Гадюшник

Трубку подняла в своей комнате двенадцатилетняя дочь доктора Калабриа Николетта. Она обожала врываться к взрослым. Выскочив из комнаты, Николетта пробежала по коридору и влетела в столовую. Двенадцать пар глаз уперлись в нее.

— Папа, звонят синьору Катанье. Из Лондона. Редактор «Таймс».

Все с удивлением посмотрели на Катанью.

— Ну, Джанкарло, что ты на сей раз натворил?

Катанья улыбнулся и, извинившись, вышел из столовой. В желудке у него противно заныло, но, следуя за Николеттой по коридору, он продолжал улыбаться. Девочка указала на аппарат, стоявший в углу комнаты на столике. Словно не заметив приглашения, Катанья огляделся:

— Может, лучше поговорить из кабинета?

Надо надеяться, там телефон не прослушивается. Николетта указала на дверь в дальнем конце коридора и посмотрела вслед удаляющемуся Катанье.

Блестящий черный многоканальный аппарат стоял на большом столе посреди комнаты. Катанья посмотрел на него как на врага, но тут же взял себя в руки и снял трубку:

— У телефона!

Катанья слушал, будто пораженный параличом, не говоря ни слова. Ничего не отрицал и не подтверждал, просто слушал, плотно прижимая трубку к уху. Он понимал, что на руках у газеты все козыри. Такой вариант Катанья не исключал с самого начала, вот только необходимых мер предосторожности не принял. Он просчитался. В голове у него все путалось, в висках стучало, никак не удавалось сосредоточиться.

Наверное, это проделки Сары Йенсен. Только почему, почему она обратилась в газету, а не в полицию? Надо это обмозговать, а до тех пор от комментариев воздержаться. Катанья попросил два часа на размышления. Ему дали час. Он вернулся в столовую. Срочное дело в банке, не позволит ли ему честная компания удалиться? Ну разумеется, — все сочувственно посмотрели на него.

Калабриа, поднимаясь, спросил, не может ли он быть полезен. Катанья вымученно улыбнулся, пробормотал что-то вроде: «Спасибо, нет», — и удалился.

С боковой улочки, где была припаркована машина, он свернул на виа Солариа. Шофера Катанья отпустил. Он всегда испытывал особое возбуждение, управляя мощной машиной, и пользовался всяким удобным случаем самому сесть за руль, хотя служебный протокол оставлял ему мало таких возможностей. Даже сейчас по телу пробежала знакомая дрожь.

Через пятнадцать минут он подъехал к банку. Кивнув ночной охране, прошел через пустой в этот час холл к лифту и, как все последние пятнадцать лет, поднялся на третий этаж. Неужели вот так и суждено всему кончиться? Проклятие. Проклятие, проклятие, проклятие. Он отпер дверь и уселся за стол, обхватив голову руками.

Что-то во всей этой истории не сходилось. Карле выдавать его нет резона — ничего не выиграет, хотя и потеряет немного. Нет, скорее всего это все же Сара Йенсен. Но как она заполучила эти видеозаписи и почему постучалась в газету? Ей-то какой навар от этого? Да обратись она к нему, он бы озолотил ее и уж, конечно, распорядился, чтобы ее оставили в покое.

Он молча сидел в темноте, глядя в окно и рисуя в воображении устрашающие в своей живости картины: вся его жизнь идет насмарку, а потом, в один непрекрасный день, отворяется дверь, и спокойно входят незнакомые люди, и в тело ему впиваются пули, и фонтаном бьет кровь. А Донателла, а дети? С ними что будет?

Неожиданно он встряхнулся — промелькнула некая мысль, замаячил выход, появилось какое-то подобие шанса. Надо его использовать — терять-то все равно нечего. Глаза у него загорелись. Катанья вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо газетный лист и набрал номер. Попал он прямо на Клемента Стампа.

— Боюсь, вы напрасно теряете время, мистер Стамп. Статью-то вы все равно не напечатаете. Все это чушь собачья, и вам это известно. — Катанья сделал паузу. — И к тому же, если посмотреть на дело со всех сторон, и вашему другу будет лучше, если этот материал не появится в газете.

— Вы что, подкупить меня пытаетесь? — недоверчиво засмеялся Стамп.

Послышался щелчок — разговор окончен. Стамп сердито посмотрел на трубку, которую все еще сжимал в ладони. На смену отвращению медленно приходило нечто похожее на чувство облегчения. Катанья виновен, за ним мошенничество и убийство. Стамп внимательно вгляделся в присланную полицией фотографию сгоревшего дома Данте Скарпирато. Скадд и Фиш не спускали с него глаз. Наконец он нарушил затянувшееся молчание:

— Он виновен. Это уж точно. Не то чтобы признался, напротив, говорит, что все это наветы. И считает, что моему же «другу» будет лучше, если в газете ничего не появится.

— То есть, если появится, он ее убьет, так что ли? — спросил Скадд.

— Вот именно. А если нет, то пощадит.

Сара уж и не знала, как еще убить время — вроде все, что можно, придумала. Наконец в десять часов она не выдержала и набрала домашний номер Хилтона. Того не оказалось дома. Тогда она позвонила в редакцию. После мучительного ожидания трубку наконец подняли.

— Что-что? — Сара чувствовала, что вот-вот сорвется. — То есть как это не собираетесь печатать?

Хилтон отвел трубку, потом, помолчав немного, снова прижал к уху.

— Слушай, Сара, с тобой хочет поговорить Клемент.

— Привет, Сара. Боюсь, это еще более гнусное дело, чем тебе кажется. Если коротко, то Катанья намекает, что убьет тебя, стоит нам только напечатать этот материал.

— Стало быть, жизнь в обмен на молчание?

— Пожалуй, что так.

Сара немного помолчала.

— Знаешь, Клемент, я бы не стала беспокоиться насчет Катаньи. Ничем ему эти угрозы не помогут.

— Хотел бы разделять твою уверенность.

— Вот и разделяй.

— Что все это значит?

— Что? Милосердное общественное мнение или еще что-нибудь в этом роде.

Не дав ему задать очередного вопроса, Сара повесила трубку и слабо улыбнулась Джейкобу и Джеку:

— Должно быть, вы и сами все поняли. Я уже больше не на крючке. Клемент разговаривал с Катаньей. Если статья не появится, мне сохранят жизнь. Стало быть, теперь я в безопасности. — Она с улыбкой посмотрела на Джейкоба. — И, что еще важнее, ты тоже. — Сара перевела взгляд на Джека. — И вы. Вы оба так рисковали, выручая меня… — Сара снова заулыбалась, на сей раз сквозь слезы.

Впервые за день Кристофер Фиш улыбнулся. Едва-едва удалось избежать очередного судебного процесса. Стамп вынул видеозаписи, где фигурировал Катанья, из конверта, бросил его в мусорную корзину и обернул кассеты чистой бумагой. Затем велел Скадду принести письмо Сары и магнитофонные записи, на которых была построена его статья. Сложив все вместе, Стамп запер пакет в свой портфель. Завтра все это хозяйство будет переправлено в банковский сейф — номерной, а не персональный. Он велел Хилтону и Фишу стереть со своих компьютеров файл «Кембридж» и лично проследил, чтобы его указание было выполнено.

Все это прекрасно. Но в душе Стамп знал, что ящик Пандоры так или иначе, да откроется.

Он посмотрел на часы. Половина десятого. Пора начинать печатать номер. Он позвонил дежурному редактору Брайну Смарту. Надо чем-то заполнить пробел, образовавшийся на первой полосе. У него самого просто не хватало духа сделать это. Кивнув на прощание Скадду и Фишу, Стамп двинулся к выходу.

Джанкарло Катанья сидел у себя в кабинете, наслаждаясь одержанной победой. Прямо из челюстей дракона… Фиери мог бы им гордиться. Он посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Можно возвращаться к Калабрии — как раз к кофе поспеет. Но сначала следует позвонить Кристин.

Задание отменяется, 300 тысяч фунтов компенсации за потерянное время. Что бы это могло значить? Скрыв удивление, Кристин поблагодарила Катанью и повесила трубку. Все оборачивается к лучшему. Это задание было ей не по душе, она не любила убивать женщин. Кристин открыла сейф, вынула фотографию Сары и стала пристально разглядывать ее. Необычное лицо. Красивое, но замкнутое. Во взгляде, устремленном прямо в объектив, угадывался незаурядный ум, но за внешней уверенностью скрывалась некая смутная тревога.