Мое побережье (СИ)

Мы стояли плечом к плечу, болтая то о Хэппи, который все выбранные им экзамены уже сдал, и ныне мог лениво пролеживать бока до обеда, то поднимая некоторые тематические вопросы, дабы взаимно удостовериться, что каждый из нас владеет верной информацией.

«Сфотографируй тетрадные листы, — жужжал над ухом со своими вездесущими советами Хоган (больше мешающими, нежели действенными), взбудораженный накануне так, словно это его ждал великий и ужасный тест по истории Соединенных Штатов. — Если будет совсем сложно, сможешь подсмотреть. Ты же всегда все записывала на уроках».

«Да, так же, как и на последней контрольной по географии, когда у нее провалился телефон сквозь ще… пространство между ногами», — Тони, сидевший в тот момент в кресле и отстраненно листающий «Ридерз Дайджест», пытался держать вольную мину, однако, получив от меня возмущенный тычок по колену, прыснул и с шелестом страниц скрылся за журналом.

Мне, в самом деле, хотелось выразить ему собственное негодование, да только вышел лишь ответный смешок. Действительно, ситуация оказалась комичной: я хотела проверить, правильно ли написала столицу Буркина-Фасо, а в итоге телефон съехал с гладкой ноги и отправился в свободный полет, создавая немыслимый грохот от столкновения техники с полом на весь класс.

Старым добрым, «по традиции»-листочком с подсказками я воспользовалась только один раз — мне попался вопрос, заключенный в анализе доктрины Монро, которую я повторяла слишком давно, чтобы помнить все особенности документа, более основательно готовясь к событиям, берущим отправной точкой период «позолоченного века», и ко всем последующим десятилетиям.

В остальном же экзамены прошли достаточно… терпимо.

Я была права: больше запугивали, дабы поддерживать нас в тонусе и не давать спуску.

В чем-то я не сомневалась, а что-то наводило почти натуральную панику. Одним из самых легких из числа сдаваемых предметов, что странно, оказалась математика: видимо, мне удалось настолько довести многие алгоритмы до автоматизма, тренируясь на примерах на порядок сложнее попавшихся на экзамене, что мозг работал практически без запинок. Тем не менее, работу я проверила на несколько раз, прежде чем оказалась готовой ее сдать.

С математикой справился даже Хэппи, который решил, вероятно, за всю свою жизнь только один интеграл, да и тот — с подсказкой.

Кое-что вызывало противоречивые чувства: когда я покидала кабинет, думая, что ответила не на все вопросы, однако все же справилась с большинством, или когда я лучилась уверенностью по поводу высоких результатов, но на деле оказывалось: там недочет, здесь ошибка, и вот настроение перестает быть столь радужным.

А потом, одним довольно погожим утром, почтальон забросил в ящик коричневый конверт с моим именем и незатейливой подписью: «Результаты тестирования прилагаются».

Три «A» и одна «B» за литературу. Которую я, честно признаться, подготавливала далеко не столь упорно, как следовало бы — в голову лез только Старк, названивающий поздними вечерами и заводящий глупые разговоры ни о чем, из-за которых, тем не менее, скулы сводило от постоянной улыбки. Впрочем, поводом для уныния это не стало ни разу — особенно для Майка, который с любопытством тянул шею из гостиной, пока я распаковывала конверт, и пару минут спустя уже звонил Лесли с сообщением о грядущем ужине в кафе на Континентал Плейс.

«Неплохо», — разглядывая переданный мною лист, прокомментировал он с плохо скрываемой гордостью и той сквозящей во взгляде легкой тревогой, когда ты начинаешь осознавать, что твой ребенок вот-вот вырвется из так старательно утепленного тобою гнезда.

Конечно; я ведь сказала, что не буду ничего загадывать в отношении поступления, пока не получу результаты экзаменов. Хотя, думаю, мое решение было очевидным, пусть я и держала его в «секрете» до последнего.

Не лучшее решение. Но, в самом деле, не в Йель же мне паковать чемоданы — не тот финансовый уровень.

— Так странно, — сидя после минувшей волны суматохи на кухне, я теребила край фартука и глядела словно сквозь плиту, где медленно выпекался торт ко дню рождению Старка. — Мы столько к этому готовились, а на деле: пара часов, и назад дороги нет.

Хэппи, которого, казалось, вообще мало что беспокоило в этой жизни, шипел взбитыми сливками, украшая белыми шапочками остатки клубники. Единственная ягода, на которую у меня была аллергия.

— А мне не верится, — отвечал он, забивая рот едой, — что все закончилось, и после каникул мы больше не вернемся в школу. Такая неизвестность впереди, — он вдруг понурил голову.

Я тяжело вздыхала, разделяя его настроения.

Неизвестность.

Сплошная.

Абсолютно неопределенное будущее не внушало никакого доверия.

Мы столько лет проучились в одних стенах, а теперь нас, за шкирку, как котят да щенков, выбрасывали во «взрослую» жизнь, в отношении которой было ясно одно: это сложно, это — мир лицемеров и несправедливости вверх тормашками, где ни за чьим крылом уже не укроешься, и работает принцип «выживает сильнейший», и это ни черта не понятно.

Особенно подобный расклад, должно быть, тревожил Хэппи, который собирался поступать в колледж слишком далеко от дома.

— Мы ведь будем держать связь, да? — я бросила на него взгляд через стол, сама не зная, отчего, но чувствуя, как в носу начинает характерно щипать, а ком в горле — увеличиваться.

— Конечно. Я буду приезжать домой на все каникулы, и мы будем гулять, как раньше. Созваниваться, переписываться. На расстоянии я буду меньше раздражать тебя. — Улыбка в ответ на реплику Хогана получилась вымученной. Он потянулся и накрыл мой кулак, на несколько секунд сжав. — Все будет нормально. И Тони будет рядом, — то, как он запнулся и смущенно отвел взгляд, оканчивая фразу, говорило о многом.

Потому что он солгал.

Не будет — мы оба это знали.

***

Это был один из последних дней, проведенных вместе.

Освежающий ночной ветер гулял в распахнутом окне и мерно колыхал шторы. Вечер двадцать восьмого мая.

Единственным источником освещения являлась та самая черепашка, которую я купила в «Планетарии» — звезды растягивались вдоль стен, яркими пятнами оттеняли черную футболку Тони, мазали голубым сиянием мои согнутые в коленях и подтянутые к груди ноги и скользили по пушистой шерсти Снежка, свернувшегося в комочек на полу, посреди комнаты.

Я спрятала замерзшие стопы под уголок цветастого покрывала. Хэппи, сидевший против нас, на своем излюбленном месте — в крутящемся стуле, хмуро наблюдал за рыжим пятнышком тепла.

Мы молчали. Я не знала, как реагировать на внезапное откровение Хогана, а Тони кусал щеку изнутри и явно ушел глубоко в себя, не проявляя видимых признаков жизни кроме периодичного подергивания коленом.

«Мы порвали с Кристи», — сказал он и привычно нахохлился, что на сей раз не вызвало добродушной, приятельской усмешки, да мысленного сравнения с ворчливым воробьем.

— Знаете, — заговорил он после затянувшейся паузы, позволяя нашим взглядам зацепиться за его понурое лицо, как за единственный спасательный круг в море беседы, — я, кажется, понял смысл отношений. Его нет, если твоя девушка не является одновременно твоим лучшим другом.

И, наверное, лучше бы он продолжал молчать.

— Что случилось? — задающий подобного типа вопросы Старк — явление редкое и почти не встречающееся в природе, однако я была ему благодарна за небольшое отхождение от заявленной темы.

Это не было тем, что я была готова обсуждать сейчас. При всех нынешних… обстоятельствах.

То, что случилось последний раз на пляже, нами не оговаривалось, но становилось ясно: долго затишье длиться не сможет. Больше не сможет.

Хэппи неопределенно пожал плечами.

— Да как-то все сразу навалилось: претензии, недоговорки. Начали друг друга раздражать по любому поводу. А потом сцепились, и… закрутилось, в общем, словом за слово.

Я не удержалась и скосила взор в сторону второй фигуры, восседавшей на кровати. Благо, к тому моменту, как Тони среагировал и повернул голову, успела сделать вид, что любуюсь зрелищем дремлющего кота.