Месть Ветра (СИ)

По легенде Дикон тоже вел свой род от одного из Четверых — Лита — но предпочитал об этом не задумываться: слишком обидно становилось. Его семья едва сводила концы с концами, хоть и жила в древнем замке. Жирной чертой стоило подчеркивать слово «древний», а не «замок». Не проходило дня, чтобы в нем чего-нибудь не ломалось, осыпалось, разрушалось…

В столь плачевное состояние семью погрузил дед, когда просадил почти все сбережения и имущество в гоганскую рулетку, а Эгмонт делами семьи не занимался, месть Алве занимала его всяко сильнее расходных книг и ремонта родового гнезда.

Убедившись в неспособности наемников и бандитов совершить убийство, он решил поймать Алву сам: договорился со Спрутом о том, что станет сопровождать большую партию сакотты, а затем через подставных лиц слил информацию. Алва, наверняка, знал о готовящейся ловушке, но все равно приехал. Произошедшее между ним и Эгмонтом вполне удалось бы счесть дуэлью. В результате нее Алва отделался простреленным бедром и плечом, Эгмонт получил пулю в сердце и скончался мгновенно.

Дикон лежал в слишком мягкой и потому непривычной кровати, рассматривал синий шелковый балдахин и пытался ответить на вопросы, к истории отца непосредственно никакого отношения не имеющие. Например, почему о его смерти или разоблачении не писали в газетах, а самого Дикона в школе не дразнили сыном наркодилера? Отчего его вообще взяли в учебку с таким-то отцом? Матушка до сих пор получала пенсию и надбавку по потере кормильца, регулярно выплачиваемую Управлением полиции, словно Эгмонт Окделл был порядочным полицейским, погибшим на службе. Зачем Алва хранил документы, если не собирался их использовать, ведь не мог же он рассчитывать на встречу с Диконом? Или все-таки мог?..

========== Глава 6 ==========

Оно вошло ближе к середине ночи: огромное, белесое, даже удивительно, что смогло просочиться в дверь. Ног у существа не имелось, как и туловища, зато в количестве наличествовали тентакли. Они торчали во все стороны, а у основания сплетались в клубок или даже плод. Чем-то его вид напоминал астры, которыми буквально был одержим бывший коллега матушки. Несколько раз они всей семьей отдыхали в Эпинэ, в поместье все клумбы кишели этими цветами, словно варастийская степь ызаргами. Из «бутона» тентаклей поднимались четыре змеиные шеи, увенчанные кабаньими и лошадиными головами.

Зрелище — еще то. Дикон скатился с кровати, но спастись бегством не успел. Тентакли оплели его ноги, грудь и плечи. Он попытался вырваться — хватка стала жестче. Попробовал закричать, и кончик еще одного заткнул рот, а затем начало происходить и вовсе какое-то непотребство, потому что очередной тентакль, будто играючи, обвил его вокруг пояса и ткнулся в пах. Дикон дернулся, мотнул головой, но добился лишь того, что отросток, находящийся во рту, погрузился глубже, едва не лишая способности дышать.

Послышались хлопки и шелест крыльев, на карниз за окном опустился ворон, как две капли воды похожий на того, который прилетал во время разговора с Алвой, постучал клювом по раме, каркнул пару раз и, проигнорировав стекло, с легкостью проник через него в комнату. Синие глаза блеснули, оглядывая происходящее, ворон наклонил голову и вполне по-человечески усмехнулся, а потом перелетел и сел Дикону на плечо.

«Мое сердце в руке моей», — произнес он мягко, и Дикон проснулся в холодном поту… и не только в нем.

— Кош… кош… кош… — остервенело ругался он, отмываясь от последствий неожиданного конфуза. И ведь точно помнил: «игры» с чудовищами его не возбуждали. Что же тогда послужило причиной «мокрого сна», хотел бы он знать!

Он вышел из ванной и бросился на кровать нагишом, как был. Сил не имелось никаких. Совсем. Следующий прибравший его кошмар казался одновременно и привычным и в четыреста раз худшим.

Все тот же каменный лабиринт, что и в детстве, и в юности. Казалось бы, он уже привычен, знаком каждый поворот и камушек. Сужающиеся коридоры только вначале пугали, будто стиснут до смерти. Дикон застревал в них лишь в первые посещения. Теперь он больше не представлял лабиринт незыблемой твердыней, скорее, он казался некой системой вроде кровеносной. Сосуды, которые его образовывали, могли расширяться и сужаться.

Сегодня Дикон находился в лабиринте не один, за ним двигалось нечто, чему он не мог найти названия, и прекрасно знал, что умрет, если позволит себя поймать. Он бежал вперед, выбиваясь из последних сил, ожидая того момента, когда ноги подломятся. Наверное, тогда ему станет все равно, и страх притупится или даже отступит.

Коридор впереди сжимался, царапая каменными стенками плечи, но Дикон не боялся застрять. Он прорывался вперед, щедро делясь с камнями кровью, а те радостно гудели, приветствуя его. В какой-то момент его сжали особенно сильно. Дикон замедлился и расслабился, ни в коем случае не рванулся вперед. Когда-то он уже делал такую ошибку, и утром едва мог подняться с постели: ребра ныли неделю.

Впереди замаячило идеально-круглое отверстие — какая-то дыра, уводившая в темноту. Пожалуй, свет в конце тоннеля обрадовал бы Дикона больше, но он и против такого шанса на спасение не возражал. Стены, наконец, ослабили хватку и позволили протиснуться дальше. В спину дохнуло теплым воздухом, и Дикон, строго-настрого запретив себе оглядываться, пополз вперед. Дыра приближалась. Он не допускал мысли, будто не сможет в нее протиснуться, и та вела себя примерно, оказавшись даже больше, нежели он рассчитывал.

Дикон очутился в знакомом кабинете с синим шелком на стенах. Он одновременно и походил на тот, в котором принимал его Алва, и отличался. Никаких доказательств технического совершенства их круга не находилось. Так, вероятно, выглядела обстановка при Алонсо Алве, а, возможно, и раньше.

Стоило об этом подумать, как в ботинок Дикона врезалась самая обычная заводная машинка. Такие игрушки были очень популярны и среди детей, и среди взрослых. Последние собирали коллекции. Он наклонился и поднял ее. Игрушку явно делали на заказ: по тому же принципу, что и один из телефонов на столе Алвы. Через прозрачный корпус легко удавалось разглядеть все мелкие детальки, хотя понять, как она работает, Дикон, скорее всего, не смог бы все равно.

По ушам ударила лихая мелодия. Она началась как-то с середины, вероятно, Дикон попросту не сразу услышал ее. Он обернулся к камину. В кресле возле него сидел черный человек и неистово бил по струнам (мелодия была невероятно красивой и захватывающей, но иного слова не приходило на ум). В движениях человека… существа, уже однажды выведшего Дикона из лабиринта, сквозило нетерпение и раздражение. Он резко увеличил темп, а потом прижал рукой струны, заставив гитару замолкнуть.

— Зачем вы снова пришли? — спросил он, не оборачиваясь и по-прежнему смотря в каминное пламя. — Неужели первого раза оказалось недостаточно?

Дикон открыл было рот, но его прервали:

— Полно, юноша, вас больше не преследуют.

Наверное, следовало поблагодарить и уйти, но этого отчаянно не хотелось. Дикон поискал глазами, куда бы сесть. Второе кресло обнаружилось у стола, так что он просто прошел туда и сел: вначале на самый краешек, будто бедный родственник, затем, мысленно обругав себя, облокотился на спинку и даже закинул ногу за ногу. Это был некий компромисс с самим собой: в кресле хотелось устроиться с ногами, но подобной наглости он пока не мог допустить.

Незнакомец рассмеялся: звонко и ни капельки не зло.

— Неужели вы все же научились дерзить и не уходить, когда вас откровенно гонят? — спросил он через некоторое время. — Это очень хорошо, юноша, поскольку люди лгут всегда, и самим себе даже чаще, чем кому бы то ни было.

— Я хочу остаться, — неожиданно для себя самого сказал Дикон.

— Отдохните немного, — не говоря ни да, ни нет, произнес незнакомец, — и, прошу, не растеряйте эту свою уверенную восхитительную дерзость.

— Не растеряю, — пообещал Дикон.

Незнакомец начал оборачиваться, но его лица не удалось рассмотреть и на этот раз.