It Sleeps More Than Often (СИ)

— Ах, отец Кристоф, простите за вторжение… Должно быть, мы невовремя, — начинает фрау.

— Ну что Вы, проходите! — вымученно отвечает Кристоф.

Новоявленные родители проскальзывают в гостиную, Клемен идёт следом и, поравнявшись со священником, он на секунду задерживается, оглядывая его снизу вверх хитрыми синими глазами.

— У Вас классные волосы, отец!

— Что…

Кристоф заглядывает в зеркало, украшающее стену прихожей тяжёлой рамой с лепниной — мальчик не соврал. Зеркальный портрет Шнайдера явно принадлежит карандашу шаржиста: серовато-бледное лицо примято отпечатавшимся на щеке узором жёсткого диванного покрывала, а длинные кудри торчат по сторонам, как это бывает в мультфильмах с персонажами, которых бьёт током. Извинившись перед гостями, Кристоф следует в ванную, где за три минуты успевает умыться, пригладить волосы, почистить зубы и сбрызнуть влажную ещё от пота одежду одеколоном. Вернувшись к гостям посвежевшим и обновлённым, он усаживается на один из стульев, готовый выслушать всё то, с чем они пожаловали.

— Отец Кристоф, скажите, а не удалось ли ничего выведать о конфирмации? — осторожно, почти стесняясь, спрашивает герр.

— Ах да, конфирмация! Епископ Лоренц проведёт её в сентябре, — Шнайдер уже и думать забыл об этой их навязчивой идее непременно закрепить принадлежность мальчика к Католической церкви через обряд.

— В сентябре, ну вот и славно! А до этого, отец Кристоф, скажите, не могли бы Вы позаниматься с Клеменом индивидуально? Писание и Закон Божий он и так читает каждый день, по нашему наставлению, но было бы неплохо, чтобы такой авторитетный и знающий человек как Вы снабдил прочитанное пояснениями и комментариями — сами знаете, дети порой воспринимают священные тексты слишком буквально, а наш Клемен, наш ангел, лишь недавно научился складно читать…

— Конечно-конечно, — вступает Кристоф. На самом деле ему жуть как не хочется заниматься с ребёнком — не от лени и не из неприязни: просто он не представляет, как себя с ним вести. Его единственный опыт близкого общения с детьми — эпизодические дежурства: бывали времена, когда Агнес нужно было срочно куда-то отлучиться, а её муж был в отъезде, и тогда Кристоф оставался в родительском доме сторожить племянников. Сторожить, ибо ничего, кроме щекотания подмышек и тщательной слежки, чтобы все были живы и здоровы, он не делал. — Можете оставлять мальчика в церкви по воскресеньям после службы — я выкрою часок на занятия.

— Ах, отец Кристоф, Вы как всегда на нашей стороне! Мы уж было отчаялись получить в наш приход лучшего настоятеля — после смерти Майера назначения нового ждали со страхом. Но Вы, как глоток свежего воздуха! Вы подружетесь с Клеменом, с нашим ангелом, вот увидите!

Фрау пытается пропихнуть в сжатую ладонь Шнайдера стоевровую купюру, и Шнайдера это сначала смущает, потом злит. Он насилу заставляет её оставить деньги при себе, и ему даже неудобно отказываться — он будто бы обижает набожных стариков, хотя на самом деле это они обижают его.

— Увидимся, отец! — Клемен махнул рукой на прощанье и осторожно прикрыл за собой и своими новыми родителями входную дверь.

Оставшись один, Кристоф немедля сбрасывает ненавистную одежду — всю. Душ решает принять потом — сперва следует чего-нибудь перекусить, ведь он со вчерашнего обеда так и не ел. Заваривая чай и намазывая слегка зачерствевшие хлебцы сливочным маслом, он обдумывает странный визит. Похвально стремление приёмных родителей не просто обогреть сироту, но и взрастить его в лоне святой церкви, снабдив подабающими знаниями. Но откуда такое рвение — на носу лето, школьные каникулы, мальчишке следует играть в футбол, ну или в приставку — во что они там в этом возрасте играют? Не зубрить же евангелие целыми днями! И странно, как фрау Вебер отозвалась об отце Клаусе — она сказала “после смерти”. Да, они ждали назначения нового настоятеля в приход “после смерти Майера” — так она сказала, но ведь тогда он всего лишь считался пропавшим без вести, и почти никто всерьёз не допускал мысли о его гибели, а истина о его судьбе раскрылась всего несколько дней назад. Бедняжка фрау Вебер — оговорилась наверное. Вот почему Кристоф с недоверием относится к пожилым родителям — у них уже и память не та, и зрение, а за ребёнком глаз да глаз нужен…

Отбросив пустые размышления, Кристоф решает сосредоточиться на своих ближайших планах. Скоро у него день рождения — совсем скоро, и была б его воля, не было бы никакого праздника. Но Агнес уже дала понять, что уж в этом-то году торжества в свою честь ему не избежать. Последние три года Кристоф встречал этот день скромно, в компании сестры, её семьи и, конечно же, Пауля, но в этом году сестра посчитала, что брат заслуживает настоящего праздника. Назначение на пост настоятеля, собственный приход, да что там — его даже по телевизору показывали! Шнайдеру есть что отметить, и Агнес взяла на себя все заботы по подготовке праздника, который впервые решено провести не в Нюрнберге, в отчем доме, а в Рюккерсдорфе — в доме молодого Отца Настоятеля. Его задача — явиться в собственный дом на собственный праздник, не забыв при этом пригласить кого-нибудь из новых друзей. Новых друзей у него немного, как и старых, но вот сестру Катарину он обязательно пригласит.

***

Уже почти доехав до монастыря, Катарина внезапно разворачивается и направляет автомобиль обратно, в центр города. Ей подумалось: матушка занята своими делами, в монастыре её никто не спохватится — к её вечным отлучкам подруги по вере уже давно привыкли, погода установилась почти летняя, настоящая, солнечная, и почему бы не…

Торговый центр City Galerie немноголюден — в разгар рабочего дня здесь прогуливаются лишь пенсионеры да декретницы. Можно спокойно пройтись по магазинам, прикупить себе обновку-другую, посидеть в кафе, привести мысли в порядок. Сетевую кофейню, служившую в былые времена им со Штеффи местом для тайных встреч — встреч шантажистки и жертвы — она обходит стороной. Не хочет ворошить воспоминания — появление Лоренца в её жизни поставило крест на шантаже бывшей подруги, и всё же у сестры есть причины не держать зла на уголовницу. Та здорово выручила их вчера — если бы не она, кто знает, как закончилась бы потасовка на площади. К тому же, благодаря учинённому Штеффи расследованию, Катарина напала на след ужасного культа. Мысли о рюккерсдорфских сектантах в одно мгновение омрачают праздный настрой: Катарина даже откладывает в сторону столовые приборы, с равнодушием глядя на почти нетронутый салат с кунжутом и курицу по-тайски. Предчувствие угрожающей отцу Кристофу беды, переживания за несчастного сироту отбивают аппетит. Насилу заставив себя вернуться к еде, Катарина пытается придумать, как рассказать Шнайдеру правду. Как заставить его поверить? Если бы они были героями американского боевика, отец настоятель уже давно взял бы мальчишку за руку и удрал с ним за тридевять земель, перед этим разнеся в пух и прах всю деревню вместе с её чокнутыми обитателями. Но у Шнайдера на уме лишь служба — слушать монахиню он не станет; более того, вздумай она рассказать ему о своём расследовании, она потеряла бы его доверие навсегда. Иногда даже самые хорошие люди не видят правды. Шнайдер — хороший человек, но слепая вера и его самого делает слепым.

Как это часто бывает, когда мы думаем о каком-то человеке, он вдруг напоминает о себе. Так происходит и с Катариной: выудив из рюкзачка дребезжащий мобильник, она видит на экране имя отца Кристофа, и её сердце радостно ёкает. Наверняка он звонит, чтобы справиться о том, как она добралась вчера до дома… Разговор недолог, но по его завершению сердце Катарины уже подпрыгивает к горлу — от радости, и немного от волнения. Отец Кристоф пригласил её на свой день рождения! В Рюккерсдорф, одиннадцатого мая. Катарина обещала обязательно приехать. Конечно, будет там и Ландерс, и местные деятели — фактически для сестры праздник грозит обернуться погружением в круг врагов. Но Шнайдер упомянул о своей старшей сестре, которая, по его словам, и настояла на торжестве. Значит, у него есть сестра. Взрослая и инициативная. А вдруг это шанс…