It Sleeps More Than Often (СИ)

Естественно, Катарина не собирается слишком уж откровенничать с новой знакомой. Зачем той знать, что ей пришлось сделать монастырь своим домом, потому что настоящего дома у неё не было. Что начальник информационного агентства, в котором она работала, закрыл ей путь в профессию в отместку за отвергнутые ухаживания. Что мама умерла, а отец бросил её ещё в детстве и знать ничего о дочери не желает. Что подруга села в тюрьму за совершённое ею преступление и собиралась всю жизнь тянуть из Катарины соки за оказанную некогда “услугу”. Вместо правдивой исповеди, она выдаёт более удобоваримую версию:

— Католическая Церковь сегодня переживает серьёзные преобразования. Мы идём в ногу со временем, и будучи истовой католичкой с дипломом журналиста, я решила, что принесу больше пользы своей Церкви, поступив на служение не только духовное, но и профессиональное. О, поверьте, современные монахини — вовсе не те мрачные тётки в вычурных головных уборах, какими их изображали в старых фильмах. В сестричестве мы не бездействуем — мы посвящены общественной работе, благотворительности, помощи нуждающимся, а главное — своим примером мы показываем подрастающему поколению, что служение Богу и служба обществу вовсе не противоречат друг другу!

Незаметно за беседой новые темы для разговоров возникают сами собой, а вино — напротив, иссякает. Взяв два опустевших стаканчика, Агнес отправляется за очередной порцией в дом, на время оставив гостью одну на заднем дворике.

— Что она тебе сказала? — Пауль возникает за плечом Агнес так неожиданно, что та чуть не роняет только что откупоренную бутылку. На кухне больше никого нет, и складывается впечатление, будто он только и ждал её, чтобы подкрасться сзади с расспросами.

— Пауль, да что с тобой! Вы не ладите? Ты сегодня сам не свой — я сразу это заприметила!

Ландерс мигом надевает добродушную улыбку — нужно быть осторожнее, нельзя же так палиться!

— Да нет, что ты. Просто мне кажется, эта женщина не вполне соответствует сану… Ты посмотри, как она одета — разве так подобает?

— На себя посмотри, сам-то в чём! — Агнес от души смеётся. — И не ревнуй. Катарина — милая девушка, ваша коллега, но Кристоф всё ещё твой лучший друг, и ничто никогда этого не изменит! Как дети, ей-богу…

Всё ещё хохоча, Агнес удаляется на задний дворик с двумя полными стаканчиками в руках, оставляя Ландерса негодовать в одиночестве. Не ревнуй… Она попала в самую точку! Пауль корит себя за несдержанность, за неосмотрительность. Аккуратнее, надо действовать аккуратнее. И пусть эта выскочка хоть целый свет очарует — его, Пауля, она не проведёт! Он будет следить за ней и держать ухо востро.

Подняв очередной тост за здравие именинника, женщины возвращаются к непринуждённой беседе. Под действием вкусного вина язык Агнес развязывается, и она пускается в пространные россказни о себе, об их с Кристофом детстве, о своей семье — муже и детях. О работе, о том, как бывает трудно иногда и управляться в ателье, и растить детей, и случаются дни, когда ей приходится брать срочные заказы на дом, чтобы шить их урывками, в перерывах между проверкой домашнего задания у старшего и купанием младшей. Вдруг она умолкает — ей не сразу приходит в голову, что женщине напротив, должно быть, всё это не очень-то интересно. Вся эта жизнь для неё — как кино. Муж, дети, дом, работа — это то, чего она лишила себя добровольно, но может быть, где-то глубоко в сердце, опасаясь себе самой признаться в этом, сестра Катарина сожалеет о сделанном некогда выборе. Может быть, лишнее напоминание о том, что став невестой Христовой, она избавила себя не только от простых женских забот, но и от простых женских радостей, способно вызвать её печаль… Агнес умолкает, а Катарине действительно надоело её слушать — но не по той причине, которую воображает себе захмелевшая владелица ателье. Катарине хотелось бы узнать побольше об отце Кристофе, о том, что он любит, о его бытовых привычках, о чём-то, что могло бы помочь ей составить более полное представление о давнем и безнадёжном предмете её симпатии.

— Скажите, сестра, — уловив скучающую мину на милой мордашке собеседницы, Агнес переводит разговор на другую тему. — Вы хорошо знакомы с этим местом? Я имею в виду Рюккерсдорф, приход, жителей… Сама-то я наведываюсь сюда нечасто — всё больше Кристоф навещает меня в Нюрнберге. А с местными и вовсе пообщалась сегодня впервые. Очень милые люди, скажу я Вам. Простые и честные, как и подобает тем, кто живёт в тесном традиционном сообществе. А этот охотник, Гюнтер кажется, он заходил поздравить Кристофа ещё до Вашего приезда. Я как увидела за его спиной винтовку, чуть не запаниковала! А местные ведь охотятся… Мы же в городе совсем от корней оторвались.

При упоминании Гюнтера Катарину аж передёрнуло, и она спешит запить возникшее тошнотворное ощущение остатками сладковатого вина. А сестрица отца Кристофа и правда далека от “корней” — скорее всего у Гюнтера при себе было охотничье ружьё, как в тот грозовой день, когда он вытащил мумию Майера на опушку. Но уж точно не винтовка…

— Понимаю Вашу обеспокоенность, Агнес. Судя по рассказам, Кристоф вырос под Вашим пристaльным надзором, а здесь он один, в глуши, без средства передвижения, и даже связь, бывает, барахлит… Переживаете за брата?

— Ах, Вы угадали, — немного помолчав, Агнес притворно хихикает, чуть касаясь своей ладонью обнажённого плеча собеседницы. — Да, Вы в чём-то правы. Мне бы не хотелось думать, что Вы считаете меня параноиком, чокнутой старшей сестрицей с вечной манией контроля. И всё же я хорошо знаю своего брата. Он мягок, его легко убедить. Я могу положиться на Пауля, но у него свой приход, и бывают вечера, когда я с болью в сердце размышляю об одиночестве брата, о его… незащищённости что ли.

— А знаете, никакой Вы не параноик, — хмель развязал язык не только сестре кровной, но и сестре духовной. — И опасения Ваши не беспочвенны.

Катарина умолкает, пристально наблюдая за тем, как эмоции на лице долговязой блондинки сменяют друг друга, наслаиваясь и порождая тени.

— Вам что-то известно о местном сообществе? — наконец спрашивает та, низко склонившись к Катарине, отчего дамы чуть не ударяются лбами. — Скажите, не скрывайте! Всякое возможно. Браконьерство? Незаконное предпринимательство? А может быть, на окрестных пашнях выращивают ГМО? В какую беду мой брат может ввязаться по незнанию? Не таите — я предпочла бы знать правду…

Катарина еле сдерживается, чтобы не захихикать. Момент неподходящий, но ГМО… Она серьёзно? Да уж, оторвались люди от “корней”. С таким отношением к окружающей действительности Агнес ни за что ей не поверит, решись она хоть заикнуться о культе, убийствах и чём-то подобном. Но полупьяная женщина прожигает Катарину насквозь взглядом, полным нетерпения — уже не замнёшь, не отмолчишься. Сказал “А”…

— Агнес, я не могу раскрыть перед Вами карты, ибо у Рюккерсдорфа есть секрет, и он не Ваш и не мой. Но если Вы дорожите своим братом — будьте бдительны. В этом приходе время от времени творится неладное, и отцу Кристофу действительно может угрожать опасность.

Наблюдать за лицом сестры Шнайдера забавно: она разинула рот и распахнула глаза в показном удивлении, как девушка с пин-ап плаката, и её можно было бы заподозрить в насмешке, если бы Катарина не была абсолютно уверена в том, что эти эмоции, как и их физиогномическое проявление — настоящие.

— Приглядывайте за братом, Агнес. И я буду приглядывать за отцом Кристофом и его приходом. Но главное: ему — ни слова! Сами знаете…

— Знаю, — утвердительно качнув головой, женщина уже не стесняясь хватает Катарину за руку. — Знаю — он не поверит. Спасибо, что предупредили, Катарина. Будем на связи.

Агнес покидает задний дворик, уже настигнутый сумерками, заговорщически прижав палец к губам. Катарина не уверена, правильно ли она поступила, приоткрыв карты перед малознакомой нетрезвой дамой. Остаётся надеяться, что та выполнит обещание и ни словом не обмолвится об этом разговоре перед отцом Кристофом. Поднявшись с раскладного деревянного кресла, Катарина замечает, что сама не совсем твёрдо стоит на ногах. Теперь ей необходимо как следует подкрепиться и выпить много воды. Пары часов хватит, чтобы протрезветь и быть готовой сесть за руль — ночевать в этом жутком месте она точно не останется.