покончила со всеми приготовлениями и принялась ожидать — в последний раз, — когда принесут газеты.

Во дворе хлопнула дверь автомобиля — вернулся Анджело. Сара, Джейкоб и Джек уселись за овальный стол в тенистом дворике позади дома. Анджело разложил на белоснежной скатерти газеты: «Файнэншл таймс», «Таймс», «Гардиан», «Индепендент», «Дейли телеграф», «Коррьере делла сера», «Стампа».

Сара посмотрела на Джейкоба, потом на Джека. Те взглядом ответили ей: «Внимание!» — и погрузились в чтение. С каждой перевернутой страницей надежда угасала. В конце концов стол опустел — куча смятых газет валялась на полу.

Сара стерла с рук типографскую краску. Голос ее прозвучал спокойно, почти безмятежно:

— Ну что ж, последняя попытка?

Мужчины мрачно кивнули.

Джек окликнул Анджело, и тот моментально принес мобильный телефон, купленный несколько недель назад где-то на юге Франции. Он был зарегистрирован на небольшую компанию в Виллафранка, принадлежащую одному из друзей Джека. Телефоном было весьма удобно пользоваться, когда Джек не хотел, чтобы узнали, что звонят из его дома в Марокко. К аппарату был прикреплен небольшой ящичек, с помощью которого разговор записывался на пленку и передавался на воспроизводящее устройство в самом доме. Джек взял телефон и попросил Анджело проследить за записью. Тот кивнул и поспешно удалился куда-то внутрь дома.

Джек передал телефон Саре. Она заметила время. Три тридцать по лондонскому. Хоть бы он только оказался дома, взмолилась она про себя. Хватит раздумывать и колебаться, надо кончать с этим делом.

Сара набрала домашний номер президента. На третьем звонке трубку подняли. Ей так хотелось ему верить. Все бы тогда пошло совсем по-другому. Но Сара заставила себя отбросить любые сантименты.

— Господин президент, это Сара Йенсен. Хотелось бы кое-что услышать. Например, почему до сих пор не произведены аресты? — Сара говорила холодно, отрывисто, по-деловому.

— А откуда вы звоните? Скажите, где вы, мы пошлем за вами людей, вас отвезут в безопасное место, там и поговорим обо всем.

— И вы рассчитываете, что я вам поверю? — презрительно фыркнула Сара. — Да вы же лгали мне с первой минуты нашего знакомства.

— Знаете что, Сара, — в голосе Баррингтона зазвучали металлические нотки, — все это слишком далеко зашло…

— Это уж точно. Масами мертва, Данте тоже, а там и моя очередь, если не поберечься. Ладно, оставим это. Я прошу ответить только на один вопрос: почему никто не арестован?

— Не так-то это просто, — медленно и отчетливо заговорил Баррингтон. — Пока еще не время… не хватает некоторых улик.

У Сары лопнуло терпение:

— Но вы же с самого начала говорили, что не хотите доводить дело до суда. Так в чем же проблема?

— Ну что ж, если на то пошло, — засмеялся Баррингтон, — то вы и есть эта самая проблема. Вы ведь по уши в этом деле, а, Сара? Нам все известно насчет трех миллионов, да и не только, есть и еще кое-что. Не потому ли вы мне не все выложили, кое-что утаили? А мне и шагу не ступить, пока все не узнаю. Не могу же я действовать в одном случае так, а в другом иначе. Если я выдвину обвинения против Катаньи, то и все те, кто с ним связан, тоже окажутся под колпаком. Стало быть, и вы вместе с другими. Правда, этого можно избежать, но для начала надо потолковать. Теперь ясно? До тех пор, пока вы не скажете, где находитесь, и не ответите на кое-какие вопросы, до тех пор, пока вы сами на это не согласитесь, у меня связаны руки. И на вашем месте я бы особенно не хорохорился — вас не назовешь идеальным, беспорочным свидетелем.

Сара молча слушала Баррингтона, испытывая смешанное чувство страха и возмущения. Баррингтон, видно, решив, что зашел слишком далеко, заговорил мягче:

— Знаете, Сара, самое лучшее — собраться и все спокойно и здраво обговорить. Согласны?

— Боюсь, уже поздно, господин президент.

Сара повесила трубку и погрузилась в молчание. Она заставляла себя сохранять хладнокровие, вновь и вновь проигрывая в уме разговор с Баррингтоном в поисках хоть какого-нибудь намека на то, что происходит на самом деле. Нет, с какой стороны ни подойди, пассивность Баррингтона совершенно необъяснима. Точно так же, как и то, что он отказывается толком объяснить ей, что к чему. А теперь вообще шантажом занялся. Короче — перешел в стан врагов.

Сара прекрасно понимала смысл его угроз. Да только ничего он не получит. Доказательств-то у него никаких. Идиот. Неужели он сам не понимает, что после всего того, что он с ней сделал, любые угрозы совершенно бессильны. А у нее теперь есть улики. И она пустит их в ход.

Лицо ее посуровело. Всего доброго, господин президент, и пусть вам сопутствует удача.

Джейкоб и Джек молча наблюдали за постоянно меняющимся выражением лица Сары. Она кратко пересказала свой разговор с президентом.

— Ну что ж, у него была последняя возможность, ведь так?

Мужчины молча кивнули, что как бы послужило сигналом к введению в действие запасного плана. Сару охватило лихорадочное возбуждение.

Она потянулась к папке, вытащила продолговатый конверт и положила его на стол лицом. На конверте стремительным почерком были написаны имя и адрес:

«Хилтону Скадду

«Таймс»

Вирджиния-стрит, 1

Лондон, E1, 9В, Д».

Все готово. В конверте — письмо, написанное Сарой еще вчера: разоблачение Катаньи, ее собственная роль в этом деле, улики. Джейкоб привез сюда ленты с записями. Сара переписала их и смонтировала все, имеющее отношение к делу, в связную запись. Теперь, переговорив с Баррингтоном, она сделала приписку к тексту. Покончив с этим, Сара вытащила записную книжку, нашла нужный номер, набрала его и принялась терпеливо ожидать. На двенадцатом гудке в трубке зазвучал голос Хилтона Скадда.

Сара дружила с ним вот уже больше семи лет. Они вместе учились в Кембридже, где Хилтон, делая вид, будто изучает биохимию, на самом деле занимался только университетской газетой. Это был энергичный, славный и на редкость привлекательный мужчина ростом за шесть футов, довольно худощавый. Мускулы накачивать, считал он, дело водителей грузовиков. На голове у него была густая шапка темных волос, аккуратно подстриженных сбоку и сзади, но весьма картинно падающих на лоб.

Сара представилась, получив в ответ длинную тираду, состоявшую в основном из разного рода упреков. Наконец ей удалось прервать этот поток.